Дурной глаз

После минуты тщетной погони скорость пришлось сбросить.

– Какой у него номер? – спросил он ровным тоном, но глаза его сощурились от ярости. – Ты заметила?

– Нет, не заметила, – недовольно отозвалась Лерка. – Зачем тебе его номер, Сирёж?

– «Пробью» мудака.

Сзади послышалось девчачье хихиканье.

– Сирёж!

– Отстань, – бросил он, нервно жуя губы.

– Когда уже город? Едем, едем и всё никак.

– Когда-нибудь, – сдержанно ответил он, думая об Y-образной развилке. Правильно ли он свернул? И почему, самое главное, он её не помнил? Местность вокруг тянулась самая бесприметная, глазу не за что зацепиться. И потому Серёга не мог сказать, что она ему знакома.

– Приедем, – сказал он, желая убедить в этом больше себя. Ему страшно хотелось свериться с картой в смартфоне жены. Сам он пользовался кнопочной мобилкой, так как смартфонам не доверял – все знают, что смартфоны прослушиваются западными разведками. Разумеется, он этого не сделает. Нельзя демонстрировать неуверенность окружающим, особенно если это жена и дочь. Неполезно для авторитета главы семьи, знаете ли.

– Сирёж, – снова напомнила о себе супруга, и десяти секунд не прошло. Голос её звучал как-то странно, как у человека, который раскрыл чужой обман. – Ты говорил, что не заправлял до полного бака.

– Ну, – подтвердил он, бросив косой взгляд на Лерку. Она же смотрела мимо него на приборную панель – сосредоточенно, напряжённо, испуганно – и Серёга невольно проследил за направлением её взгляда.

Индикатор уровня топлива показывал полную заполненность.

– Насос на заправке и правда был неисправен, – хмыкнул Серёга. – Залил больше нужного за меньшие бабки. Халявочка!

Вот только когда он садился в машину после того, как заправился, индикатор показывал половину бака. Он проверял. Да, иногда прибор после заправки выдавал показания с погрешностью… но не в пятьдесят же процентов.

Ну и что делать с этим противоречием?

Правильно, игнорировать. Колонка оказалась с дефектом, индикатор среагировал с задержкой, нечего заморачиваться и всё будет чики-пуки. Образ лыбящегося верзилы с красной банданой на голове возник перед его мысленным взором, подобно призраку, и озноб пробежал по серёгиной спине.

– Господи, Сирё-ож, – всхлипнула Лерка, прижимая к подбородку кулачки в хорошо знакомом ему мелодраматичном жесте, означавшем, что жена либо крайне заинтересована, либо напугана. Или и то, и другое сразу. Обычно он наблюдал этот жест, когда Лерка смотрела всякие будоражащие шоу – про пришельцев, похищающих людей ради опытов, про заговоры мировой закулисы, про полтергейст, – и находил его забавным. Но не сегодня. Не сейчас.

– А нечего было подслушивать херь всякую, – заметил он раздражённо.

– А если это правда, Сирёж?! – Лерка резко развернулась к нему. – Аномалии и проклятия… – Она понизила голос, чтобы не привлекать внимание Ники. – Проклятия существуют.

В отличие от неё Серёга не собирался шептать. Напротив, он прибавил громкости:

– Ты сама посуди. Даже если все пропавшие водители заправлялись на той заправке до полного бака, какая связь с их исчезновением? Только потому, что так сказал тот обрыган? С тем же успехом можно сказать, что они пропали потому, что ехали на машинах.

И Серёга хохотнул, отрывисто и зло.

Лерка продолжала прижимать кулачки к подбородку. Значит, его слова не подействовали. По крайней мере, она хоть замолкла. Спасибо богу за маленькие радости.

Дорога – вот что волновало его по-крупному. Слева беспрерывно тянулся выцветший луг с опорами ЛЭП, справа – такой же однообразный лесок. И эта «Киа», ушедшая за горизонт… С тех пор им не встретилась ни одна машина, никто не пытался обогнать. «Рено» катил по пустой дороге. Стерильной, если бы не раздавленный зверёк, который, впрочем, давно остался позади.

Серёга непроизвольно подумал о закольцованной киноплёнке и зрителях, вынужденных нескончаемо смотреть одни и те же кадры.

Впрочем, он был больше, чем зритель, он – участник.

Мысль абсолютно ему не понравилась. Было в ней что-то от тех передач, которые любила смотреть Лерка, и он уже не мог от неё отделаться. От мысли, не от жены. Хотя…

И вот помянешь же чёрта – та опять начала канючить:

– Сирёж, а мы правильно едем?

– Тут одна дорога, – буркнул он, прибавляя скорости. Только скорость могла развеять его сомнения – и тревогу. Слово «заблудился» ещё не прозвучало в его сознании, но, неоформленное, уже поселилось там. Шевелилось, как змея в норе – ты её не видишь, но знаешь, что она есть, и если сунешь в нору палец, змея может укусить.

Лучше не совать палец в нору, не произносить про себя запретное слово, а давить на педаль. Ещё чуть-чуть, и слева появится жёлтый рекламный щит, который висит на въезде в город с незапамятных времён: УЧАСТКИ В СТУДЁНОВСКОМ БОРУ! СПЕШИТЕ! ПРОДАЖА! ПРОДАЖА! ПРОДАЖА!

Серёг включил радио, чтобы успокоиться. На «Ретро FM» Шевчук пел про дождь. Серёга, считавший Юру-музыканта изменником родины, переключился на другую станцию и поймал русофоба Макаревича. Сморщился и продолжил поиски. Другие частоты отвечали ему треском или наполненным шорохом молчанием. Под конец радио выплюнуло громкое механическое «Авгав! Харр!», которое скорее напугало Серёгу, чем разозлило. Он сдался и выключил магнитолу.

Тут Лерка плаксиво повторила вопрос:

– Сирёж, мы точно правильно едем?

Серёга посмотрел на жену и словно впервые её увидел. Лерка, конечно, утратила соблазнительность той восемнадцатилетней девушки, с которой он когда-то познакомился, Серёга давно это сознавал, но именно сейчас он увидел её по-настоящему, глазами незнакомца: морщинки возле губ и глубоко посаженных глаз, а под глазами – круги. На левой скуле бородавка, из которой растёт волосок, а над правой бровью, точно для симметрии, налился бордовым соком прыщ. И усики, едва заметные, и не такие чёрные и густые, как у тёщи, но ведь всё, чёрт подери, впереди! А вдруг и у Ники такие появятся, когда та вырастет?

Ни девственности, короче, и не соблазнительности, подумал он мрачно, продолжая изучать Лерку. Ему не составляло труда представить, какой та будет в старости. Женские черты отпадали, как луковая шелуха, и под ними проступала гадкая бабкина рожа.

– Сирёж, ну ты чего молчишь?

– Мы едем правильно точно! – ответил он с еле сдерживаемым раздражением. Ещё один подобный вопрос, и оно вырвется, подобно пару из перегретого котла.

– Мы очень долго едем просто, Сирёж.

– Дорога одна здесь. – Его голос звучал спокойно, настолько спокойно, что умному человеку впору было бы искать бомбоубежище. Но бабёха, на которой его угораздило жениться, к умным не относилась. У него не осталось на этот счёт сомнений.

– Сирёж, я просто не узнаю, где мы едем…

Ну всё. Бог свидетель, он пытался.

– …и то, что говорил тот человек на заправке…

– Не нуди мне под руку! – проревел он, брызжа слюнями в лицо жены. – «Сирёж, Сирёж, Сирёж»! Прекрати, нахуй! Довела!

И хотя прижавшаяся к двери Лерка, как видно, не собиралась больше перечить, он принялся колотить ладонью по торпедо. Скоро ладонь, как поётся в песне, превратилась в кулак. Серёга лупил, не ощущая боли.

Пронзительно, словно раненый зверёк, завизжала Ника. Серёга ударил по тормозам – всех швырнуло вперёд, всех удержали ремни – включил нейтральную передачу и рванул рычаг ручника в положение N. Каким-то акробатическим чудом задрал ногу и стал колотить по приборной доске уже ею.

– Довела! Довела! Что ты за тварь такая?! Довела!

Под торпедо что-то хрустнуло.

– Видишь, что ты натворила?!