Камень. Биографический роман. Книга 1. Первые шаги к свету и обратно

– Ну что, готов рассказывать, кому сорока-ворона дала кашку, а кому нет? – с порога задала вопрос Мария.

– Да, – с готовностью ответил сын.

– Тогда рассказывай, а мы послушаем и вместе решим, кто же из нас заслужил кушать кашу.

И Петя с расстановкой стал декламировать:

«Сорока-ворона

Кашку варила,

Деток кормила…»

Затем он поднял вверх руку и стал загибать пальцы, отмечая поглаживанием заслуги, а постукиванием – ничегонеделанье воронят:

«Этому дала – он дрова рубил,

Этому дала – он воду носил,

И этому дала – он печь топил.

А этому не дала – где ты был?!

Дров не рубил,

Печку не топил,

Воду не носил

И кашу не варил,

Позже всех приходил!»

– Ну что, папа, что ты сегодня делал, чтобы заслужить кашу? – с напускной строгостью, но улыбаясь уголками губ, спросила Мария.

– Я дрова рубил и печку топил, – отчитался Данил.

– Ну, как думаете, заслужил наш папа завтрак? – снова задала вопрос мать, обращаясь в первую очередь к сыну, но для порядка оглядываясь на остальных.

– Да! – хором подтвердили и стар и млад, а Ирина наложила тарелку каши и подала зятю.

– А ты, бабушка?!

– Я кашу варила!

– Ну что, дадим бабушке кашу?

– Да! – послышался дружный ответ и ещё одна тарелка с кашей нашла своего едока.

– А ты, мама, что делала? – подключилась к представлению Ирина.

– Я свинку кормила.

– Молодец, мама! – отозвалась бабушка, – наверное дадим и маме кашки? – предположила она.

– Дадим! – дружно ответили все.

– А что Петюша делал? Он заслужил кашу? – улыбаясь, спросил отец.

– Я кашу пробовал и солил! – с достоинством отозвался малыш.

– Ну, как считаете, дадим Пете кашу?

– Да! – хором крикнули взрослые и ребёнок получил от бабушки свою порцию.

При этом Ирина не преминула подключить очередную прибаутку:

«Каша вкусная дымится,

Петя кашу есть садится,

Едим кашу, не спеша:

Очень каша…»

– Хороша! – подтвердил Петя общее мнение, уплетая еду за обе щеки.

Члены семьи удовлетворённо улыбнулись и продолжили трапезу.

Расстрел.

1941 год, сентябрь.

Южноукраинская степь.

Колонна этапируемых, без воды и пищи уже почти сутки безостановочно, ускоренным маршем продвигалась на восток, пытаясь выскользнуть из пасти немецких механизированных клиньев.

Как будто чувствуя приближение осеннего ненастья, яростные лучи стремились напоследок показать свою силу, да так, чтобы эти возомнившие себя вершителями истории люди взмолились Господу, выпрашивая ниспослать им глоток воды. А глубоко безразличное, неумолимое, бесконечно-синее небо, чуть украшенное на горизонте несколькими пушистыми облачками, словно высасывало из несчастных арестантов последние соки. Тягучая, густая слюна противно склеивала всё во рту. Когда Пётр поднимал голову к небу, ему казалось, что ещё немного – и этот цинично-прекрасный вакуум поглотит саму его душу, унеся её в недостижимо-далёкую вышину вечности.

Где-то совсем рядом грохотали орудийные залпы. Ровные, как стол, без единого деревца огромные поля побуждали германских лётчиков устремляться к любой цели, появляющейся на фоне этого однообразного пейзажа.

Два раза измученные, перепуганные люди подвергались пулемётным атакам юнкерсов, возвращающихся с задания и напоследок решивших израсходовать оставшиеся патроны. По команде руководителя группы – сержанта госбезопасности – все бросались врассыпную. Но несмотря на это, около двадцати человек, включая и военных, погибло от пуль воющих сиренами немецких стервятников. Примерно столько же было казнено охраной. Расстреливали всех получивших серьёзные ранения и тех, кто не мог идти.

Участились попытки озверевших, обезумевших от жажды зеков подобрать валявшиеся арбузные корки или напиться из находящейся рядом лужи. И если в первых отваживавшихся броситься к луже НКВД-исты просто стреляли, то теперь ситуация то и дело выходила из-под контроля.

В очередной раз увидев невдалеке блеснувшую на солнце поверхность небольшой лужицы, буквально все заключённые атаковали этот жалкий источник воды, невзирая ни на страх смерти, ни на отчаянные окрики и пальбу охраны. Они стали неистово бороться и драться за право прильнуть к этой живительной влаге.

Пётр добежал до лужи в числе первых, но несколько человек уже лежали в ней, жадно хлебая и не давая возможности напиться другим. В припадке ярости Пётр схватил одного из них за одежду, отбросил на несколько метров в сторону, упал на его место и рот его слился с водой. Пил он неистово. В первые несколько минут парень не чувствовал ничего, кроме смешанного чувства восторга, наслаждения и радости от утолённой жажды. Только когда вместо воды он почувствовал во рту ил, сознание происходящего постепенно стало возвращаться к нему. Арестант понял, что вода закончилась, а он лежит в грязи, придавленный кучей людских тел. Мало-помалу до заключённых начинало доходить, что воды в луже больше нет, и они постепенно стали сползать с горы тел и отходить в сторону.