Мидгард. Часть 2

– Да, это наш рыцарь, – шепнул Ремли Мельхиору. – Он за ангелов принял дружину Хмурого Бруза. Он не знаком с королем Муспелльсгейма, вот и принял его за какого-то Абаддона. Кто это, кстати? – спросил Релми, но тут же, не дав Мельхиору и рта раскрыть, вскочил: – Я пойду говорить с ним!

– С Абаддоном? – пошутил Мельхиор.

– С ним позже, а сейчас – с Калибурном.

Волшебник только пожал плечами, а Ремли вышел из их укрытия и приблизился к рыцарскому собранию.

– Мое почтение, сэр Калибурн, слывущий средь равных пророком последних времен, – с такими словами Ремли обратился к рыцарям, которые затаив дыхание слушали рассказ сэра Калибурна.

– Мне не нужен оруженосец, – произнес сэр Калибурн, обрадованный тем, что его наконец перебили. Он еще не имел должного запаса речей и, рассказав немного, нуждался в передышке, чтобы собраться с мыслями. Нежданная слава пророка, которая катилась за ним по всем дорогам, тяготила доброго рыцаря. Но радоваться гостю сэр Калибурн не спешил, потому что, судя по первым словам Ремли, его он заинтересовал тоже как проповедник последних времен. – Иди своей дорогой, юноша.

– Я пришел не за тем… – начал Ремли.

– Пшел вон, щенок! – поднялся один из рыцарей. Не дело святому Калибурну гнать в шею назойливого бродягу, пусть сэр Калибурн проявит смирение, другое дело – он, простой воин.

– Пока тебе уши не обрезали, – добавил другой рыцарь.

«Опять начинается, – подумал Мельхиор, – теперь до вечера будет изливаться рыбьим жиром своей велеречивости: кто из них свинья, кто собака, а кто свинобака – их общий сын. Столько пустых слов, чтобы потом в два щелбана всех уложить». Волшебник устало потер грязным рукавом слезящиеся глаза, отчего они принялись слезиться еще сильнее, и глубже присел в уголок внимать изящной словесности Ремли, величайшего волшебника под небом.

– Хочешь заклад, что скулить по-щенячьи, ливнем мочи под себя проливаясь, будешь в чертогах сих ты до восхода луны, а не я? – ответил рыцарю Ремли, оправдав худшие ожидания Мельхиора. – Речь с извинений начни иль затвори кудахтало вовсе и сядь, где сидел!

Поднявшийся рыцарь замер в нерешительности. От такой отповеди он опешил, и, будь он старше, сердце его не выдержало бы столь жестокого оскорбления. Рыцарь держал в руках плетку, которой хотел лишь по-отечески прогнать Ремли до двери. Ему бы взяться за меч, но рыцарь обрушился на Ремли с тем, что было в руке.

Хвосты плети намотались на предплечье Ремли. Он перехватил хвосты ладонью и без труда вырвал плеть из рук рыцаря, а рыцарь, не ждавший такого сильного рывка от неокрепшего юноши, повалился на одно колено. Второй рыцарь, грозивший Ремли отрезанием ушей, поднялся:

– Я тебя искрошу! – Угроза была слишком краткой и простой, чтобы потешить привыкшего к галантным речам Ремли, и он поморщился, каковое выражение лица рыцари ошибочно приняли за страх.

– О ты, мерзкий выродок, на свет рожденный в поганой канаве! – выплеснулся руганью Ремли. – Это все, что есть мне в угрозу сказать у тебя, щучья морда, прежде чем я покажу Кухулина вам, двум наглецам косорылым?

Рыцарь, оставшийся без плети, кинулся к своему мечу, который валялся под столом в ножнах. Ремли махнул плетью, держа ее, как схватил, за хвосты, и тяжелая рукоять ударила рыцаря по затылку. Он сполз под стол и до рассвета уж не поднялся.

У второго рыцаря меч был на поясе, он схватился за него, но Ремли перехватил плеть, и хвосты захлестнулись вокруг головы рыцаря. Потом бедняга был готов поклясться, что хвосты не просто хлестнули его, а схватили его за горло, как руки сказочного голема, что они, словно были живыми, душили его, давили на глаза, зажали ему рот и нос, поэтому он упал, не в силах вытащить меч, но в «Трех петухах» было темно; свидетели драки видели лишь то, что после удара рыцарь упал, запутавшись головой в кожаных хвостах плетки своего товарища.

Два других рыцаря остались сидеть подле сэра Калибурна. Ничто не доставило бы им большей радости, чем выпотрошить Ремли, как оленя, но они дали обет не проливать крови без разрешения сэра Калибурна, а тот продолжал сидеть и следил за дракой в просветленном молчании.

Вдруг на голову Ремли обрушилось сзади нечто настолько тяжелое, что он от неожиданности охнул.

– О камни Стоунхенджа! – возопил он после удара. – За что же вы валитесь на меня посреди бела дня?!

– Отойди, – проговорил сэр Калибурн, обращаясь к кому-то за спиной Ремли.

Мельхиор вышел из своего темного угла и подошел к Ремли.

– Звенит? – с неуловимой улыбкой на губах поинтересовался он у оглушенного товарища.

– Звенит и сверкает в очах аки россыпи звездного неба, – подтвердил Ремли. – Кто меня… – начал он и, обернувшись, уставился на оруженосца сэра Калибурна. Тот (или та) держал в руках железный щит своего хозяина, которым за мгновение до этого огрел Ремли по голове. – Ты! – Ремли погрозил пальцем оруженосцу. – Не будь ты…

– Сэр Калибурн, – резко переменил тему Мельхиор и, повернув Ремли к рыцарю, обратился к проповеднику последних времен: – Мы пришли говорить с вами о деле, сэр Калибурн, а не слушать о конце света. Уделите нам время, и я ручаюсь, что пользы от этого будет больше, чем от повторения старых слов.

– Что ж, присаживайтесь, – пригласил рыцарь. – Сегодня я не прочь сменить слушателей на рассказчиков.

– Остерегайтесь их, господин, – зашептал на ухо рыцарю оруженосец. Он говорил тихо, но Ремли и Мельхиор все равно его слышали. – Молодой – точно колдун. Я видел, как он заставил плеть плясать, словно послушных змей.

– Сколько тебе повторять, что я не боюсь колдунов, – ответил сэр Калибурн.

– Никому не выстоять после такого удара, – чуть не плача от бессилия донести всю серьезность опасности до рыцаря, захныкал оруженосец и в доказательство показал вмятину, которую оставила на щите непокрытая голова Ремли.

– Оставь нас, – попросил сэр Калибурн. – Лошади разобраны и прибраны? Мне проверить?

– Еще нет, господин, – подчинился оруженосец. – Так я пойду?

– Иди. И вы тоже нас оставьте, – попросил сэр Калибурн двух рыцарей, которые с неохотой удалились в дальний угол. – О чем вы хотели говорить со мной? – спросил он у Ремли и Мельхиора, когда они остались втроем, а переполох, вызванный в трактире их небольшой дракой, стих.

– О том, что узрел ты и о чем сам толкуешь, – ответил Ремли. – Было это в… где же… – запамятовал он. – Как это место? – спросил он у Мельхиора.

– Под Орхусом, в твердыне ордена паладинов, – подсказал волшебник.

– Да, это случилось под Орхусом, – повторил сэр Калибурн. – Там я видел бездну и ангелов, пришедших покарать людей. Там я узрел, что конец близок, и мое бремя донести это до тех, чьи уши открыты.

– Так открой свои уши прежде моим словам и внемли моей речи, ибо я расскажу, что по правде ты видел, – ответил на это Ремли. – Ты видел не бездну, а проход в Муспелльсгейм, мир огня. Не ангелов, а кровожадных духов огня в облачении твердокаменной плоти. Вышли они на нездешних конях. Ты видел не то, как они выходили, а как исчезали обратно, иначе, как сам говоришь, не сидеть тебе с нами. Только в одном, что они пришли истреблять и крушить, ты, очевидец случайный, прав до конца.

– Что же ты сам знаешь об этом? – не удивился сэр Калибурн. У всех с ним несогласных были свои речи и свои доводы. Он много выслушал их, но у него было неоспоримое преимущество очевидца. – Разве ты был там?

– В твердыню ордена я не ступал, но мой товарищ ее навещал до нашествия духов.

– Что же ты… вы, – поправился рыцарь, обращаясь теперь к обоим гостям, – можете знать об этом?

– Я даровал духам огня, которых ты видел уходящими в бездну, дружине могучей Хмурого Бруза, свободу из заточения древнего. Сделкой коварной меня обманул их король. Не было в Брузе желания честного с миром покинуть наш мир, возвратившись домой. На погибель роду людскому решил он вновь обретенную жизнь устремить. Нападает с дружиной, открывая проходы в наш мир.

– Абаддон – это не Абаддон, на самом деле это Хмурый Бруз, дух огня. Он вроде демона, большая шишка в мире огня, мире, который соседствует с нами. Теперь Бруз с нами в войне, – Мельхиор перевел на человеческий язык речь Ремли.

– Кто же слова твои подтвердит? – поинтересовался сэр Калибурн. Ремли был не первый, кто отказывался принимать ангелов за ангелов. Иные трактовали события проще, ссылаясь на мудрого Оккама. Но этот пришелец говорил не проще, а сложнее. Рыцарь решил разузнать, что известно Ремли, потому что он много знал про Орхус, хотя это еще ничего не значило. Сэр Калибурн не скрывал, что видел бездну в твердыне ордена паладинов, и эти сведения гости могли почерпнуть из рассказов самого сэра Калибурна.

– Не единожды Бруз к нам являлся. И кроме Орхуса были земли и замки, что каре подверглись. Есть другие свидетели. Один ходит с нами, – поведал Ремли.

– Кто таков ваш свидетель? – спросил сэр Калибурн. – Рыцарь не поверит словам простого бродяги, крестьянина или ремесленника.

– Это Уитби шотландский, – заочно представил их свидетеля Мельхиор. – Местоблюститель сэра Кормака, элдормена и тэна, знатного рыцаря, чей замок упомянутый нами Бруз также разрушил, не оставив в живых никого, как это случилось у паладинов, где ты сам все видел.

– Я много слышал про славного сэра Кормака. – Рыцарь впервые показал на лице признаки интереса. – Так ты говоришь, он был убит в собственном замке? – с печалью в голосе спросил он.

– Увы, сэр Калибурн, брат твой сэр Кормак погиб жестокою смертью, – подтвердил Мельхиор. – Вы знали его?

– А что сын его? Джон. Калека. Тоже убит? – спросил сэр Калибурн, не услышав вопроса.

– Средь живущих нет и его, – поведал Ремли о судьбе Джона Кормака. – Но не с родителем сын разделил грустную участь. Джон погиб раньше. Сэру Кормаку выпала скорбь пережить его.

– Я не знал старого сэра Кормака, но знал молодого сэра Джона Кормака, – ответил сэр Калибурн. – Мы вместе странствовали в земли палестинские. Потом я слыхал, он геройствовал в Акре, потеряв ногу. Через него я слыхал об отце. Уитби, со слов его, я тоже припоминаю. И он путешествует с вами?