Оптимистические этюды

Вера

– Вера может заменять знание, – сказала Настя. – Мы не можем доказать существование Бога, но верим в него. Никто не понимает, как Вселенная образовалась из одной точки, но мы верим в это.

Они шли по темной аллее парка. Черное небо высветилось звездами, их свету не мешали ни луна, ни фонари.

– В августе начинается ночная красота, – сказал Мишка. – Все звезды видны. Видела, как одна сейчас упала?

– Это Персеиды, метеорный поток, он всегда в августе, – сказал Настя.

– Ты же филолог, – удивился Мишка. – Откуда это знаешь.

– С детства астрономией увлекалась.

– Так ты, может, и в чудеса не веришь?

– Чудеса – это то, что не может объяснить физика и теория вероятностей. Пока не может.

Он взял ее за руку.

– Не пойму, кто из нас математик. Ты какая-то приземленная.

– Ага!

Она отняла руку, повернулась к нему.

– Я вообще простая девушка. И люблю все простое. Все мои любимые стихи написаны простым ямбом: «деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок». Четырехстопный ямб, обожаю его.

– Уголок? Пушкин ошибся – деревня была чем? Прелестным уголком.

– Правила менялись. А ты что, веришь в чудеса?

– Верю, иначе скучно. Вот слушай – была у меня девушка. Мы расстались три года назад. И вдруг мне снится сон, что она выходит замуж. Звоню ее подруге – точно! Завтра у нее свадьба. Как ты это объяснишь?

– Тебе она часто снилась, а запомнил ты только сон, когда он совпал с действительностью. И еще теория вероятностей. Ты же математик, должен это понимать. Скажи мне лучше на математическом языке, как ты меня любишь.

– Элементарно. В Москве есть два множества девушек, красивых и умных. Есть пересечение этих множеств, где девушки и красивые, и умные. Ты в этом пересечении.

– Это ты про девушек, а где любовь?

– Я еще не закончил. В этом пересечении можно выделить два подмножества. Девушки в первом мне нравятся, я мог бы с ними переспать. Девушки во втором подмножестве – это те, с которыми я готов провести всю жизнь. В этом подмножестве всего одна девушка, это ты.

Настя долго молчала, потом положила голову ему на плечо и сказала.

– У меня все проще. Когда ты заговорил со мной тогда на выставке, то я сразу поняла, что ты тот самый мужчина, которому я могу доверять.

Доверяй

Городок Сен-Жермен под Парижем. Август, жарко. Суббота – сегодня на главной площади рынок. Ряды лотков, заваленных зеленью, овощами, фруктами. Два ряда – холодильники, там на льду лежат крабы, рыба, мясо. Отдельный ряд с бутылками вина и оливкового масла. С краю вытянулись ряды с одеждой и домашней утварью. Мы выбираем сливы – толстые, отливающие фиолетовым цветом. Некоторые лопнули, на них капельки сока.

– Попробуйте, – говорит продавщица, молодая деваха в джинсах и белой футболке.

Сливы отличные. Продавщица ставит корзинку на весы, наполняет ее до краев.

– Пять евро.

Я достаю кошелек. Черт, вчера потратили последнюю наличность. Выниманию последнюю монету в один евро.

– Картой нельзя?

Продавщица улыбается, говорит, что деньги можно принести в следующую субботу. Мы перекладываем сливы в пакет, уходим.

– Доверчивая какая, – говорю я. – Интересно, есть в других языках аналог нашей поговорки «доверяй, но проверяй».

– Англичане говорят «Trust everyone, but always cut the card». Доверяй всякому, но всегда снимай карту, – говорит жена. – По-нашему, сними колоду, кажется.

Я напрягаю память – в карты часто играл в школе.

– Мы тасовали колоду, потом протягивали другому и говорили «сними».

– Жулики есть в любой стране.

– Жулики и доверчивые люди, как и все на свете, в любой стране распределены по Гауссу. Вопрос только, где находится максимум распределения, какое среднее число доверчивых на тысячу жителей.

– Ага, эта девушка помогает улучшить среднюю доверчивость во Франции.

– Не обязательно. Рынок закрывался, ей просто не хотелось везти сливы назад на ферму.

Ферма

Однажды мы путешествовали по Провансу и жили на ферме около Арля – города, где Ван Гог написал свои лучшие картины: «Спальня», «Ночная терраса кафе», «Звездная ночь» и другие. Хозяева фермы были приветливы, работой себя не утруждали. Полем с рисом, уборкой и небольшой оливковой рощей занимались наемные работники. Жили мы в здании, специально приспособленном для «агротуризма» – небольшой «гостиницы» на четыре номера с кухнями и всеми удобствами.

Нашим соседом был голландец средних лет. Я часто видел его сидящим на террасе – там он что-то мастерил из длинной палки. То ли он хотел сделать из палки красивую трость, то ли дудку – это было непонятно. Вместо ответов на вопросы он загадочно улыбался и говорил, что пока сам не знает. Наверное, ему просто нравилось ковыряться ножиком в податливом дереве. Мы носились по окрестностям, а он целыми днями сидел на веранде, пил вино и работал со своей палкой. Его машина покрывалась пылью, с платанов начали опадать листья, рисовое поле подготовили к следующему сезону, а он все сидел на террасе.

Что сподвигнуло его уехать из Нидерландов? Неужели он не мог сидеть где-нибудь у старой мельницы, пить тоже самое французское вино, купленное в магазине, и вырезать что-то непонятное из своей палки?

Разгадка пришла в один из вечеров, когда солнце начало прятаться за гребнями далеких гор, освещая старый монастырь, платаны и старенький трактор, тянущий пустой прицеп, громыхающий на ухабах сельской дороги, уходящей куда-то к горизонту. Это же то, что видел и писал Ван Гог, догадался я. Мы исколесили сотни километров, чтобы найти места, где работал великий художник, а наш сосед, не сходя с места, сумел прочувствовать, почему Ван Гог полюбил этот край.

Иногда нужно остановиться, чтобы что-то понять. Возможно, наш сосед думал по-другому, но я решил, что понял его маленькую тайну.

Тайна

Чем старше становишься, тем меньше у тебя тайн.

Так думал Сан Саныч, прихлебывая коньяк, – ежевечерние сто грамм для лучшего сна. До вчерашнего дня у него оставалась только одна тайна, но она исчезла, после переезда соседей в новую квартиру. Тайной были вечерние визиты Анны Николаевны, женщины лет сорока пяти, полной, брюнеткой с седой прядью, которую она не хотела закрашивать.

– Я своего возраста не стесняюсь, – говорила она.

Приходила она раз в неделю, когда ее муж работал в вечернюю смену. Их общение было совершенно невинным. Она приносила котлеты, квашеную капусту, куда нарезала лук и обильно поливала подсолнечным маслом. Они вместе жарили картошку, Сан Саныч открывал бутылку красного вина, они устраивались за кухонным столом и начинали разговаривать.