В мире событий и страстей

Она подошла к нему и обняла за шею.

– Ты меня как на фронт провожаешь, – Олег сказал. – Я просто посмотреть – как да что. И обратно.

– Ко мне!

– Хорошо! Ну, вот еще! Только плакать по этому поводу не хватало! Ну, пока!

Вечер был, будто совсем обычный. По улице Заморенова шли прохожие и ехали машины. Пресненские переулки успели опустеть. Горели фонари. Чернели проемы подворотен.

Площадь между детским парком и Верховным Советом была заполнена людьми. Стояли кружками, обсуждали события. Один из депутатов разговаривал с мальчишкой-корреспондентом. Из толпы спросили:

– Что в Останкино?

Депутат ответил, что обратиться к стране по телевидению парламент не смог.

– В Останкино вовсю стрельба идет! – выкрикнули из толпы.

Депутат показал на гостиницу «Мир»:

– А вот там сегодня огнеметы нашли! Зачем, спрашивается, их сюда притащили?

Олег прошел ближе к Рочдельской. Увидел у костра одного из тех парней, которые дежурили днем. Присел на ящик, сказал:

– Я тут после прорыва через машины перелезал. Возле них солдатики стояли.

– А, это ты! – ответил парень. – Меня днем сморило, задремал маленько, а тут прибегают, кричат…

– Солдатики, те двое, куда делись? – спросил Олег.

– Напуганные такие были. Мы им: «Вон, отсюда!» А они: «Нам попадет, если уйдем». Потом делись куда-то.

Пожилой человек в шляпе поправил ящик, на котором сидел, и сказал:

– Пока все разбежались. Но вот, что дальше будет?

Подошел невысокого роста человек в форме морского офицера.

– А! Петр Саныч! Давай, посиди с нами. – Пожилой человек в шляпе подвинулся на своем ящике. – Какие новости?

Офицер сел у костра и снял фуражку:

– У Останкино дела неважно пошли. По людям огонь открыли. А на Тверской эти хотят своих вооружить.

– А чего ты тогда без оружия? – спросил пожилой.

– Надо будет – возьмем, – ответил Петр Саныч.

– Чего ваши там думают? Армия на чьей стороне будет? – спросил парень – сосед Олега.

– Работаем, со всеми переговариваемся. – Петр Саныч вытащил из кармана пачку папирос.

– А где «Днестр»? В Доме? – спросил парень.

– Чего мы тут будем обсуждать – кто где? – буркнул Петр Саныч.

– Я к тебе под команду запишусь, если что, – сказал пожилой человек в шляпе. – Ты из потомственных морячков?

– Еще ты! Отец на Балтике служил.

– А в революцию? – спросил человек в шляпе.

– Мичманом был. – Петр Саныч вытянул ноги к огню и поправил полы шинели. – Матросами командовал. А в Отечественную в Мурманске морские конвои охранял.

– Мой дед священником был, – сказал парень – сосед Олега. – В тридцатые в лагере погиб.

– Ты вроде говорил, что из партийных? – спросил его пожилой.

– Я считаю, не должно быть крупной частной собственности. Ну, считаю я так! – Парень стал для убедительности размахивать руками. – И в партию сам на заводе вступил. Никто меня туда силком не тащил. А эти все из партии сбежали и в демократы записались! Я же не побегу.

– У меня в семье – два деникинских офицера – дяди отца, – говорил пожилой. – Один – погиб, второй в Сербию уехал. Потом в Чехии жил. Мне там пришлось бывать. Даже могилку искать пробовал. Я полжизни дипкурьером служил. Помню, в Париже пошли мы с приятелем в музей д'Орсе. Идем по залу с портретами середины девятнадцатого века. Смотрю на женщину на большом портрете. Какие, думаю, русские глаза! Приятелю говорю: вылитая наша! Подхожу, читаю: графиня такая-то… «La tante du musicien Rimsky-Korsakov». Тетка композитора Римского-Корсакова! Рисовал какой-то художник с немецкой фамилией. А все равно наших сразу видно.

С Конюшковской к Верховному Совету повернули две машины. Выключили фары и заглушили моторы. Олег пробирался в их сторону, а навстречу по толпе неслось: «Расстреляли! В Останкино!». Но тогда эти слова так и остались неосознанными громадным большинством тех, кто стоял на площади. «А кто, кто стрелял?», – спрашивали вокруг. «Милицейский генерал приказ отдал». «Кто?».

Ночь была тихой и холодной. Олег шел по темным, пустым переулкам к улице Заморенова. Только в редких окошках горел свет. На мусорных баках сидели бездомные кошки. Из приоткрытой форточки двухэтажного дома слышался плач ребенка.

На перекрестке Олег повернул к Аниному дому. Вдруг услышал правее, со стороны Пресненского вала нарастающий гул. Вдали под белесым светом фонарей один за другим мелькнули три бэтээра.

Пока Олег добежал до конца переулка, бэтээры успели куда-то свернуть. Но слева, ближе к метро стояла колонна военных грузовиков. Солдат не было видно. Два офицера в куртках прохаживались по тротуару у головной машины.

К ним подошли высокий мужчина и женщина в кожаном пальто и шляпке.

– Вы тут стоите, а там что делается! – выкрикнула женщина и показала рукой куда-то в сторону. – Там-то что делается! У Белого дома бандиты и фашисты людей убивают! Ваших солдат! Они убивают, а вы своих граждан не защитите! Вы же – солдаты! А своих людей бросили этой фашистской мрази на растерзание! Когда же вы будете нас защищать?!

В ее спутнике Олег узнал Григория Эммануиловича.

– И как вы можете все это стерпеть! Вы! Военные люди! – опять закричала женщина.

– Там – зверства и разбои, – сказал Григорий Эммануилович. – Там ваших солдат истязали! – Он взглянул на Олега, схватил женщину за рукав и быстро повел за собой.

Олег подошел к военным:

– Вместо того, чтобы брехунов-пропагандистов слушать, сами бы подошли и посмотрели, что за народ у Верховного Совета собрался. Я оттуда иду.

– Идешь – и вали! – Один из офицеров оглядел его с ног до головы.

– По толпе у Верховного Совета стреляли, – сказал Олег.

– Чего ты с ним трепешься? – Второй офицер злобно смотрел на Олега. – Сказано тебе было: катись отсюда! По нашей колонне еще на въезде в город снайпера щелкали.