Занимательная история Церкви

Занимательная история Церкви
Владимир Соколов

На страницах этой книги оживает великая эпоха начала христианства – бурное время гражданских смут, церковных расколов и императоров-еретиков. Строго следуя первоисточникам, без попыток «замазать» неудобные моменты в угоду той или иной доктрине, автор детально рассказывает о драматичных событиях тех лет: кровавых казнях, мученических подвигах, вселенских соборах, придворных интригах, монашеском быте и распрях патриархов. Перед вами жизнь христиан времен Римской империи и Византии – во всей ее противоречивости и полноте.

«Только одной истине должен приносить жертву тот, кто намерен писать историю»

    Епископ Лукиан

Предисловие для всех

Иногда говорят, что история человечества похожа на роман, написанный самим Творцом. Наверно, такая метафора слишком однобока, но если читать всемирную историю как на книгу, то церковная летопись окажется одной из самых интересных глав. Будь ты верующий или атеист, мусульманин или иудей, буддист или приверженец Конфуция, – хроника этих драматических событий поневоле увлечет каждого, кто любит заглядывать в прошлое в поисках вечных истин или просто занимательных сюжетов. Трудно найти другой исторический материал, в котором красота слога так удачно соединяется с живостью повествования, а достоверность факта – с философской глубиной. Жизнь отдельных личностей и целых эпох представлена в ней во всей сложности и полноте и со всеми крайностями и парадоксами, свойственными человеческой натуре. Духовные прозрения здесь идут рука об руку с мелочами быта, нравственные подвиги соседствуют с фанатичным изуверством, жестокие войны чередуются с диспутами мудрецов. Если продолжить сравнение с книгой, то церковная история – это универсальная энциклопедия столетий, на страницах которой можно встретить и грандиозные политические катаклизмы, и повседневную жизнь «маленьких людей».

Церковь существует уже 2000 лет. За минувшие столетия фундамент этой древней постройки не раз давал трещины и подвергался потрясениям и ударам, способным сокрушить любое здание. Несмотря на это, Церкви всегда удавалось выходить из тупика и снова возрождаться к жизни. Сам по себе этот феномен уже заслуживает внимания и интереса. Сегодня мы видим, что Церковь по-прежнему уверенно стоит на месте и спустя два тысячелетия ее проповедь для многих звучит столь же ново и свежо, как и в первые годы христианства. В каждом поколении она находит себе все новых приверженцев, независимо от их национальности, темперамента, возраста, образования и рода занятий. Как бы мы ни относились к Церкви, нельзя не признать, что она и сегодня представляет собой сильный и жизнеспособный организм, занимающий важное место в обществе и прямо или косвенно влияющим на взгляды и поступки наших современников. Не будет преувеличением сказать, что, познавая историю Церкви, мы познаем самих себя.

Что же такое Церковь? По-гречески церковь называется «экклезия» (????????) – так еще времена афинского правителя Солона называли общее собрание граждан, которое созывали для решения самых важных и неотложных дел. Русская «церковь» – в древности говорили «цръкы» – происходит от другого греческого слова «????????», буквально «Божий дом». Говоря современным языком, это сообщество людей, действующих ради общей цели (сейчас бы такой союз назвали партией). Первая Церковь была очень проста, во главе ее стояла небольшая группа проповедников и старейшин, которые отличались от своей паствы только личным авторитетом. Но со временем Церковь расширялась и росла: менялся ее строй, усложнялась иерархия, простая вера обрастала сложными догматами. Скромные «вечери любви» превратились в пышные и торжественные церемонии, где каждое слово и действие были продуманы до мелочей. Постепенно Церковь вошла в плоть и кровь государства, вытеснив прежние религии и превратившись в важный, а порой и ключевой элемент европейской истории. Начиная с IV века, церковные события так тесно переплетаются с мирскими, что одно уже трудно отделить от другого. Государственная политика, дворцовые перевороты, любовные интриги императоров, нашествия варваров, вселенские соборы, гражданские войны и бунты, крестьянские подати, выборы патриархов, творения искусства: все это неразрывно связано друг с другом и течет одним потоком бурной полнокровной жизни.

Но у церковной истории есть одно свойство, которое отличает ее от любой другой. По учению христиан Церковь – не просто организация или союз, а таинственный организм, где земное сочетается с небесным. Церковная история – это колосс, ноги которого стоят в земле и грязи, а голова уходит в облака. Тем, кто верит в этот постулат, нет ничего интересней и поучительней, чем следить за переплетением божественной и человеческой воли, проявлением духа через плоть, вечного через временное. Но и тем, кто в это не верит, будет интересно читать церковную историю как увлекательную книгу, полную необычайных положений и замечательных характеров. Любители остросюжетных жанров найдут в ней элементы трагедии и фарса, детектива и судебной хроники, волшебной сказки и даже скабрезного романа. Для ценителей истории это ценный источник сведений о прошлом, достоверный, разнообразный и противоречивый, как сама жизнь. А для интересующихся философией и познанием основ вещей – сокровищница блестящих интеллектуальных споров и дискуссий, головокружительных идей и глубоких прозрений о корнях мироустройства и сути человеческой природы.

Можно только удивляться тому, что церковная история сегодня почти никому не известна. Современные школьники и студенты знают об этом предмете гораздо меньше, чем о нашествии гуннов или Столетней войне. Даже расцвет мемуарно-исторической литературы, заваливший прилавки магазинов тысячами книг, почти не коснулся этой темы и не сделал ее достоянием широких кругов читателей. Это тем более поразительно, что мы живем в государстве, где Церковь с самого начала была заложена в фундамент общества и наложила свою печать на все, чем жили и занимались наши предки, а значит, и на нашу собственную жизнь.

Задача этой книги очень скромна: в самой легкой и доступной форме дать общее представление об истории Церкви тем читателям, у которых нет времени или желания копаться в многотомных трудах и специальных монографиях, в изобилии представленных в церковной литературе. На ее страницах кратко описан исторический путь Древней Вселенской Церкви с I-го по XI-й век, до того момента, как она разделилась на православную и католическую. Этот промежуток времени охватывает период в тысячу лет, начинаясь в эпоху первых римских цезарей и заканчиваясь в глубине Средневековья, у истоков Российского государства и начала культурного расцвета Западной Европы. В самые мрачные и темные века, когда все рушилось или менялось до неузнаваемости, Церковь оставалась единственной постоянной величиной, которая непрерывно и неизменно существовала от глубокой древности до наших дней. И это еще одна веская и убедительная причина, чтобы поближе познакомиться с ее историей.

Предисловие для христиан

Историю Церкви нужно знать прежде всего самим христианам. Очень многие из них смутно представляют себе смысл и значение догматов, которые часто не столько сознательно принимаются и осмысливаются, сколько подразумеваются сами собой. Если спросить современного среднего прихожанина, что тот думает, например, о двух природах и двух волях во Христе, вряд ли он сможет дать ясный и вразумительный ответ. Все эти знания христианин сегодня получает – если вообще получает – в готовом виде, как непререкаемый факт, освященный властью и авторитетом традиции: он верит в то, во что верит Православная церковь, прежде всего потому, что верит в саму Православную церковь. Это характерно не только для православия, но и для других вероучений и церквей. Поэтому живущие в православной стране автоматически становятся православными, в католической – католиками, в мусульманской – мусульманами и т. д.

Здесь заключается большая проблема для христианства. Многие, поворачивающиеся спиной к христианской вере и активно ее отрицающие, отказываются не от Христа и Его учения, которое они плохо знают и понимают, а именно от Церкви. Церкви, слишком сильно скомпрометировавшей себя в истории, совершившей много ошибок, в которых она к тому же не особенно склонна раскаиваться. Для таких людей, стоит им только усомниться в Церкви, рушится сразу и вся традиция, и весь авторитет столетий, и, следовательно, вся христианская догматика. Даже продолжая верить в Бога, они становятся легкой жертвой любой секты, эксплуатирующей давно известные еретические идеи, противоядия против которых они не имеют, потому что не понимают истоки и корни, которые эти идеи сформировали. Многие и вовсе отворачиваются от христианства и ищут истины где угодно: в ярких и аляповатых культах восточного толка, в полупротестантских «харизматических» церквях, в сибирских землянках и скитах новоявленных духоборов и хлыстовцев, – только не в своей «домашней» Церкви.

Но тот, кто знает церковную историю, никогда не станет слепой добычей полубезумных фанатиков или изощренных демагогов. Знание того, как формировались догматы, как и почему боролась за них Церковь (боролась чаще всего с самой собой), – это надежная прививка против шарлатанства и религиозной истерии, откуда бы она ни исходила. Разумеется, здесь есть и обратная опасность: «многое знание порождает многую скорбь», а в нашем случае может легко смутить и сбить с толку. В церковной истории, по словам одного русского философа, заключен большой соблазн: слишком уж «человеческой» она выглядит, слишком много в ней темных и некрасивых сторон, компрометирующих, по естественной логике, и само учение Христа. Если так вели себя Его последователи, то не бросает ли это тень на самого Учителя? Не удивительно, что и в самой Церкви отношение к собственной истории не слишком благосклонное. Большинство наших выдающихся церковных историков: Болотов, Лебедев, Карташев, Афанасьев, – хотя формально и находятся в почете, но принимаются не без оговорок о «неблагоприятном влиянии на них протестантской исторической науки». Порой складывается впечатление, что изучение истории – это вообще явление чисто протестантское и поэтому сомнительное, что идут в нее только те, у кого есть внутри особая «протестантская» жилка, а большинству простых верующих лучше вообще о ней не знать и держаться от нее подальше, получая необходимый минимум в безопасно отфильтрованном и рафинированном виде. Церковь тысячу раз предпочтет для чтения назидательные и душеспасительные жития святых, полные потрясающих подвигов и чудес, чем суровую и безжалостную правду реально прожитого Церковью прошлого. И вряд ли она станет рекомендовать такое чтение неопытным неофитам.

Возможно, с чисто педагогической точки зрения все это оправдано. Выражаясь военным языком, история действительно вредна и опасна новобранцам, она годится только для сильных и испытанных бойцов. После чтения церковной истории шаткая вера может пошатнуться еще больше, а крепкая – еще больше укрепиться. С другой стороны, истина всегда лучше умолчаний и неведения. Выше мы назвали историю прививкой, и это в самом деле так: она помогает переболеть болезнью в более легкой, безопасной форме, чтобы потом справиться с тяжелым недугом. Понимая историю, зная прошлое Церкви со всеми ее слабостями, падениями, страстями и умопомрачениями, можно не только оставаться православным, – об этом свидетельствует опыт многих историков Церкви, – но крепче и надежней держаться за ее фундамент, заслоненный временной и преходящей шелухой.

Книга I. Как и почему возникла Церковь

Глава первая. Новая коллегия

Рим

Добро пожаловать в Римскую империю первого века нашей эры: гигантский мир с населением 120 миллионов человек и общей площадью 4 миллиона квадратных километров. Начав путь с маленького городка в центре Италии, государственная машина Рима всего за три столетия захватила огромный кусок планеты, куда вошли почти все страны современной Западной Европы, Ближний Восток, Малая Азия, Северная Африка и Египет. Как прожорливый удав, обернувшись широким кольцом вокруг Средиземного моря – mare nostra, «нашего моря», как называли его римляне, – она втянула в себя осколки великих империй и мелких государств, связала в один узел множество разнородных традиций и культур. Рим не зря называли вторым Вавилоном: здесь царило настоящее столпотворение наций и народов, многих из которых обитали в разных концах света и порой ничего не знали друг о друге. Некоторые из них были гораздо культурней и древнее Рима, другие едва вышли из состояния племенной дикости и чуть ли не питались человечиной. В их числе были и финикийцы, строившие лучшие в мире корабли, и троглодиты, не знавшие, что такое одежда, и свирепые луситаны, приносившие человеческие жертвы, и мудрые греки, заложившие основы почти всей современной науки и культуры.

В это время Римская империя была не только самым густонаселенным, но и самым цивилизованным местом на земле. От ливийских пустынь, где поднимались Великие пирамиды, до безлюдных пустошей Уэльса тянулись знаменитые римские дороги: шедевр инженерного искусства, сохранившийся до наших дней. Дороги римлян были не только транспортными путями, но и кровеносными артериями империи, по которым власть Рима распространялась вплоть до пограничных рубежей. Глобализация, о которой много говорят сегодня, в то время уже существовала: везде чувствовались рука римлян, плоды их труда, влияние их культуры. В каждом городке империи, даже самом дальнем и захолустном, можно было найти римский форум, термы и театр. Стены в домах горожан расписывались сценами из греко-римских мифов, образованные жители читали Горация и Вергилия, дети изучали в школах Пифагора и Платона. Во всех провинциях работали одни и те же законы, воевала одна армия, ходили одинаковые деньги, действовала единая система налогообложения, общественных повинностей и судопроизводства. И всю эту громоздкую государственную махину сплавлял воедино костяк администрации, управляемый одним монархом-императором.

Нам, пережившим в своей истории две империи, легко представить, как рядовой человек мог чувствовать себя в таком гигантском государстве. Монолитная власть государственного аппарата, как двуликий идол, поворачивалась к людям то благой, то враждебной стороной. Современники единодушно признавали, что у империи было немало заслуг и великих достижений. Первый император римлян Октавиан Август, прозванный «отцом отечества», по праву гордился тем, что при его правлении в храме Януса трижды закрывали дверь: а делалось это в то время, когда по всей стране царил мир. После кровавой вакханалии гражданских войн благоденствие и покой в римском государстве казались подлинным даром богов. Многие жители империи – в том числе и христиане – искренне воспевали благоустройство и порядок pax romana, «римского мира», давшего его жителям прочный мир и процветание. Придворные поэты называли эпоху Августа не иначе как «золотым веком», а христианские епископы почтительно именовали Церковь «молочной сестрой Империи».

Но в этих похвалах все чаще звучали нотки официозной фальши. Пропаганда императорской власти и величия Рима становилась обязательной и вездесущей: она входила в официальные протоколы и школьные программы, наполняла произведения искусства, проникала в частные беседы. Свободным речам времен республики пришел конец: всюду царствовали цензура и закон об «оскорблении величия римского народа», по которому любой политический противник или представитель оппозиции мог быть отправлен в тюрьму или на казнь. Как только речь заходила об императоре и его политике, на рот вешался замок: изрекать следовало только похвалы великому и мудрому правителю и его неустанным заботам о благе подданных. На общих собраниях специальные люди следили за поведением гостей и даже за выражением их лиц. Доносчики подслушивали разговоры римской молодежи, собравшейся на вечерники, записывали их вольные шуточки против властей и докладывали куда следует. Некоторые частные обвинители (государственных в Риме не было), вроде зловещего Котты Мессалина, делали себе карьеру на процессах против «врагов народа» и становились важными лицами и столпами общества, внушавшими почтение и ужас. Дело дошло до того, что гордые римляне, свергнувшие некогда царей, начали обожествлять императоров, так же, как варвары и азиаты, которых они когда-то презирали. Правящий цезарь стал чем-то вроде государственного бога, которого следовало почитать больше и прежде других богов. Неповиновение и возмущение каралось пожизненной ссылкой или смертью.

Новая коллегия

Поданным Рима приходилось поневоле приспосабливаться к тяготам имперской жизни. Население по-своему пыталось противостоять давлению власти, создавая многочисленные союзы и сообщества. Назывались они по-разному, в зависимости от своих целей и состава: коллегия, гетерия, школа, койнон, синагога. Мастера, ковавшие серебро или делавшие щиты, образовывали ремесленные цеха, купцы объединялись в торговые гильдии, музыканты или художники вступали в профессиональные общества и кружки по интересам. Жители одного района или городка часто создавали общую кассу, чтобы помогать больным и устраивать похороны беднякам, а по выходным и праздникам просто собирались, сбрасываясь по паре ассов (четверть сестерция), и устраивали пирушки.

В числе других сообществ существовали и чисто религиозные объединения – так называемые фиасы. Членам фиасов дозволялось поклоняться своим богам и следовать местным культам. Римляне относились к этому вполне терпимо до тех пор, пока такие союзы вели себя благонадежно и не занимались политикой. Запрещались только тайные общества или скандальные секты с человеческими жертвами, непристойными оргиями и прочими мерзостями. Правда, иногда случалось, что подозрительные императоры разгоняли не только фиасы, но даже пожарные команды. Но для их опасений имелись реальные основания: заговорщики и противники власти могли собираться под благовидным предлогом и выдавать себя за любителей искусства или поклонников бога Сераписа. Поэтому Рим внимательно наблюдал за каждой общественной организаций и строго следил за тем, чтобы в них занимались только дозволенными и одобренными государством вещами.

Малочисленная секта евреев, «вечно волнуемых Хрестом», как писал о них Гай Светоний, долгое время была для римских властей именно таким «фиасом» или «коллегией», собиравшейся для поклонения какому-то малоизвестному божеству и мало чем отличавшейся от давно известной еврейской религии. Если бы какой-нибудь любознательный путешественник того времени посетил Палестину, он почти наверняка не сумел бы отличить бы христиан от иудеев. И те, и другие посещали один храм, говорили на одном языке, одинаково одевались и поклонялись одному Богу. Разница заключалась только в том, что новая группа почитала еще и некоего Иисуса, называвшего себя Христом – то есть Спасителем, Мессией: человека из низов, проповедника и бунтовщика, недавно распятого за богохульство и злоумышление против власти цезаря.

Но даже если кто-то из язычников и заметил разницу между христианами и иудеями, вряд ли он стал бы обращать на нее внимание. Римляне редко вникали в тонкости чужих верований и предпочитали не углубляться в варварские культы. Правда, таинственность и необычность религии евреев вызывали у них любопытство, порождавшее причудливые слухи. Римский историк Тацит писал, что иудеи во время скитаний в пустыне нашли источник воды благодаря ослам и с тех пор почитали голову осла. Когда полководец Гней Помпей захватил Иерусалим, он решил раскрыть загадку еврейской веры и отправился в храм, в «святая святых», куда по иудейскому закону имел право входить только священник и только один раз в год. Триумфатор ожидал увидеть там ослиную голову, но нашел только пустое помещение, в котором стояли паникадила и жертвенные чаши. Не было никаких идолов и статуй, никаких изображений или картин: только тишина и сумрак, в котором поблескивало храмовое золото.

Читайте в ПРИЛОЖЕНИИ: Иудейский храм

Кипящий котел

Надо признать, что любознательные путешественники в то время нечасто посещали Иерусалим. Римлянам и грекам нечего было делать в этом старом азиатском городишке, не имевшем никакого отношения к их славному прошлому. Отправиться в Иудею для них было то же самое, что сегодня совершить поездку в неблагополучную африканскую или арабскую страну, где власти не гарантируют безопасности туристам. Палестина считалась «горячей точкой» империи, беспокойным и взрывоопасным местом, куда приезжали только по долгу службы или по торговым делам. Самый многочисленный класс приезжих в Иерусалиме составляли сами иудеи – паломники, постоянно прибывавшие из разных областей империи на поклонение святым местам. Это были жители «рассеяния», диаспоры, покинувшие родную страну после многочисленных войн, гонений и преследований со стороны более сильных соседей.

Ко времени Иисуса Христа Иудея уже давно не существовала как самостоятельное государство. Евреи потеряли политическую независимость еще в середине VI века до Р. Х., когда страну завоевал вавилонский царь Навуходоносор Второй. После вавилонян иудеями правили персы, потом греки, потом римляне. В первом веке всю Палестину формально поделили между собой сыновья последнего иудейского царя Ирода Великого: Архелай, Антипа и Филипп, – но настоящая власть принадлежала Риму, и местные правители получали свои царские грамоты из рук римского Сената. Во главе Иудеи стоял обычный римский чиновник – прокуратор, который считался главой области и подчинялся проконсулу более крупной административной единицы, Сирии. Он обладал высшей военной и судебной властью вплоть до «права меча», то есть мог казнить и миловать, а также назначать и смещать иудейских первосвященников. Такое положение не устраивало древних и гордых евреев, с трудом переносивших гнет чужаков и иноверцев. Они изо всех сил цеплялись хотя бы за призрак государственной самостоятельности и на любое вмешательство в их дела отвечали вспышками возмущения и гнева.

Сами римляне давали для этого немало поводов. Для Рима Иудея была всего лишь одной из мелких провинций, далеко не самой значительной и богатой, зато причинявшей много неприятностей. Прокураторы с презрением относились к побежденной стране и старались выжать из нее все, что можно, как для блага Рима, так и лично для себя. Процветали откровенное взяточничество, воровство, вымогательство чиновников. Грабительские налоги превращались в бедствие, доводившее людей до голода и нищеты. Под властью Рима жители Палестины платили три обязательных налога: персональный налог с каждого мужчины и женщины в возрасте 12–65 лет, общий подоходный налог в размере 1 процента и продуктовый налог, составлявший 20 процентов для вина и 10 процентов для зерна. К этому добавлялись налоги на покупку и продажу любых товаров, на вьючных животных и повозки (включая оси и колеса), обязательные пошлины на въезд в город, на пользование мостами и дорогами, аренда полей и виноградников, местные налоги и храмовая десятина. Право собирать налоги обычно бралось на откуп: то есть определенная сумма отчислялась государству, а все остальное сборщик мог забирать себе, выколачивая дополнительную прибыль всеми правдами и неправдами. Неудивительно, что мытарей, собиравших подати, ненавидели едва ли не больше, чем самих римлян. Они не имели права свидетельствовать в суде, к ним относились как к изгоям и предателям, их не пускали в синагоги, куда был доступ даже прокаженным.

Но болезненней всего евреи относились к посягательствам на их веру. Сразу после того, как Понтий Пилат вошел в Иерусалим с римскими знаменами, на которых размещались изображения императора, в городе начался бунт: человеческие изображения в иудейской религии были строго запрещены. Введенные тем же Пилатом монеты с языческими символами иудеи восприняли как святотатство. А когда сумасбродный Калигула, любивший все доводить до абсурда, приказал поставить в иудейский храм собственные статуи, дело едва не кончилось всенародным восстанием: только смерть императора избавила страну от новых бедствий.

Среди патриотично настроенных иудеев существовали различные группы и течения, по-разному относившиеся к захватчикам. Одним из них были садуккеи – партия власти, состоявшая из аристократов и консерваторов, строгих приверженцев Закона и обычаев, которые сохраняли лояльность Риму, считая его меньшим из зол. Им противостояли фарисеи, тогдашние «демократы» и популисты: они, наоборот, находились в оппозиции и отвергали любое сближение с язычниками, требуя скрупулезного соблюдения всех тонкостей еврейского Закона. Среди фарисеев выделялись особенно ревностные сторонники веры и национальной независимости – «зилоты», то есть «ревнители». Они призывали не платить налоги Риму и сопротивляться римской власти всеми способами, вплоть до вооруженной борьбы.

Правление римлян в Палестине сопровождалось почти непрерывной чередой бунтов и грабежей. Уже при первом прокураторе Копонии произошло восстание Иуды Галелиянина, объявившего себя мессией. Четвертому прокуратору Валерию Грату пришлось бороться с расплодившимся в Иудее бандами грабителей, главаря одной из которых он убил собственноручно. Пятый прокуратор Понтий Пилат взял из иерусалимского храма деньги на строительство водопровода, что привело к новому возмущению и бунту, жестоко им подавленному. При Куспии Фаде появился некий Февда, лжепророк, созывавший народ к реке Иордану, которую он обещал, подобно Моисею, перейти «аки посуху»; в дело вмешалась армия, и Февда был схвачен и казнен. Почти постоянно в Иудее являлись новые пророки и лжемессии, увлекавшие народ в пустыню, чтобы показать там невиданные чудеса, или обещавшие одним словом разрушить стены Иерусалима.

К середине I века взятки, жадность и жестокость таких прокураторов, как Марк Антоний Феликс и Луций Альбин, довели Палестину до точки кипения. К борьбе за независимость и национальному вопросу добавлялись религиозные распри и споры с соседями, часто вспоминавшими старые обиды. Евреи враждовали не только с римлянами, но и с самарянами, идумеями, сирийскими греками. При прокураторе Гессии Флоре местные греки осквернили синагогу, окропив ее кровью птиц, а когда евреи пожаловались на них Флору, прокуратор встал на сторону греков и посадил в тюрьму самих жалобщиков. Эти события и последовавшая за ними резня иудеев привели к восстанию, продолжавшемуся почти 8 лет и закончившемуся полным разгромом Иерусалима.

Первая община

На таком историческом фоне на свет тихо и почти незаметно появилась новая религия, получившая имя христианства. Христианская Церковь родилась в охваченном смутами Иерусалиме и была встречена современниками довольно безразлично, как частное и случайное явление, не обещавшее долгой жизни. Первое, что удивляет, когда смотришь на раннюю общину христиан, – насколько она мала. Кроме небольшого количества учеников, в нее входила кучка родных и друзей Иисуса, несколько женщин, странствовавших вместе с Ним по Иудее, – вот, собственно, и все. На общее собрание верующих приходило не больше 120 человек, которые могли уместиться в столовой большого дома. Скромное положение группы усугублялось тем, что апостолы были не местные жители, а провинциалы, бедные рыбаки с севера страны: в столичном Иерусалиме они чувствовали себя чужаками. В этом враждебном городе они находились в положении преследуемых, изгоев, которых в любой момент могли арестовать и убить, так же, как их Учителя. Первые христиане не обладали той смелостью и силой духа, которые обрели позже: напуганные казнью Иисуса, Его ученики сидели вместе, запершись в одной комнате, – «страха ради иудейского», как сказано в «Деяниях апостолов», – боясь выходить на улицу и пускать к себе чужих.

Однако скоро произошло событие, в котором многие христиане видят важное доказательство истинности своей религии, а неверующие – один из множества христианских мифов. В иудейский праздник Пятидесятницы на апостолов снизошел Святой Дух – одно из Лиц Святой Троицы, «утешитель», которого Иисус обещал послать Своим ученикам. После этого настроение и поведение общины резко изменилось. Христиане вышли из подполья и начали проповедовать свое учение на улицах, не боясь опасностей и угроз. В первый же день проповеди Петр и другие ученики Христа приобрели тысячи сторонников, число которых со временем только росло. В Иерусалиме возникло новое, невиданное и неслыханное прежде общество, иногда называемое «райской Церковью»: нечто вроде христианской коммуны, где никто ни имел собственности и все делилось поровну между всеми. «У множества же уверовавших, – пишут «Деяния апостолов», – было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее… Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду». Члены этой общины жили уже как бы в царствии Божием: они ни о чем не заботились, не трудились, никем не преследовались, пребывали в постоянной радости и пользовались общей любовью.

Но это неземное и ничем не омраченное состояние всеобщего согласия (противники христианства отрицают, что оно вообще существовало) продолжалось совсем недолго. Вскоре выяснилось, что в среду первых христиан, имевших «одну душу» и общую любовь, уже прокралось неравенство. Проблема была в том, что исконные палестинские евреи имели более привилегированный статус, чем пришлые, приехавшие из других стран и считавшиеся как бы иудеями второго сорта. В то время в диаспоре жило примерно 4 миллиона евреев против 1-го в Палестине. Хотя они всегда поддерживали связь с родиной и ежегодно посылали деньги на храм, палестинские иудеи относились к ним с подозрением, считая, что на чужбине они растеряли свое религиозное рвение и поддались влиянию эллинской культуры. Таким «эллинам», как называли огречившихся собратьев, давали знать свое место и в христианской общине, обходя их вдов при раздаче милостыни. Это привело к разногласию между христианами и первому церковному конфликту, который пришлось решать апостолам.

Несмотря на то, что число членов Церкви все больше увеличивалось, ее положение принципиально не менялось. Спустя много лет это все еще была небольшая группа внутри иудейства, одна из многих, едва заметная не только Риму, но и самой Иудее. Группа эта казалась так мала и незначительна, что знаменитый еврейский историк Иосиф Флавий, живший в то же время и подробно описавший политическую и религиозную жизнь Иудеи, ни разу не упомянул о ней в своих книгах. Ни о каком мировом распространении учения Христа Его последователи не мечтали, их мысли шли не дальше проповеди в Иерусалиме и соседних городах. Для них весь мир был Иудеей: с нее начиналось спасение человечества, на ней же оно и заканчивалось. К тому же, христиане не отделяли себя от иудеев, считая, что остаются среди своих собратьев по вере, которые просто еще не успели сделать следующий шаг. Они продолжали ходить в Иерусалимский храм и придерживались всех внешних правил иудейской веры. Какое-то время существовало зыбкое равновесие двух вер, иудейской и христианской, и казалось, что христианство может просто мирно врасти в иудаизм.

Но эти иллюзии быстро рассеялись, подтвердив слова Ииуса о «новом вине», которое невозможно влить в «старые мехи». По мере успехов нового учения нарастало и недовольство иудеев христианами. Петра и других апостолов стали вызывать в иудейский Синедрион. В первый раз их просто задержали для объяснений и отпустили, потребовав прекратить проповедь; во второй – посадили в тюрьму; в третий – жестоко избили. Среди членов Синедриона тоже не было единства: многих смущала близость иудейской и христианской вер, различавшихся только именем Иисуса. Один из авторитетных фарисеев по имени Гамалиил даже предложил оставить все как есть, рассудив, что если христиане заблуждаются, их дело разрушится само собой, а если они правы, бороться с ними бесполезно. Но эту позицию, по-человечески мудрую и толерантную, никто не поддержал. Временное перемирие закончилось в тот день, когда проповедь одного из известных христиан, диакона Стефана, вызвала прямое столкновение с Синедрионом: Стефана арестовали, привели на суд и побили камнями за богохульство. Начались гонения на Церковь, в которых погибло около 2 тысяч христиан. Преследуемые иудеями, почти все приверженцы новой веры, кроме нескольких апостолов, бежали из Иерусалима.

Язычники

В первые годы почитатели Иисуса еще не назывались христианами, именуя себя «призванными», «верными» или «святыми». В Иерусалиме ученики Христа продолжали оставаться иудеями, своими среди своих, и для их особого обозначения не возникало надобности. Но после того, как в сирийской Антиохии – третьем по величине городе в империи, населенном в основном греками, – образовалась крупная община из язычников, потребовалось новое слово для определения секты, которую до сих пор считали чисто иудейской. Тогда и возникло понятие «христиан», то есть последователей Христа.

Ранняя Церковь не ставила перед собой задачи обращать «необрезанных» язычников. Если это и происходило, то стихийно и само собой, как описано в истории с апостолом Филиппом и евнухом: идя однажды по дороге в Газу, Филипп разговорился с ехавшим рядом эфиопом, рассказал ему об Иисусе и крестил его у ближайшего ручья. Это был импульсивный и единичный поступок, не имевший принципиального значения и не отменявший того факта, что вечное спасение готовилось только для евреев.

Появление обращенных из язычников привело христиан в замешательство. Прежде всего, было непонятно, нужно ли их вообще принимать в общину? Разве Иисус пришел спасать не своих, как Он сказал хананеянке: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15, 24). После бегства из Иерусалима христиане «никому не проповедовали слова, кроме иудеев» («Деяния апостолов»). Когда Корнилий, римский центурион, пожелал принять крещение, апостол Петр заявил, что ему, иудею, возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником. Сам Петр пришел к Корнилию только потому, что так повелел Бог: в мистическом видении к апостолу явился ангел и сказал, что ни один народ нельзя почитать чистым или нечистым. Но иерусалимские «святые», узнав о крещении Корнилия, стали упрекать уже самого Петра – не за то, что он крестил язычника, а за то, что «ходил к людям необрезанным и ел с ними». Только непосредственное откровение Святого Духа, данное Петру, убедило христиан принять язычников в Церковь, вопреки мнению и желанию большинства.

Когда этот вопрос был решен в пользу язычников, сразу возник новый: как быть с Законом и его требованиям, обращенными к каждому иудею? Иудаизм существовал веками, его заповеди в глазах евреев были священны, поскольку исходили от Самого Господа. Если христианство действительно продолжало веру отцов, то должно было следовать ее обрядам и традициям. Ключевым моментом в этом споре стало обрезание. Многие евреи-христиане прямо утверждали, что не обрезавшиеся не спасутся. Отказ от обрезания означал открытый и сознательный разрыв с иудаизмом, то же самое, что для христиан стал бы отказ от совместного причастия. В Антиохии вопрос об обрезании встал так резко, что апостолы Павел и Варнава, возглавлявшие общину в этом городе, отправились в Иерусалим, чтобы попытаться придти к общему решению и определить, как поступать с обращенными из язычников. С собой они взяли ученика Тита, христианина «нового типа» – крещеного язычника, не подвергнутого обрезанию.

Первое, что антиохийцы услышали в Иерусалиме, было требование обрезать Тита. Павел и Варнава ответили отказом и обратились к авторитету иерусалимских апостолов, которые созвали для решения этого вопроса специальное совещание – собор, позже названный «апостольским». Он проходил примерно в 49–51 годах в присутствии Петра, Иоанна, Павла и других апостолов и под председательством Иакова, двоюродного брата Иисуса. Этот первый в истории церковный собор постановил, что язычники могут спастись так же, как и иудеи, и никакого обрезания для крещеных язычников не требуется. Итогом собора стал краткий «моральный кодекс» христиан, в одной фразе сформулировавший то, что являлось обязательным для членов Церкви: «Угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда, и не делать другим того, чего себе не хотите». В этой программе-минимум присутствовали два пункта, относившихся к практике иудаизма: не употреблять мяса, предназначенного в жертву идолам, и не есть удавленину (то есть убитых животных, из которых не выпущена кровь). Запрет идоложертвенного мяса означал отказ от язычества, а вопрос об удавленине имел практическое значение для христиан из язычников и иудеев, которые собирались на совместные трапезы. Из-за разногласий в этом вопросе еще много лет спустя во многих общинах христиане-иудеи и христиане-язычники питались отдельно.

Однако дальше произошло то, что потом много раз происходило в церковной истории: постановления собора не соблюдались. Собор и его решения были одно, а практика и жизнь – другое. Давление традиций и консервативного благочестия оказалось сильнее рекомендаций и мнений апостолов, которые и сами не раз подчинялись ему, отступая от собственных решений. Столпом иудео-христианства в Иерусалиме был Иаков, «брат Господень», прозванный за благочестие Праведным. Он вел аскетическую жизнь и был назореем, то есть «не пил ни вина, ни пива, не вкушал мясной пищи; бритва не касалась его головы, он не умащался елеем и не ходил в баню». Иерусалимские иудеи почитали Иакова не меньше христиан, постоянно видя его в Храме, где он проводил долгие часы в молитвах. Говорили, что его колени от постоянных молитв стали мозолистыми, как у верблюда.