Занимательная история Церкви

Появление христиан-сенаторов и более близкое знакомство с новым учением заставило римлян задуматься, так ли уже необходимо казнить людей только за то, что они придерживаются другой веры. Противоречие между здравым смыслом и законом стало настолько очевидно, что власти во многих провинциях предпочитали следовать первому, а не второму. Узнавая на деле, кто такие христиане, правители были склонны проявлять мягкость и избегать суровых наказаний. Некоторые проконсулы сами защищали христиан от гонений со стороны народа, заявляя, что потакать таким преследованиям значило бы поддерживать общественные беспорядки. Народ, наоборот, был настроен против христиан и видел в них изгоев и источник всяких бед.

В царствование Септимия Севера (193–211) христианство исповедали уже многие сенаторы. Север вначале питал симпатию к христианам (христианин Прокул излечил его от болезни, помазав церковным елеем) и даже отпустил на свободу несколько христиан-сенаторов, но затем издал суровый указ, запрещавший принимать как христианскую, так и иудейскую веру. Христиан, уже привыкших к относительно спокойной жизни, этот удар застал врасплох. Тогда едва ли не впервые в истории прозвучало мнение, что царство антихриста уже пришло. Во время этих гонений погибла Потамиена, александрийская рабыня и замечательная красавица: ее медленно поливали кипящей смолой с ног до головы, пока она не умерла. Еще больше прославилась знатная римлянка Фивия Перпетуя, которая вела записи и описала то, что с ней происходило, в личном дневнике.

Перпетуя

Когда вышел указ Севера против христиан, Перпетуе – по латыни ее имя значит «вечная» или «постоянная» – было 22 года. Она жила в Карфгене вместе с отцом, недавно родила ребенка (о ее муже ничего неизвестно) и готовилась к крещению под руководством некоего Сатура. Отец долго уговаривал ее отказаться от этой мысли, но Фивия в ответ указала ему на кувшин и спросила: «Можешь ли ты назвать это иначе, чем кувшином?» «Нет», – ответил отец. «Вот так и я не могу назвать себя иначе, чем христианской».

Вскоре Фивию арестовали и посадили в тюрьму вместе с ее рабыней Фелицитой, беременной на 8 месяце, которая тоже собиралась креститься. В тюрьме узники сидели в двух комнатах, тесно набитых заключенными, всегда погруженных в темноту, душных и жарких, почти без воды и без еды. «Я ужаснулась, – писала Фивия в дневнике. – Прежде я никогда не была в такой ужасной темноте… Страшная жара от множества заключенных, жестокое обращение солдат и мучительная тоска о своем ребенке!» Но община христиан не забывала о своих узниках и делала все, чтобы облегчить их положение. С помощью денег они перевели Перпетую в более удобное место, где она смогла кормить ребенка, которого ей приносила ее мать, а потом и взять его совсем. Здесь Перпетуя крестилась вместе с другими оглашенными.

В тюрьме у нее начались видения. Фивии чудилось, что она стоит в начале золотой лестницы, уходящей в небо и такой узкой, что по ней мог пройти только один человек. По краям лестницы торчали орудия пыток, а на верхних ступеньках стоял ее наставник Сатур, призывая ее идти за ним, но остерегаться сидящего внизу дракона. Призвав на помощь Христа, Перептеуя сокрушила голову дракону, поднялась на небо и увидела Пастыря в образе старца с белыми волосами, который доил овец и делал из молока сыр. Он дал ей попробовать кусочек сыра: проснувшись на своем ложе, она еще ощущала во рту его райских вкус.

В другой раз ночью ей в видении явился ее брат Динократ, умерший от раны на лице. Он вышел из темного места, объятый пламенем и мучась от жажды: край колодца, из которого он хотел напиться, был слишком высок, и он не мог достать воды. После молитв Перпетуи о его спасении он явился вновь ей, но уже в светлом месте: его рана почти зажила, колодец был ему по пояс, и он с веселым видом пил из стоявшей на краю золотой чаши.

Перед допросом Перпетую снова посетил отец. Он на коленях умолял дочь об отречении, говорил, что ее казнь покроет позором всю семью, и целовал ей руки, обливая их слезами. «Вспомни, как я носил тебя на руках, как всегда предпочитал тебя твоим братьям. Посмотри на мать, братьев, на своего маленького сына, которому без тебя не жить!» Позже, уже во время суда, отец ворвался в зал с ребенком на руках, протягивая ей сына и умоляя сжалиться над ним. Все эти душераздирающие сцены не повлияли на решимость дочери. Перпетую признали христианкой и вместе с остальными приговорили к казни. Рабыня Фелицитата из-за беременности не могла быть казнена, но преждевременно родила и поэтому тоже подпала под приговор. Роды оказались такими тяжелыми, что даже охрана проявила к ней сочувствие, предупреждая, что на казни ей будет еще труднее. Как же ты собираешься вынести такие муки? – спросили они. Фелицитата ответила: «Сейчас я страдаю за себя, а там я буду страдать за Другого, и Другой примет на себя мои страдания».

Остальное известно по рассказам свидетелей. В день торжеств, устроенных по случаю рождения сына императора, приговоренных вывели на казнь. Мужчин хотели одеть как жрецов Сатурна, а женщин – как жриц Цереры, но христиане попросили власти этого не делать, потому что они умирают как раз за то, чтобы не иметь ничего общего с язычеством. Их просьбу выполнили. Первыми казнили мужчин, которых, по обычаю, сначала пытали. Потом выпустили леопарда, медведя и дикого кабана. Сатур радовался тому, что не попал в лапы медведям, которые вызывали у него особое отвращение: предназначенный для него медведь отказался выходить из берлоги, и вместо этого он был истерзан леопардом. Наслаждавшаяся зрелищем толпа кричала, что он «славно умылся кровью» – так обычно говорили о гладиаторах. Другие добавляли: «Вот теперь он действительно крещен».

Перпетую и Фелицитату, одетых в легкие туники, поставили перед разъяренной коровой. Она опрокинула на землю Фелицитату и несколько раз подбросила на рога Перпетую, разорвав на ней одежду и растрепав волосы. С трудом поднявшись, Перпетуя прикрыла обнажившееся тело и заколола волосы, потом подошла к Фелицитате и помогла ей встать. Оба уже плохо сознавали, что происходит: когда их на время отвели в сторону, Перпетуя спросила, а когда же появится обещанная корова. Поскольку животные их не убили, дело должен был закончить специальный гладиатор; по требованию публики это сделали не в специальном месте, а посреди арены на глазах у всех. Гладиатор был молод, смущен и неопытен: он не смог сразу убить Перпетую и бесполезно колол ее мечом, нанося болезненные, но не смертельные раны. Тогда она сама взяла руками меч и направила его себе в горло.

Глава третья. Императоры и мученики

Цезари добрые и злые

Наследники Септимия Севера, Каракалла и Геолиогабал, не оставили по себе доброй памяти. Один проливал реки крови и перебил почти всех своих родственников, включая родного брата; другой, изнеженный подросток, прославился только роскошными пирами, которыми истощил римскую казну. По своим религиозным взглядам Каракалла был приверженцем культа Исиды, а Геолигабал исповедал финикийский культ Солнца, к которому мечтал приобщить всех римлян. К христианству они оба были равнодушны и почти не занимались делами государства.

Следующий император, Александр Север, двоюродный брат Гелиогабала, человек слабый, но мягкий и незлой, признавал всех богов подряд, почитая таковыми и великих людей прошлого. В его молельне среди прочих стояли бюсты Орфея, Авраама, Христа и мага Аполлония Тианского. Христиане при Александре благоденствовали. Мать императора Юлия Маммея любила беседовать со знаменитым богословом Оригеном, а сам цезарь часто повторял иуйдейско-христианское изречение: не делай другому того, что не желаешь себе, – и даже чеканил его на стенах судов и магистратов. В споре, завязавшемся между христианами и цехом трактирщиков вокруг какого-то земельного участка, Александр Север решительно встал на сторону христиан, заявив, что лучше построить храм какого-нибудь бога, чем трактир.

Преемником Александра стал его полководец Максимин, убивший императора и узурпировавший власть. Он ненавидел как самого Александра, так и все, что с ним было связано, поэтому устроил гонения на облагодетельствованных Севером христиан, в том числе против близкого к императорскому двору Оригена. Но в этих гонениях Максимином руководили скорее личные, чем принципиальные мотивы.

Один из последователей Максимина, Филипп Араб, по легенде сам был христианин. Христианство становилось все сильнее. Церковь пустила глубокие корни в государстве, которое продолжало относилось к ней враждебно, но уже редко проявляло эту враждебность на практике. К тому же, христиане, в отличие от язычников, не стремились к карьере. Наоборот, они избегали высоких должностей, связанных с языческими культами, и порой отказывались от своего имущества, чтобы не быть на них избранными согласно имущественному цензу.

В армии христиане занимали двусмысленное положение. Они были как скрытый враг, который в любую минуту мог быть обнаружен и уничтожен, иногда по чистой случайности. Так, один храбрый солдат получил в качестве знака отличия корону, но во время парада отказался ее одеть, будучи христианином, и был казнен. Отношение самих христиан к военной службе тоже было сложным и противоречивым. Известна история Максимилиана, который во время набора рекрутов отказался служить в армии, ссылаясь на то, что он христианин. Занимавшийся набором проконсул Дион возразил, что в армии служит много христиан, даже в императорской гвардии, но Максимилиан твердил, что не будет служить, потому что не хочет делать зла. «Разве служить на военной службе значит делать зло?» – спросил Дион, на что Максимилиан ответил: «Ты сам знаешь». Дело кончилось казнью, и Максимилиан стал мучеником за то, что отказался быть солдатом. Другой легионер, центурион Маркелл, отказался явиться на торжественный обед в честь вступления на престол императора Диоклетиана: он вышел перед легионом, сбросил пояс и виноградную ветвь и объявил: «Я служу Христу». На суде Маркелл сказал, что он воин Христов и не может служить императору, после чего был казнен. В то же время многие христиане служили в армии, и никто их за это не осуждал.

Деций

Христине уже почти привыкли к мирному существованию в римской империи, когда на трон взошел Деций. Деций был император-идеалист, реформатор консервативного толка, мечтавший о возрождении былой славы Рима. Его заветной мыслью стало восстановление идеалов республиканского правления, основанных на мужестве, патриотизме, личном достоинстве и нравственной чистоте. Будучи единовластным монархом, он отстаивал права римского Сената, ратовал за исполнение архаических законов и пытался обуздать пороки общества с помощью древнего установления – цензуры. В цензоры он назначил сенатора человека с безупречной репутацией по имени Валериан (правда, тот отказался занять пост, сославшись на то, что разложение зашло слишком далеко и исправить нравы граждан уже невозможно). Сам Деций и его сын вели настолько чистую и безупречную жизнь, что в честь императора была выбита специальная монета с надписью «Целомудрию Августа».

Такой император, глубоко нравственный и принципиальный, должен был быть страшен для христиан. И действительно, за два недолгих года его царствования, с 249 по 251 годы, на них обрушилось одно из самых жестоких гонений за всю историю Церкви. Дело было поставлено широко и хорошо организовано. Все христиане – которых местные власти прекрасно знали, потому что они уже привыкли не скрываться, – должны были в определенный день явиться в префектуру или другое официальное учреждение и объявить о своем отречении от христианства, доказав это принесением жертвоприношений богам. Всех, кто отказывался от отречения или просто не являлся вовремя, ждали пытки и казнь.

К тому времени христиане давно забыли об опасности. Христиан было много, и большинство открыто исповедовали свою веру, не сомневаясь, что им ничего за это не грозит. Наступление Деция для них было равносильно нападению врага на расслабленную и деморализованную армию, привыкшую к мирной жизни и разучившуюся воевать. Поэтому в Церкви сразу последовали массовые отречения. Нашлось немало христиан, которые добровольно устремились к языческим алтарям, ведя своих жен и детей. Одни делали это смело и развязно, писал церковный историк Евсевий, другие подходили «бледные и дрожащие, словно не они собрались принести жертву, а сами шли как жертвы на заклание». Христиане-чиновники являлись в префектуры и отрекались от Христа по долгу службы. Некоторых насильно тащили их родственники и друзья, один муж даже принес жертву вместо своей жены, хотя она громко кричала: «Это ты сделал, а не я!» Были и такие, кто вначале отказался отречься, но не выдержал тюрьмы и пыток и все-таки принес жертву. Самому класть жертву на алтарь было не обязательно – достаточно было получить у чиновника справку о жертвоприношении, которая приравнивалась к самой жертве. Многие не делали даже этого и просто подкупом добивались того, что власти вычеркивали их из списка христиан и избавляли от необходимости явиться для отречения. Таких Церковь все равно считала падшими, хотя в менее тяжелой форме, чем других.

Справка о жертвоприношении

«От Аврелия Диогена, сына Сатавута, из деревни Александрова острова, 72 лет от роду, над правой бровью рубец. Я и всегда приносил жертвы богам, и теперь, в вашем присутствии, согласно с эдиктом, я принес жертву и совершил возлияние и вкусил жертвенных мяс. Прошу вас подписаться. Желаю благополучия. Аврелий Диоген подал прошение. Аврелий Сир: свидетельствую в качестве участника, что Диоген принес жертву вместе с нами. В первый год Самодержца Кесаря Гаия Мессия Траяна Декия благочестивого благополучного Августа. Епифи 2 (июня 25)»

.

Церковь переживала тяжелое время. После мученичества римского епископа Фабиана никто в течение года не осмеливался занять его место, и епископская кафедра оставалась пустой. Брошенные в темницу, скончались епископ Александр в Иерусалиме и епископ Вавила в Антиохии: последний провинился тем, что дерзко оттолкнул императора, когда тот после жертвоприношения хотел войти в храм, чтобы сравнить языческие обряды с христианскими. Пострадал и великий Ориген, которому было уже 70: после мучительных пыток ему перебили все кости и отпустили на волю умирать. Другого римского епископа, Моисея, истязали в тюрьме 11 месяцев и 11 дней, после чего он скончался. Святого Трифона, по рассказу очевидцев, сначала волочили, привязав к коню, потом долго водили по городу, вбив в ноги железные гвозди. Вообще, власти старались больше мучить и пытать христиан, а не убивать их. Смерть христиан ничего не давала, кроме появления новых мучеников, которые только укрепляли Церковь: важно было именно добиться отречения. В Карфагене один из узников писал: «По указу императора нас велено морить голодом и жаждой: 8 дней назад нам в последний раз дали, тоже после 5 дней совершенного поста, немного хлеба и мерку воды». Эта тактика часто себя оправдывала: многие христиане, ждавшие быстрой казни и венца мученичества, не выдерживали долгих пыток и отрекались от веры.

Особенно жестокими были мучения в Александрии. Христианке Квинте связали ноги и протащили через город по камням, хлеща бичами, Исихриону вогнали в живот острую палку, старцу Метру искололи тростником лицо и глаза. Аполлонии выбили все зубы, потом разожгли костер и пригрозили сжечь, если она не откажется от Христа, но женщина разбежалась и сама прыгнула в костер. Юлиана и Кронина бросили в негашеную известь, которая сожгла их вместе с костями, а Александра облили известью с ног до головы. Многие христиане сбежали из города в пустыню, где погибли от голода и зверей или попали в рабство к варварам.

Валериан

Власть после смерти Деция и его убийцы Максимина унаследовал сенатор Валериан, который считался воплощением римской доблести. В истории Рима он остался одним из самых благородных и высоких по духу императоров. В первые 4 года его правления общее благоденствие распространилось и на христиан, которые не знали никаких притеснений, но в 257 г. неожиданно вышел эдикт, запрещавший христианам собираться и проводить богослужения. Через год появился другой, более жестокий указ, по которому все епископы, священники и дьяконы, не отрекшиеся от Христа, подвергались смертной казни. Гонения распространились и на мирян, занимавших высокое положение в обществе: сенаторов, всадников, высокопоставленных матрон и чиновников, состоявших на императорской службе. Их лишали имущества и римского гражданства, ссылали и казнили. Удар был направлен против высших слоев общества и верхушки клира.

В эти дни в числе прочих пострадали Фруктуоз, епископ Тарракона, и два его диакона: их сожгли на костре. Чтобы облегчить мучения, Фруктуозу предлагали выпить ароматического вина, но епископ отказался, потому что была пятница, постный день. Знаменитый Киприан Карфагенский был осужден и перед смертью попросил свою паству передать 25 золотых тому палачу, который отрубит ему голову, – за сделанную работу. Гонения перекинулись и в Африку, где некоторые простые христиане нарочно объявляли себя членами клира, чтобы пострадать и принять мученический венец. Диакона Флавиана в народе так любили, что даже язычники пытались спасти его от казни и, собираясь толпами, кричали, что он не диакон, что он на себя наговаривает. Флавиан с трудом убедил судей, что не лжет и должен быть казнен.

Галлиен

Следующий император, Галлиен, сын Валериана, был талантливым художником, поэтом и оратором, который преклонялся перед Афинами и мечтал попасть в списки афинских ареопагитов. По характеру он был добрым, веселым, слегка развратным, любил шутить и пировать с друзьями. К государственным делам он относился с детской беспечностью и только смеялся, когда ему говорили, что от империи отпадают все новые провинции. «Разве мы не обойдемся без египетского льна?» – улыбался Галлиен, когда отпадал Египет. «Разве мы и без азиатских тканей не обойдемся?» – добавлял он, когда скифы напали на Азию. «Неужели так нужны эти арасские плащи?» – шутил цезарь, когда римляне потеряли Галлию. Гораздо больше его интересовало, что подадут сегодня к столу и какие представления будут на сцене. Узнав, что его отец Валериан погиб в плену, он переиначил слова одного древнего героя: «Я знал, что мой отец смертен». Шутки у него тоже были добродушными: когда в цирке неопытный борец не смог убить огромного вола, Галлиен присудил ему корону, объявив, что не попасть в такое большое животное – трудное дело.

Галлиен выпустил несколько эдиктов в пользу христиан, отменив гонения против предстоятелей Церкви и клира. Однако и в правление Галлиена пострадал один богатый и знатный римлянин по имени Марин, состоявший на военной службе. Когда он хотел занять вакантное место центуриона, на которое претендовали многие другие, один из его соперников заявил, что он христианин и не может получить эту должность, поскольку не приносит жертву императору. Марина, который уже стоял в суде, чтобы получить пояс и виноградную ветвь центуриона, спросили, действительно ли он христианин, и он ответил «да». Ему дали три часа на размышление, после чего он должен был либо отречься от Христа, либо подвергнуться казни. Выйдя из суда, Марин встретился с епископом Феотекном, который привел его в церковь и показал ему меч и Евангелие, предложив выбрать одно из двух. Через три часа Марин явился в трибунал и исповедал себя христианином.

Аврелиан

В лице Аврелиана, правившего пять лет, империя обрела еще одного достойного императора. Если Деций только мечтал о римской доблести, то Аврелиан воплотил его мечту. Он с юности был безукоризненно честен, скромен, умерен в одежде и еде, а бедность его была такова, что когда за военные заслуги его наградили консульством, он не смог за свой счет устроить цирковые игры для народа, как это следовало по обычаю, и императору Валериану пришлось оплатить расходы из казны. Аврелиан был выдающимся полководцем, вернувшим все, что отпало от Рима при Галлиене, и восстановившим империю в прежних границах. Солдаты прозвали его «человеком с рукой на железе», восхищаясь его личной храбростью и воинскими подвигами. Историки описывают, как во время сарматского похода он с неудержимой силой врубился в ряды врагов и за один день собственной рукой убил 48 человек. В его войсках царили железная дисциплина и нравственная строгость, отклонения от которых он преследовал с суровостью, доходившей порой до варварской жестокости. Христианство характеру Аврелиана было совершено чуждо, однако он и здесь старался действовать по закону и справедливости. В споре православных христиан с еретиком Павлом Самосатским, который опирался на поддержку местных властей и не хотел оставлять епископскую кафедру, Аврелиан встал на сторону православных и с позором выгнал Павла из церковного дома. Но в общем Аврелиан относился к христианам безразлично, если они не нарушали мира и спокойствия в империи.

Диоклетиан и другие

Диоклетиан правил так долго, что в империи появилось даже новое летоисчисление, по годам Диоклетиана. В это время благополучие в Церкви привело к быстрому росту и расцвету христианства. Начали строиться большие храмы, императорский двор наполнился приверженцами новой веры, в числе сочувствующих оказались даже жена и дочь самого Диоклетиана. Христиане становились правителями целых областей и освобождались от обязанности приносить языческие жертвоприношения.

Гонения начались только в последние годы царствования Диоклетиана. Исходили они, впрочем, не столько от самого императора, сколько от его зятя Максимиана Галерия, храброго и удачливого полководца, который симпатизировал язычеству и находился под влиянием вифинского философа Иерокла, ненавидевшего христиан.

По требованию Галерия христиан начали изгонять из армии, где они уже стали многочисленной силой. Затем Галерий выпустил специальный эдикт, согласно которому все христианские церкви подлежали разрушению, а их священные книги – уничтожению. Самих христиан следовало лишать гражданства, имущества и должностей. После эдикта христиан обвинили в том, что они подожгли императорский дворец в Никомидии и поддержали заговорщиков, объявивших себя императорами в Армении и Сирии. В связи с этим вышли еще два указа, в которых предписывалось сажать всех лиц духовного звания в темницы; в результате тюрьмы так быстро переполнились христианами, что в них не осталось места для обычных преступников. Позже, в честь 20-летнего юбилея царствования Диколетиана, узники были выпущены, но уже через год вышел четвертый и самый страшный эдикт, где говорилось, что все христиане должны быть понуждаемы к отказу от веры всеми доступными способами, включая пытки.

Средства «понуждения» были предельно варварскими и жестокими. Диоклетиан лично присутствовал при пытках. Христиан топили в лодках и выпускали на растерзание хищникам, заставляя при этом размахивать руками, чтобы привлечь к себе зверей. Им загоняли под ногти острые тростники, насквозь прокалывали пальцы и поливали спину расплавленным свинцом. Верующих рубили секирами, резали на части, поочередно отсекая нос, уши, руки и ноги. Христианина Петра, служившего при дворе, сначала избили плетьми «до появления костей», потом облили смесью уксуса с солью и изжарили на медленном огне. Других мучеников распинали головой вниз, а внизу разводили огонь, чтобы человек задыхался от дыма. Обнаженных женщин привязывали за одну ногу и оставляли подвешенными вниз головой; часто их раздирали пополам, притягивая ноги к согнутым веткам, или подвешивали за одну руку к колонне портика, чтобы тело, растягиваясь под собственной тяжестью, причиняло мучительную боль. Многих вешали на столбах со связанными за спиной руками и терзали тела острыми «когтями». Очевидец этих событий Филеас Тмунтский писал: «У них не было и тени снисхождения к нам, они думали о нас и обращались с нами так, словно мы сущее ничтожество».

Во время этих гонений появились первые случая самоубийства христиан и особенно христианок, которые перед арестом убивали себя мечом, топились в реке или бросались с крыш домов. Чаще всего это делали женщины, которым грозили не только пытки и смерть, но и бесчестье: их насиловали, запирали в публичные дома, отдавали на потеху гладиаторам. Мать с двумя дочерьми по дороге в тюрьму бросились в реку и утопились: ее поступок восхваляли, и многие следовали ее примеру. Еще поразительней была история Евфразии из Никомидии, которую во время гонений отдали на растление одному молодому римлянину. Когда они остались вдвоем, Евфразия сказала, что у нее есть волшебное средство, способное делать человека неуязвимым, и обещала открыть ему его секрет, если он оставит ее девственницей. Чтобы подтвердить свои слова, она намазала шею простой смесью воска с маслом и предложила со всей силы ударить ее по шее мечом. Римлянин размахнулся, ударил и отрубил ей голову.

В Азии и Египте происходили массовые истребления христиан. В одной Фиваиде каждый день казнили от 10 до 100 человек. В другом городе все жители, включая градоначальника, оказались христианами, поэтому его обложили горючими материалами и сожгли целиком вместе с женщинами и младенцами. В Фиваиде чтеца Трифона повесили вниз головой, выколов ему глаза железными стержнями, а его молодой жене вырвали волосы и отрубили все пальцы на руках. Перед смертью супруги уговорили палачей распять их лицом друг другу: так они и провисели, умирая на крестах, девять дней. В Анкире воры получили право безнаказанно грабить дома, если они принадлежали христианам. Вообще, что бы ни делалось против христиан, государство их не защищало, поэтому они были беззащитны перед любым насилием. Словно всего этого было еще недостаточно, в Кесарии многие верующие сами приходили к властям и объявляли себя христианами, чтобы принять мученичество.

Не меньше Галерия свирепствовал его племянник Максимин, бывший некогда пастухом в Иллирии, а потом ставший наследником и цезарем. Чтобы заставить христиан оскверниться, хотя бы поневоле, он приказал окроплять жертвенной кровью все съестные припасы и всех людей, входивших или выходивших из бань. Когда Галерий, тяжело заболев, сменил гнев на милость и запретил убивать христиан, Максимин начал их калечить: он выкалывал им один глаз или перерезал жилы на одной ноге и затем отправлял их в рудники. Только перед смертью Галерий объявил христианство дозволенной религией, и гонения прекратились.

Перед рассветом

Но как раз в эти годы стало ясно, что отношение к христианам сильно изменилось. Многие правители и простые жители не только не хотели их преследовать, но помогали по мере сил и старались избавить от казни. Отречения нередко происходили фиктивно, то есть судьи объявляли отрекшимся тех, кто этого не делал, даже если они сопротивлялись и кричали, что никогда не приносили и не будут приносить жертвы. В одном городе начальство просто договорилось с христианами, как выполнить указ так, чтобы и власти были довольны, и среди горожан никто не пострадал. Епископов заранее предупреждали, когда будут обыскивать церкви, чтобы те успели подготовиться и спрятать все, что нужно. Когда у них требовали выдачи священных книг, они отдавали вместо христианских медицинские или еретические сочинения. Бывали случаи, когда язычники укрывали гонимых в своих домах, сами рискуя жизнью. К христианам все привыкли, их считали добрыми соседями и друзьями и не хотели причинять им зло по указке сверху. Важно было и то, что христианство существовало уже триста лет и из новой и сомнительной религии превратилось в древнюю и традиционную, что нравилось консервативным римлянам.

В 313 году соправители Константин и Ликиний выпустили Миланский эдикт о веротерпимости, в котором утверждалось право каждого гражданина выбирать такую религию, какая ему нравится, без каких-либо притеснений или принуждений. Христианам предоставлялась полная свобода вероисповедания и в возвращалось конфискованное имущество. Этот указ был настолько ясным и демократичным, что его вполне могла бы одобрить современная европейская страна. Но «демократия» продолжалась недолго: вскоре император сам начал склоняться к христианству, а вместе с ним, вольно или невольно, – и вся империя.

Книга III. Рождение богословия и первые ереси

Глава первая. Мыслящее христианство

Языческая мудрость

Пока христианство совершало первые шаги, античная культура продолжала успешно мыслить и творить, подытоживая свой богатый опыт. Незадолго до своего крушения римский мир как бы собрал воедино свои духовные силы и сконцентрировал их в новом философском течении, которое получило название неоплатонизма. Основателем этой яркой школы был александрийский философ Аммоний Сакк, а ее главным представителем – Плотин, написавший знаменитую книгу «Эннеад».

Неоплатоники попытались создать универсальное учение, в котором были и космогония, и логика, и этика, и физика, и математика, и магия, – все, что накопило языческое знание. К Платону и Аристотелю они добавили Пифагора, стоиков, орфиков, халдейских оракулов и даже индуизм, постаравшись соединить все это в одно гармоничное и всеобъемлющее целое. Плотин учил, что основу всего составляет некое непостижимое и цельное начало бытия, которое он называл «Единым». Единое (или Благо, или Бог – это одно и то же) невозможно ни помыслить, ни определить, ни почувствовать, ни описать, потому что оно находится за переделами понимания и предшествует всему, о чем можно подумать и сказать. О его природе известно только одно: будучи преизбытком блага и силы, оно производит из себя вторую, более низкую ступень божества и совершенства, названную «Умом». В отличие от Единого, Ум познаваем, к тому же он мыслит сам себя, порождая некие абсолютные идеи-логосы, которые являются источником и образцом для всех существующих вещей. Из Ума происходит чувственная Душа мира, которая «падает» еще дальше вниз – в бесформенную материю и создает организованный и упорядоченный космос, где живут люди. Для наглядности неоплатоники описывали Единое как свет, пронизывающий мироздание, Ум – как Солнце, видимый источник света, Мировую Душу – как Луну, отражающую солнечный свет, а материю – как мрак, который принимает этот свет и образует видимый мир. Таким образом, истинное и совершенное бытие света как бы по ступенькам спускается все глубже во тьму полубытия и прозябания, где обитает человечество.