Камень. Биографический роман. Книга 1. Первые шаги к свету и обратно

Они трижды поцеловались и, не сговариваясь, принялись за подготовку праздничного стола. Данил занимался сервировкой, а Ирина – подготовкой кушаний. Спустя некоторое время всё было готово.

– Поднимай детей, – обратилась тёща к зятю.

Тот кивнул и проследовал в спальню.

– Петюша! Петя! Вставай! Христос Воскрес! – Данил тряс сына за плечо, пытаясь разбудить: – Уже четыре часа, и мама скоро придёт со Всенощной.

– Сейчас, – пробормотал Петя, открыл глаза, повернулся на бок и умоляюще пропищал: – Ещё немножко.

Данил пожалел мальца и переключился на старшего – Колю. Тот оказался более отзывчивым: в ответ на действия и призывы Данила сразу же сел на топчан, хотя и плохо понимал, что происходит. Обрадованный неожиданно быстрым результатом своих усилий, мужчина снова принялся за меньшего:

– Вставай, Петрик! Не то проспишь всё Царство Небесное! Христос Воскрес!

– Воистину Воскрес! – уже достаточно бодро отозвался Петя, трижды целуя отца.

– Одевайся и беги на кухню, помогай бабушке: к маминому приходу стол должен быть полностью накрыт, и мы будем разговляться.

Мальчишка убежал, а Данил снова взялся будить Колю, который, как ни в чём не бывало, опять благополучно спал.

Спустя некоторое время, все домашние были готовы к приходу Марии. Разодетые в лучшую свою одежду, вышитую яркими орнаментами, члены семьи сновали от накрытого в комнате стола к кухне. Куда бы они ни подались, везде были скоромные яства, такие желанные в конце Великого поста. Распространяющиеся по всему дому запахи мясных, рыбных и мучных блюд разжигали аппетит. В предвкушении скорого разговения, Коля и Петя каждые несколько минут нетерпеливо выглядывали на улицу, пытаясь рассмотреть в темноте возвращающуюся домой мать.

В конце концов дверь отворилась, и на пороге предстала сияющая от счастья Мария.

– Христос Воскрес! – сообщила она благую весть.

– Воистину Воскрес! – хором ответили домочадцы.

Члены семьи стали расцеловываться, каждый раз повторяя «Христос Воскрес! – Воистину Воскрес!» Затем расселись за праздничным столом и глава семьи торжественно разрезал освящённую в церкви большую пасху.

– Христос Воскрес! – торжественно провозгласил Данил, осеняя сначала себя, а затем всех присутствующих Крестным Знамением.

Остальные тоже перекрестились. Только после этого и после молитвы приступили к разговению – сначала освящёнными крашенными яйцами с пасхой, а дальше – всем, что было на столе.

Петя в основном налегал на мясное: ел свои любимые котлеты с пюре и ножку запечённого гуся, окорок и домашнюю колбасу. Потом отведал жареной рыбы, холодца и пирожков. А завершил трапезу квашеной капустой и большим куском кулича с молоком.

Взрослые говорили тосты, которые так или иначе касались Светлого Праздника Пасхи, немного выпивали и обильно закусывали. Когда все достаточно насытились, Мария взяла инициативу в свои руки:

– Давайте сходим на утреннее Богослужение: там так замечательно, такая приподнятая атмосфера; священники окропят нас водой, вместе с другими верующими будем славить Воскрешение Христа и желать друг другу счастья и любви. А потом послушаете наш церковный хор.

– Ура!!! – первым закричал Петя, и остальные тоже поддержали его.

…

К церкви подоспели как раз когда развиднелось. Казалось, вся Томаковка собралась у Храма, а народ всё прибывал и прибывал. Шабли поприсутствовали на очередной утренней Службе, а затем вместе с односельчанами выстроились по периметру церковного двора в ожидании обряда окропления водой.

– Христос Воскрес! – во всю мощь своего баритона вещал священник, на все стороны поливая сияющих от счастья людей освящённой водой. – Христос Воскрес!

Он произносил эти слова с восхищением, так, будто только что сам был свидетелем чудесного Воскрешения. Лицо его светилось радостью. Было видно, что священнослужитель беззаветно верит в возглашаемое им событие.

– Воистину Воскрес! – с не меньшим упоением и верой отвечали люди.

– Христос Воскрес! – с неугасающим оптимизмом снова возвестил священник.

Его рука воспарила вверх; кропило описало дугу и капли прохладной воды брызнули на Петино лицо, шею и руки. При этом мощная и чистая энергия наполнила душу и тело.

– Воистину Воскрес! – в экстазе выкрикнул мальчонка, приобщаясь к величайшему таинству и переломному событию в истории…

Потом в стенах храма пел хор. Царственные звуки заливали всё вокруг. Люди подпевали… Хотелось влиться в исходящий от хора поток любви и восторга. А среди певцов Петя видел маму. Она была так прекрасна в окружении величественных церковных сводов. И Петину душу заполонили чувства радости, счастья и любви…

С вещами на выход.

1941 год, сентябрь.

Харьков, Харьковская Холодногорская тюрьма.

Скомандовали выгрузку из состава. Едва спрыгнув на землю, Пётр ощутил прелесть вечернего свежего воздуха, так разительно отличающегося от духоты раскалённого на солнце вагона. Он жадно вдыхал, стараясь заполнить живительным кислородом самые дальние уголки лёгких. Но как ни напрягал парень свои грудные мышцы, казалось, что никак не удаётся захватить в себя столько воздуха, сколько хочется.

Между тем у НКВД-шников некоторое время ушло на перекличку и группировку заключённых. И вот, наконец, тронулись. Сначала дорога от вокзала до Харьковского следственного изолятора пролегала параллельно железнодорожным путям. Уходящее кроваво-красное светило из последних сил цеплялось за горизонт, посылая свои финальные лучи бредущим узникам. «Обратите на меня внимание – я существую!», – как бы выкрикивало оно наперекор неминуемо надвигающемуся занавесу.

Свернули направо, и дорога пошла в гору. Довольно скоро показался и конечный пункт назначения – Харьковский следственный изолятор, а по-простому – Холодногорская тюрьма.

Формальности были соблюдены достаточно быстро. После долгого блуждания по тюремным лабиринтам арестантам наконец выдали минимальный «джентльменский набор». Пете досталось какое-то подобие матраца, набитого слежавшейся соломой, два куска дырявой материи, различных по размеру и структуре ткани, а также кружка и ложка.

Затем вновь прибывших распределили по местам обитания. В результате многократных перетасовок и переходов между блоками, сопровождавшихся лязганьем замков и криками охраны, парень, вместе с ещё пятью совагонниками, очутился в довольно большой камере.

Зайдя в своё новое жилище, Пётр сразу навскидку определил номинальную вместимость камеры на уровне 20-30 человек. На самом же деле в ней находилось порядка 70-80 арестантов, которые занимали как два яруса нар, видимо, предусмотренных изначальным проектом, так и третий – дополнительно надстроенный. Кроме того, практически вся площадь пола также была занята почти голыми людьми, лежащими и сидящими на матрацах. Незанятой оставалась небольшая площадка у двери, главной «достопримечательностью» которой была расположенная здесь же возле стены резко воняющая параша.

По-видимому, под впечатлением крутого нрава «железнодорожного вора Ташкента», вошедшие вместе с Петей люди предоставили ему право выбора места. Тот не стал отказываться и занял площадку, расположенную подальше от параши. Прямо в одежде он повалился на матрац, рассчитывая поскорее отдохнуть с дороги.

Но уже через несколько минут жара, влажность и духота, вызванные как тёплой погодой на улице, так и запредельно большим скоплением людей, привели к тому, что всё тело парня покрылось потом. Его количество неуклонно увеличивалось, из-за чего вскоре одежда обильно пропиталась выделяемыми секретами желез. Стало очевидным, что микроклимат помещения является экстремальным, и в связи с этим нужно что-то предпринимать. Подражая большинству узников, Петя разделся до трусов и умостился на своём лежаке, намереваясь уснуть. Однако агрессивная атмосфера камеры внушала некое чувство безысходности; парень постоянно ворочался, не зная, куда себя деть, и безуспешно пытаясь избавиться от какого-то неприятного зуда в стопах.

Спасение пришло нежданно: скомандовали вечернюю оправку и заключённые, вооружившись тряпками, кружками и другой подручной амуницией, дружно последовали справлять свои нужды. Петя тоже взял всё, что могло хоть как-то пригодиться для целей гигиены. В туалете он освободился от шлаков, облил всё тело и одежду водой, набрал её в кружку и обильно намочил все свои куски материи.

Возвратившись в камеру, парень выкрутил пропитанные водой штаны, ещё раз окропил себя полученной таким образом жидкостью, а затем улёгся на мокрую тряпку. Такая процедура принесла некоторое облегчение. Измотанный долгой дорогой организм расслабился и вскоре незаметно погрузился в сон.

Сновидения все были на один манер, в них Петя героически боролся то с великаном, пытающимся его задушить, то с морской пучиной, увлекающей тело вглубь, а то – с тенетами, в которые заманила парня злая ведьма. Каждый мини-сюжет завершался отчаянным рывком бедняги из западни, после чего наступало частичное пробуждение, сопровождающееся жадным хватанием воздуха и последующим тревожным засыпанием.

Очередная сонная гонка с преследованием была в самом разгаре, когда Петя почувствовал, что его кто-то грубо и бесцеремонно трясёт за плечо.

– Фамилия?! – прозвучал у самого уха настойчивый шёпот, настолько резкий и неприятный, что, казалось, был способен разбудить даже мёртвого.

Парень тут же проснулся с чувством какой-то неясной тревоги. В темноте он не сразу понял, что происходит, и только растерянно туда-сюда поворачивал голову, пытаясь определить, где находится.

– Фамилия?! – повторил охранник свой вопрос-требование.

– Шабля, – на автомате ответил арестант, продолжая вглядываться в неясные очертания и искать объяснение происходящему.

Некоторое время находящийся у Петиного изголовья человек молчал, затем, слегка кашлянув, разогнулся и стал перебираться к месту лежания следующего заключённого, всё время цепляясь ногами за размещённые на полу вещи.