Мун крекерс

– Да уж, странно, странно…

***

– Так, старики-разбойники! Документы есть?!

– А?..

– Чо?..

– Документы, говорю, есть у вас? Тут объект известно какой – секретный, а вы разлеглись как псы от ломоты. Проследуйте! Без вещей!

Над сухой полынью возвышался детина с загорелым лицом и кулаками фантастического калибра, коими, конечно, монаха не положить – сам с такими, а вот Льва Петровича – в бланманже с одного удара. Как только подошел незаметно, такая дылда?

– Сын мой… – начал было Филон.

– Хоть сын, хоть пращур – ты мне зубы не заговаривай! Оба встали – и пошли разом! Будем вас, деды, разъяснять. Эй, Бахыт!!! Ходьсюды!

Рядом за плоским холмиком оказалась целая команда краснознаменных во главе с сержантом Бахытом – сыном степей. С жужжанием выполз «газик», крытый брезентом, подъехал, подмигнул лампой.

– Принимай нарушителей, я пешком. Смотрите у меня! Не шалить.

***

– Спишь?

– Неа.

– Как мы так, а?

Обабков пожал плечами, затем понял, что его в темноте не видно, добавил тяжко:

– Хрен знает.

– Вот те и всезнающий хрен! Замели нас, как тинэйджеров после рейва.

– Чо? – не понял пенсионер.

– Закрыли, говорю, ни за что.

– А…

– И ведь как ловко подошел, ититтвою, этот лейтенант! Змеей подкрался.

– Профессионал, – добавил Петрович, лишь бы что сказать.

– Во-во. Космонавты… Понастроили тут!

– Думаешь, там есть кто-нибудь?

– Где? – не понял монах. – В коридоре? Ясное дело, есть – топтун с винтовкой.

– Да не. Там, в космосе, на других планетах, есть кто?

– Как не быть? Мы же есть, а там чем хуже? – веско сказал монах, слез со шконки, подошел к двери, несильно пнул.

Послышались шаги в коридоре, отъехала железная створка:

– Что шумим?

– Чаю принеси, отрок. И свет включи. Видишь, люди солидные. Кости стынут.

Караульный округлил рот, но ничего не ответил. Щелкнул выключателем. Пошел за чаем, стуча подметками.

На шпионов старики походили как слон на утку, гарнизон им сочувствовал, но команда прошла от главного: до выяснения, японских диверсантов держать в ежовых, и чтоб ни-ни! Почему «японских», никто не спрашивал – начальству виднее. Только шустрый на язык старшина Егоров тайно каждому сообщал, что, по всем статьям, шпионы-то польские, а командир дурак.

Выпили, молча, чаю, вернули кружки, оправились. В камере погас свет. За окошком размером с тыкву чернела все та же ночь с голубой звездой, застрявшей между решеток. Обоим казалось – минуло суток трое.

– Может, еще чаю? – спросил Петрович.

– Наглеть не станем, а то потом не дадут.

– И то верно. Спать?

– Давай.

Не успели лечь, как снова вспыхнула лампа в железной сетке. С грохотом отошел засов.

– На выход! Оба!

Старики с испугом переглянулись.

– В расход, что ли?

– Там скажут. Быстро!

Глава 2

В большой душной комнате, куда их привели под конвоем, из мебели – только стол с вертушкой и засиженный мухами шкапчик. Ни стула, ни табуретки. На плакате, прибитом к стене гвоздями, скуластая морда, желающая примерить противогаз, с надписью: «За тридцать секунд или никогда!»

Вторая, такая же до деталей, словно с нее писали, висела над разъятым воротничком форменной рубахи с нашивкой неизвестной породы. «Воистину, если Господь захочет, что б ты умер, он выберет самый надежный, а порой и самый причудливый способ…» – едва подумал Филон, как:

– Эти, что ли? – обратилась морда к кому-то, кто, видимо, стоял за спинами арестантов, решивших не делать лишних движений.

– Эти, товарищ генерал!

Оба чуть не подскочили в штанах. Обабков испытал горячий прилив патриотизма и желание помочиться. Филон сильнее задышал в бороду.

– Вот что, значит… – морда подошла ближе. – Партии нужны добровольцы.