Советник президента

– Ты о чём? – не сразу понял Аксельборг.

– Я о позапрошлых выборах.

– Так больше никого и не было, кроме тебя и этих трёх.

– Нет, я слышал, что рассматривалась ещё одна кандидатура. Это нынешний московский мэр.

– Не может быть? Он же не из Питера, и с ГБ никогда связей не имел. Они бы его никогда не пропустили.

– Да, так и случилось.

В сущности, Аксельборгу с Докутовичем только этого и надо было – увести разговор от скользкой темы. Если уж отматывать назад, так постараться обойти всё, что связано с неудавшейся попыткой отстранения Платова от власти. Премьеру ни к чему об этом знать – может проболтаться.

Когда уже вспомнили все приятные моменты из героического прошлого, Аксельборг предложил вернуться к трагическому настоящему. Ведь, по сути, Даниилу Антоновичу предстояло снова войти в клетку льва, но уже без Докутовича в роли ассистента. Удастся ли выйти невредимым при таких обстоятельствах – этого никто из них не знал.

Глава 26. Мытков – вы кто?

– И что мне с тобой делать?

Этими словами Платов встретил вошедшего в кабинет Виктора Мыткова. Тот, остановившись на полпути, с тоской оглянулся на дверь, видимо заподозрив, что ничего хорошего ему уже не светит. Но только начал пятиться, как Платов указал на стул:

– Ладно уж, садись, Витёк. Давай подумаем, куда тебя пристроить. Сам-то чего хочешь?

– Владим Владимыч, готов служить своему Отечеству, – с готовностью ответил Мытков, сделав нечто похожее на реверанс, и уже сев, продолжил: – в нашем спорте, да и в молодёжной политике, как говорится, непочатый край работы для опытного управленца.

– Ты что же, хочешь до пенсии дожить в должности вице-премьера? – усмехнулся Платов.

– Я оправдаю! – Мытков приложил руку к сердцу, как бы заверяя в вечной преданности.

– А может, и на мой пост нацелился?

– Да как можно, Владим Владимыч! Я же вам не враг! – Мытков аж подскочил на месте.

– Это уж само собой. Ну а когда уйду на пенсию?

– Если доверите руководить страной, не подведу!

Платов тяжело вздохнул и взял в руки папку с президентским вензелем:

– Вот тут мне подготовили материалы о твоей работе ещё в должности министра спорта. Итак, на пресс-конференции в июле 2012 года главный тренер нашей сборной по футболу Фабио Капелло сообщил следующее: «В сборную России меня пригласил министр спорта Виктор Мытков, когда был в Риме на одном конгрессе». Этот самый Капелло в течение трёх лет получал по семь миллионов евро зарплаты, не считая бонусов, но сборная так и не достигла значительных успехов. Скажи-ка мне, Витёк, кого Капелло должен поблагодарить за невиданную щедрость?

– Владим Владимыч! Контракт я не подписывал. Это руководство РФС виновато в разбазаривании бюджетных средств. А то и что похуже…

– Ладно, читаем дальше. В одном из интервью бывший футболист «Спартака» Евгений Ловчев сказал следующее: «Знаю, что когда Никите Симоняну на стол положили контракт Капелло, он недоумевал: откуда мы возьмём такие средства? Но Мытков, который сидел рядом, сказал: "Подписывайте, Никита Павлович, я вам всё это гарантирую". Таким был первый контракт, и он перерос во второй, предполагавший продление до 2018 года, который Николай Толстых, тогдашний президент РФС, тоже не хотел подписывать… Не стану осуждать Симоняна. Всем понятно, что не он приглашал Капелло в Россию, что это "заслуга" куда более высокого руководства». Так что, Витёк? На кого тут намекают? Может, на меня?

По лицу Мытков было видно, что он в явном замешательстве, да проще говоря – в жуткой панике. Сказать, мол, я тут ни при чём? Но это означало бы, что вся вина ложится на премьер-министра. Ну а с учётом незавидной роли премьер-министра в принятии ответственных решений, такой ответ равнозначен обвинению в адрес президента. Найдётся ли в правительстве человек, который, сидя вот на этом стуле, осмелился бы ткнуть пальцем в грудь Платова и заявить: «Ты же сам на этом настоял»? Вот потому и молчал, чувствуя, как рубашка понемногу прилипает к телу. А Платов, не дождавшись ответа, продолжал:

– Ладно, перейдём к теме допинга. Мне в этом обзоре твоих выдающихся достижений понравилась одна фраза из интервью: «Хочу твёрдо вам сказать, что в организм спортсмена допинг попадает только с его личного согласия, а не с согласия министра. Поэтому нам ещё здесь очень много предстоит работать». Так говорил такое?

– Вроде бы… – пробормотал Мытков.

– И это всё, что ты смог придумать, чтобы предотвратить грандиознейший скандал? Несколько месяцев нас поливают грязью, а ты только и смог сказать, что не давал согласия. Что ж это получается? Мы все в дерьме, и только ты белый и пушистый?

Похоже, экс-министр проглотил язык, а президент всё наседал, не замечая, что противник уже готов капитулировать:

– Припомни, что я тебе поручил? Обеспечить победу наших ребят на Олимпиаде в Сочи.

– Так я и обеспечил…

– Ты обеспечил нам головную боль!

– Владим Владимыч! В последние годы никто из зарубежных спортсменов не побеждал без допинга.

– А наши должны побеждать только за счёт силы воли и веры в величие своей страны. Ты понял?

– Как не понять? Однако сначала надо бы обеспечить это самое величие.

Эти слова сами собой слетели с языка, но было уже поздно.

– Ты у меня не договоришься! – Платов стукнул кулаком, да так, что зазвенела крышка от чернильницы.

Мытков поглядел на письменный прибор, который он подарил Платову на пятидесятилетие, и ощутил себя воробьём, случайно проникшим в кабинет и теперь барахтающимся под этой крышкой.

А Платов всё никак не мог успокоиться:

– Если не возьмёшься за ум, я тебя завхозом в речной техникум отправлю! – грохотал президент. – Будешь там наволочки, да тельняшки пересчитывать!

Он произнёс ещё несколько своих коронных фраз, которые так нравились Мытков, когда предназначались для других. Но тут ведь доставалось одному ему!

– Ладно, – похоже, Платов исчерпал запас слов, подходящих для такого случая. – Вице-премьером по строительству пойдёшь?

И тут опять… Видимо, головомойка так подействовала на сознание Мыткова, что он, словно бы помимо своей воли вдруг спросил:

– Владим Владимыч! А если Керченский мост обрушится, кто будет отвечать? Я или мой предшественник?

На какое-то время в кабинете стало тихо, даже часы вроде бы не тикали. Затем Платов густо покраснел, даже глаза налились кровью. Только и смог, что прокричать:

– Изыди! И чтоб больше я тебя не видел! – и пальцем указал на дверь.

Мытков не помнил, как добрался до дому. Выпил какой-то микстуры, которую ему дала жена, и завалился спать. А ночью Виктору Леонтьевичу приснился страшный сон. Будто на него упал пролёт огромного моста. Чем-то придавило, но не больно. Стал кричать, но никто не отозвался. Наконец, где-то рядом услышал голоса. Заорал, преодолевая хрипоту: «Помогите! Я член российского правительства!» А ему в ответ на незнакомом языке что-то вроде «фак ю». Может быть, у спасателей такой жаргон? Наконец, затихло наверху. Снова стал кричать. И вот чувствует, что тащат за ноги. «Есть бог! Если вызволят, пожертвую церкви от щедрот своих». Вытащили. Смотрит – двое натуральных негров в драных джинсах. Стали раздевать его, а он от страха и слова вымолвить не может. Раздели догола и показывают куда-то в темноту: «Go! There is your Russia!» А куда пойдёшь в столь непотребном виде? И всё-таки пошёл, то есть пополз, потому что надо же как-то выбираться из развалин. Вот куда-то выполз. Видит вдали огни, но горят они явно не по-нашему – ни на Москву, ни на Питер не похоже. Вроде бы и в его родной станице ничего такого не было. Может быть Пекин? Только откуда же там негры?

Зажглись прожектора – видимо, настоящие спасатели приехали. В ярком свете открылось то, что раньше не заметил. Оказывается, мост стоит на двух опорах, а остальные куда-то подевались. Неужели киевские нацики взорвали? И вдруг – о счастье! – увидел надпись на обломке моста: Brooklynbridge. Сразу полегчало. «Ну слава богу! Хоть мост наш устоял, а на этот мне плевать – этим америкосам так и надо».

Тут рядом остановилась карета скорой помощи, а на борту написано – ambulance. Снова схватили за ноги… «Эй! С меня же нечего уже снимать!» Но почему-то никто его не слушает. Отбивался, как мог, пока карета мчалась по ночному городу. Но вот сделал последнее усилие, ногой выбил заднюю дверь и вывалился на мостовую. И вдруг:

– Витенька, милый! Что с тобой? Где твоя пижама? Почему ты ползаешь по полу голышом?

Только тут Мытков сообразил, что мост совершенно ни при чём – ни Керченский, ни Бруклинский. А потому что это рухнула его карьера.