Оля остается в Арктике

Малиновский предложил сделать привал, чтобы отдохнуть, разобрать захваченную документацию.

– А генералу пора идти своим ходом, – сказал полковник, – а то привыкнет быть пленным, потом не отвяжешься.

Миша в пятидесяти метрах от привала занял оборону. Андрей, похлопывая пленного генерала по плечу, сказал:

– Эй, господин генерал, вам там не скучно?

Генерал молчал.

– Давай поможем, – сказал полковник, – как бы не задохнулся.

Все втроем: полковник, Андрей и Зверев – стали снимать с генерала чехол. Генерал не шевелился. Лица полковника, Андрея, Зверева резко изменились, по телу прошел холодок.

– Осторожно, осторожно! – сказал полковник. – Он, может, ранен!

Андрей засунул свою правую руку под чехол, к спине генерала, левой рукой взял выше колен, поднял генерала. Полковник легко снял чехол. Окровавленная голова генерала повисла. Пуля прошла сквозь локтевой сгиб правой руки Андрея, мимо большого и указательного пальца левой ладони, незначительно повредив палец Андрея, и впилась в затылочную часть головы генерала.

Полковник подхватил голову генерала. Андрей и Зверев спокойно положили генерала на чехол. Полковник открыл глаза генерала.

– Он еще живой! Укол! Укол!

Андрей схватил аптечку, вытащил шприц, стал набирать лекарство. Полковник продолжал держать голову генерала одной рукой под затылок, прикрывая рану, другой чуть приподнимая подбородок – для облегчения дыхания. Генерал был еще живой, и смог произнести два слова: «Дотессс… Дотессс…»

Зрачки стали расширяться – сердце остановилось. До биологической смерти осталось три минуты. Генерала потеряли. Над группой повис траур. Жалко генерала. Еще молодой мужчина. Как выяснилось из личных документов – сорок лет. Жена Сара – тридцать два года, две малолетние дочки-близняшки – Линда и Лара.

Полковник приказал снять пост. Миша пришел в группу. Увидев мертвого генерала, сильно расстроился. Обсудили вопрос, как действовать дальше в связи с провалом операции. И что делать с генералом. Сорок километров нести в отряд нет возможности и нет оперативной необходимости. Мертвый генерал не представляет никакой оперативной ценности. Решили предать генерала земле со всеми возможными в данной ситуации почестями. Осмотреть и запротоколировать изъятую документацию и продвигаться на базу.

Всей группой быстро вырыли яму: сто семьдесят сантиметров длины, сорок сантиметров ширины и сто сантиметров глубины. По полной форме опустили генерала на дно. Накрыли чехлом.

Полковник произнес речь:

– Товарищи офицеры, мы сейчас хороним не преступника или еще какого-то там злодея, мы хороним боевого офицера Америки. На наших руках нет его крови. Он погиб от пули своих же товарищей по оружию. Он погиб не при защите своей страны, своих граждан, своей семьи. Он погиб, защищая экономические интересы класса американской и всей мировой буржуазии, ее политических амбиций, ее правящей политической верхушки. А это значит, что в его смерти виновны даже не те, кто в него стрелял, а те, кто послал его на смерть для защиты своих корыстных интересов. Недалеко то время, когда эту раковую опухоль планеты Земля – капитализм – мы точно так же похороним в могиле, но более глубокой, и на веки веков. Тогда на земле не будет своих и чужих, а будут только свои, сплоченные тесными узами коммунистической солидарности всех народов мира. Тогда восторжествует всемирная дружба и братство, тогда и перестанут стрелять, взрывать, убивать солдат и генералов. Тогда не нужны будут ни армии, ни спецподразделения.

– Товарищ полковник, разрешите вопрос?

– Говори, Андрей!

– А что будет с нами? Ведь мы практически ничего не умеем делать, кроме как метать ножи, стрелять, взрывать, ну и, как бы ласково выразиться, ликвидировать.

– Я уже сказал, что капитализм – это раковая опухоль на теле всех народов мира. Капиталист – это эксплуататор – паразит. За тысячелетия своего существования он приспособился незаметно, а иногда безболезненно впиваться в тело своего народа-донора и пускать в организм свои метастазы, укореняться в теле и паразитировать. Человек начинает ощущать его присутствие, когда этот паразит уже полностью завладел его телом. Современная медицина пока еще не располагает препаратами удалить раковую опухоль из организма человека безболезненным терапевтическим путем. Ее можно удалить лишь оперативным путем. Но чем это заканчивается для больного, всем известно: это страдания и, в конечном итоге, смерть. Сейчас ученые всего мира усиленно работают над созданием лекарственных препаратов и приборов физиотерапии для безболезненного излечивания человека от рака.

Точно так же и в политике. Современная социология пока что еще не знает средств и методов ликвидации капитализма безболезненным способом. Хотя Коммунистическая партия усиленно работает над этой проблемой, и уже имеются значительные успехи.

Но в наше время пока что остается лишь одно средство ликвидации капитализма – эффективное и проверенное – революционным или военным путем, то есть – хирургическим. Но лечить от капитализма таким средством – значит, принести обществу вреда больше, чем пользы. На это мы не пойдем. Следовательно, остается только один способ лечения народов мира от этой заразы – терапия. Но поиск политических инъекций, чем и занимается наша партия, может занять целые столетия. Пока этот поиск будет продолжаться, мы будем применять свои лекарственные препараты. Они у нас в руках. Так что наша профессия будет востребована, может быть, еще целые столетья. От такой перспективы мне становится грустно до слез, потому, что нашим детям и нашим внукам придется заниматься тем, чем занимаемся мы с вами – деятельностью противоречащей человеческой сущности.

Генерала быстро засыпали землей. Сверху, для ориентира, положили огромный гранитный камень.

С Андрея сняли колпак, обработали и перевязали рану.

– А сейчас нам нужно собраться и быстро уйти с этого места, – сказал полковник. – Здесь летают американские спутники и фиксируют все, что попадается в объектив. Нас могут засечь, и тогда точно начнется погоня.

– Андрей, быстро нанеси на оперативную карту место привала и захоронения генерала. Начальство может заинтересоваться. Не исключено, что может встать вопрос об эксгумации и транспортировке, – добавил полковник.

– Кроме того, ты как физически самый сильный, бери мешок с трофеями, отойдем километров на пять-шесть, сделаем привал, разберем трофеи. Там, кстати, я вытащил из сейфа что-то тяжелое, аккуратно запакованное в пергаментную бумагу с пятью сургучными печатями. Наверно, какие-то бланки или, может, важные документы. Все проверим, запротоколируем, перекусим и двинем дальше. Будем готовиться к встрече с начальством. Думаю, разговор будет очень серьезный. За генерала с нас снимут шкуру. Еще бы: операцию провели блестяще, взяли генерала, взяли документацию, сами все целы и невредимы, а генерала похоронили! – подытожил полковник.

Группа двинулась вперед. Пройдя пять-шесть километров, выбрав удобное место, сточки зрения отражения возможной погони и маскировки, полковник скомандовал – привал!

После десятиминутной передышки команда приступила к разборке конфискованных документов. Улов оказался неплохим: 9 893 учетные карточки солдат и офицеров дивизии; карта дислокации дивизии и других воинских подразделений; зашифрованные инструменты, пароли, позывные, телеграммы, письма, переписки и прочие документы, работа с которыми требует специальных знаний и технических средств.

Пакет под сургучными печатями оставили на закуску, рассчитывая, что там будет самый крупный улов. Печати с пакета срезали ножом, положили в пакет с трофеями. Пакет разрезали, и от увиденного обомлели – рассчитывали на очень важные документы, но в пакете оказались доллары. От разочарования и злости Андрей прямо в пакет засадил нож.

– Товарищ полковник, что будем делать? Ведь для нас это просто мусор, не тащить же его на базу…

Зверев чуть наклонил голову и с кислым выражением лица произнес.

– Какая подлость… Рисковать жизнью, тащить шесть километров, рассчитывали поймать кита, а поймали свинью.

– Такой трофей даже начальству стыдно показывать, – сказал майор Калашников. – Думаю, нечего ломать голову. В протокол не заносить, швырнуть в кусты, и делу конец.

– Да-да, – сказал Миша, – мы же не разбойники, тащить добычу.

Посидели еще минут пять с кислыми лицами. Полковник сказал:

– Ребята, во-первых, благодарю вас всех за высоконравственную позицию; во-вторых, что касается долларов, судя по упаковке, здесь два миллиона долларов. Мы обязаны все, что попало нам в руки, доставить и сдать по акту.

Доллары внесли в общий протокол, положили в мешок. На этом страсти улеглись. После часового отдыха группа двинулась на базу. Группа разведки и группа отступления пришли почти одновременно, пятью часами раньше. Потерь и ранений не было. После обработки и расшифровки добытой документации выяснилось, что она представляет огромную оперативную ценность. Вся группа была представлена к правительственным наградам.

Поезд уже набрал предельную скорость. Постоянно подавал короткие гудки. Колеса вагонов стучали, как отбойный молоток. Прохладный ветерок заносил в приоткрытое окно запах паровозного дыма. Сажа с несгоревшими частицами породы садилась на стекла купе, на столик. Катя спокойно спала. Андрей с закрытыми глазами продолжал все глубже и глубже погружаться в свое далекое прошлое: детство, юность, курсантскую жизнь и особенно военные подвиги.

Были у Андрея стычки и с уголовниками. Однажды, когда их обучал полковник Малиновский, на бухте Шамора, Андрей с Мишей в свободное время решили пойти проведать землянку героя гражданской войны, большевика Сергея Лазо. Там Лазо скрывался от белогвардейцев. Впоследствии Лазо был все же пойман и заживо брошен в топку паровоза ястребом белогвардейцев Самохваловым.

Подойдя к землянке, прежде чем зайти в нее, Андрей стал в двух метрах от двери, любуясь природой. Миша в это время стоял сверху на землянке, осматривая местность. «Да, – подумал, оглядывая окрестность, Андрей, – вокруг сопки, сосны, цветы, целебный воздух – красота неописуемая. Я бы сам не прочь скрываться здесь пару месяцев – прелесть!» И тут же получил сильный удар по голове, от которого упал. Быстро очнувшись, Андрей увидел, что на него напали четверо мужчин, на вид похожие на бродяг: двое с дубинами, один с лопатой, у одного в руках карабин. Тому, кто с карабином, Андрей лежа нанес сильный удар ногой в колено, от которого преступник полетел кубарем вниз по склону сопки, остановился лишь тогда, когда ударился о дерево. Карабин, конечно, вылетел из его рук и упал в кустах. Преступники рассчитывали, что Андрей один. Но тут Миша, как коршун, слетел с землянки и в доли секунды расправился с остальными тремя. Преступнику, который был с лопатой, Миша, повредил руку. Остальные двое остались невредимы.

Для задержания и безопасной доставки с двух неповрежденных сняли ремни, с брюк срезали пуговицы. Это обеспечивало возможность не раненым помогать передвигаться своим раненым подельникам, а свободной рукой держать брюки, чтобы не упали. На задержание и доставку на базу ушло три часа. Нападающими оказались сбежавшие из колонии особого режима особо опасные рецидивисты.

Андрей сидел с закрытыми глазами, машинально массажируя то одну, то другую стопу Кати. А сам все глубже и глубже погружался в далекие события прошлой жизни: то в училище, то в Камбодже, то в Египте, то во Вьетнаме, то на последних тренировках на бухте Шамора, где полковник Малиновский доводил их до уровня бойцов самого высочайшего профессионализма.

До тренировок с Малиновским офицеры группы считали себя профессионалами высокого класса, но никто из них даже не предполагал, что в том деле, которым они занимались, они еще совсем юноши, и поняли это только во время тренировок с полковником. Никто из них даже не слышал, что можно поймать нож, брошенный противником, за сорок сантиметров до собственной груди, и тут же отправить этот нож обратно.

Тренировки начинались с того, что ловили мух, комаров, моль. Для этой цели ставили специальную палатку с запахами, приманивающими мух, комаров и иных насекомых. Потом тренировались ловить камни, бросая друг в друга. Ловили копья, стрелы, выпущенные из лука. Тяжелее всего оказалось ловить нож. Нож летит очень быстро и вращается. На навыки ловить нож уходили месяцы. Тренировались целыми днями и ночами. Тренировки с острыми предметами проводились в бронежилетах и шлемах. Очень сложный прием – уйти от ножа или зажать нож локтевой частью руки к ребрам. Долго и сложно отрабатывалось нанесение смертельных ударов кулаком в грудь или в голову. На все это, с учетом уже имеющихся знаний и навыков группы, ушло три месяца тренировок, занимавших по 16–18 часов в сутки. Полковник Малиновский научил команду разговаривать глазами, головой, руками, ногами, без промаха попадать с пистолета в летающую моль. Цель была достигнута, команда стала неуязвимой, готовой выполнить любое, даже самое сложное, задание.

В последнее время Андрей уже сам подготавливал команды новичков. Не совсем новичков, а примерно такого уровня, каким был он сам, до встречи с полковником Малиновским. То есть шлифует и отшлифовывает. Вот и сейчас мыслями Андрей находится в спортзале, тренирует команду. А поезд увозит его все дальше и дальше. Унося его от всей его прошлой жизни, вырывает из его сердца все, что врастало в него с самого детства. Андрей готов выскочить на ходу, вернуться туда, где осталось его бунтующее сердце. Но поезд, уносящий его могучее тело в неизведанные дали, неумолим, да и поезд жизни не остановить. Он сознает, что возврат к прошлому уже невозможен, что там он уже умер, а здесь еще не народился. Он знает, что это ломка динамического стереотипа, ностальгия о прошлой жизни, и она будет длиться ровно столько, сколько он прожил до момента расставания с ней, что она происходит очень долго и мучительно. Она будет будоражить его чувства, травмировать сердце, отбирать массу времени на воспоминания, манить к себе. А может даже перейти в тяжелое психическое заболевание. Погруженный мыслями в бурную реку своей прошлой жизни, Андрей даже не заметил, как Катя потихоньку убрала с его колен свою левую ногу и большим пальчиком, щекоча его правое ухо, тихо зашептала:

– Андрей…

– О, Катенька, ты проснулась! Поздравляю! Как себя чувствуешь?

– Хорошо. А ты что делаешь?