Занятная игра в жизнь

– Не пойдешь, мы тебя не отпустим, правда, Лен?

– Да, конечно, пообедайте с нами.

– Нет, нет… – уже слабее сопротивлялся Гарри.

– Ну, хотя бы кофе попейте.

– Вот кофе чашечку выпью… – сдался он наконец. – Замерз как собака – ветер на улице.

– Ну и договорились, – подытожил Александр.

Он стал собирать на стол, а Гарри все косился на него, как бы говоря: все это из-за тебя, паршивец, это ты втащил меня к себе, ни о чем не предупредив, да еще и кофе теперь предлагаешь, и я по твоей воле вынужден остаться, терпеть двусмысленность своего положения.

С Гарри Александра связывала какая-то непонятная дружба, если этим словом можно назвать их отношения. Они сошлись как два пса, отколовшихся от стаи, с одной общей идеей, что жить так, как живут все, невозможно, а жить так, как хочется, нельзя. Впрочем, Александр расценивал эту идею как трагическую для всего человечества, Гарри же – в отношении себя.

Внешне он был, что называется, рубаха-парень. Всяк вступавший с ним в диалог чувствовал себя так, как будто знает его сто лет – настолько свободно он себя вел. Гарри мог говорить на любую тему. Причем говорил уверенно, громко, отчаянно жестикулируя и изображая на лице гримасы то большой радости, то невероятного изумления, а то и глубокого отчаяния. Социальные и политические темы были его коньком. По манерам Гарри можно было подумать, что у него много друзей и что все в порядке – чего еще можно ожидать от такого расхристанного парня? Однако… Если бы Александр не знал его. Впрочем, и другие люди со второго, с третьего раза начинали замечать некое несоответствие его образа словам и жестам, как будто бы чего-то не договаривает он, да и совсем не так развязан и весел, каким кажется.

Его позы это нечто вроде защитной маски, которая скрывает внутреннее состояние души. Можно бы сказать, что скрывает труд души, но уж слишком путанно она у него трудится – шарахается из стороны в сторону, что более походит на скачку неорганизованных мыслей. Гарри часто хмур, подавлен, расстроен – от тех же мыслей, которые так некстати забредают в его голову. При всем том он широкоплеч, строен, лицо мужественное, прическа ежиком «а-ля американский парень», в одежде подчеркнуто аккуратен. Женщины его замечают сразу и охотно идут на контакт. Но, когда они начинают требовать от него невозможного (например, взять их замуж), он тихо-тихо сматывает удочки и ведет себя совсем не как настоящий мужчина, явно не оправдывая выданные авансы и гарантии. Гарри мог бы преуспевать как ловелас, но почему-то не хочет. Почему-то предпочитает одиночество. Мама Александра зовет его на свой вятский манер: Гаря.

Пообедав, Елена заторопилась. Гарри, полагая, что это из-за него она уходит, сам поспешил к вешалке.

– Куда это вы все? – спросил удивленно Александр.

– Оставайтесь, Гера, – предложила Елена. – Я чувствую, что вы из-за меня уходите. Мне на самом деле надо идти. Я обещала после обеда на базу подскочить – там меня уже ждут. Саша, поухаживай за гостем.

– Гость подождет, пока я провожу тебя до остановки, – заявил Александр.

– Не надо. Я же бегом. Представляю, как мы будем бегом провожаться! – пошутила она.

– Ну, ладно, – согласился Александр, – уговорила. А ты, поросенок, давай опять раздевайся. Приходишь раз в полгода… Хоть расскажи, как работа, как в личном плане?

Между этих слов Александр поцеловал Елену, проводил на лестничную площадку и проследил, как она побежала по ступенькам, на ходу помахав варежкой.

Закрыв входную дверь, Александр вновь обратился к Гарри:

– Ну, чего скис? Дела не в порядке?

– В порядке, – ответил Гарри. – Обо мне потом. Ты лучше расскажи, где себе такую деваху отхватил?

– В секции закаливания, – ответил Александр.

– Мне, что ли, туда записаться? Кто она такая, где живет, кем работает?

Александр ответил.

– У-у! – произнес значительно Гарри. – Ну, ты, Сашка, молодец, не теряешься!

– А чего теряться?

– Ну и как у вас дела?

– Не знаю пока – ее понять надо.

– Ясно… А первые впечатления?

– Благоприятные.

– Сколько ей лет?

– Почти столько же.

– Замужем не была?

– Была.

– Разведенка, стало быть… Дети есть?

– Есть. Мальчик.

– Ну и спи с ней, замуж не бери!

– Могу и взять.

– А дите? Зачем тебе обуза?

– Дите не виновато.

– Ну, смотри… Ты что – ее любишь?

– Пока не знаю… Но она очень интересная женщина. И, что самое главное, чувствительная. Плакала из-за меня. Разве есть сейчас подобные натуры? Ты ведь знаешь, Гера, что я всегда любил чувственных…

– Ну-ну!

ЭТОТ ВОПРОС

После бассейна они выходили на улицу с просветленными душами, словно бы вместе с водой смывались накопившиеся неурядицы. Тело приятно взбодрено физическими упражнениями, плаванием, контрастным душем. Тоньше воспринимается окружающий мир. Все предметы выделяются своими формами: кажется, что даже двери осязаемы, проходишь сквозь них уже не механически, а словно бы чувствуя их. Мозг промыт, и в нем пространство для впечатлений. После яркого вестибюля чуть притушенный ночной эфир, в котором бесконечное море звезд, тоже словно бы очистившихся, и поблескивающих как драгоценные камни. Окна в домах светятся приятным душе покоем, навстречу движутся добрые люди, а снег искрится в мягком свете уличных фонарей. Умиротворенность заполняет душу, и радостно внутри – оттого, что рядом такой же просветленный человек, чистый душой и телом.

Приятно неторопливо идти под руку по вечернему городу, идти домой, в теплый уголок, где ждет горячий кофе, а если нет мамы, то и свежая хрустящая постель, где в чистой любовной неге сольются два молодых тела, что особенно приятно после бассейна – тело воздушно, невесомо, истома наполняет каждую клетку; поцелуй сладок, поцелуи в шею, грудь – все доставляет истинное удовольствие, и она отвечает взаимностью, нежными, замедленными движениями и ласками и оттого особо чувственными.

Александр всегда желал и жаждал такой любви. Он забывался в эти минуты и облагораживал каждый жест Елены, каждое ее движение. Старался ни о чем не думать и потому, наверное, не испытывал раздражения. Казалось, мир значим и высок, и всеми силами способствует тому, чтобы два существа познали его глубинный смысл.

Оттого, что их близость была желанна, а не случайна и впопыхах, то чувство неприятия, которое у него прежде включалось от близости с нелюбимой женщиной, перестало включаться. Александру было хорошо, Елене тоже. Она всегда отвечала согласием на его предложение, порой даже сама начинала любовную игру, а это особенно нравилось, потому как показывало, что она искренна в своем чувстве, а не делает поблажку его похоти.

Елена не была равнодушна в постели. Была иногда не очень активна от усталости, но никогда – невнимательна. «Что ты, мой миленький, все в порядке, – отвечала она на его случайное беспокойство, – что ты, мой хороший, мне всегда с тобою так хорошо, даже очень». И словно в подтверждение глаза ее делались умиротворенно-счастливыми, сама она становилась тихой и нежной, а на ее щеках загорался, от прилившей крови, румянец. Она была в эти минуты как робкая, но бесконечно счастливая девочка, которая только что испытала блаженное чувство. Она была беззащитно счастлива, и любое его движение в сторону воспринимала с испугом, тихо просила:

– Не уходи, милый. Мне хочется быть близко…

И он потакал ей, гладил ее волосы, целовал ее затихшее тело, ее полуприкрытые глаза. Было хорошо и чисто.