Вечером, когда всего ничего оставалось до часа «икс», обозначавшего последнюю возможность для возвращения домой, Платов снова вышел на связь с министром обороны. Тот доложил о последних результатах: «крот» из СВР пока молчит, и для работы с ним потребуется время, круг знакомых Павлика-дипломата взяли в разработку, но пока ничего определённого:
– По-моему, больше ждать нельзя.
– Согласен. Будем исходить из того, что банда засела в Ново-Огарёво. Нужно скрытно окружить всю территорию, подавить мобильную связь… Но я бы хотел, чтобы обошлось без кровопролития.
– Мы постараемся.
– Нет, так не пойдёт! Ты же не знаешь, сколько человек из ФСО участвуют в этом заговоре… Используйте любые спецсредства, но возьмите их живыми.
– А вы? Когда вас ждать?
– Скоро. Только «приземлимся» мы в другом месте. До связи!
Глава 15. Последний трамвай
За три часа до полуночи пришла пора прощаться. Вещи собраны, заказано такси – ЗИС-101 должен довезти до Краснопресненского депо. Но осталась одна нерешённая проблема – Джексон. Если бросить его здесь, пропадёт – да просто будет вычеркнут из реальности, когда они покинут это время, что равнозначно убийству. Тащить его силком, запихнув в один из чемоданов, как-то несолидно. Предъявлять доказательства прелюбодеяния с Галиной? Этот аргумент оставили на крайний случай. Всё же Платов надеялся, что здравый смысл возобладает и Джексон смирится с неизбежностью. Но тот упирался изо всех сил:
– Не хочу в Москву! Я настаиваю, чтобы вы отправили меня домой.
– Как это себе представляете? Ну высадим вас в Лондоне, на Трафальгарской площади, а затем своим ходом, на трамвае, потащимся в Москву?
– Ну почему на трамвае? Мы выделим вам самолёт…
– Не смешите! Сначала задержите нас за нелегальное проникновение в страну, затем навесите отравление этого Стригаля и попытку похищения британского министра. Не говоря уже о том, что реквизируете спецаппаратуру.
– Вы всё видите в чёрном свете. Какие могут быть претензии, если доставите меня домой? Скорее уж королева наградит вас орденом Святого Патрика за то, что спасли её любимца.
– Спасли от рук НКВД? Кто в это поверит?
– Послушайте! Но я вам гарантирую как министр…
– Вы здесь не министр. Так же, как я не президент. Поэтому грош цена этим гарантиям!
Джексон сделал последнюю попытку:
– Тогда позвольте мне уехать на дрезине. Хоть какой-то шанс!
– Послушайте, Борис, мы это обсуждали. Весьма вероятно… как это вы говорите, highly likely, что эта мотодрезина отправит вас совсем в другое время, к праотцам…
На самом деле, дрезина была уже совершенно непригодна для передвижения во времени, но Джексону это знать не обязательно – будет упираться ещё жёстче, чем сейчас.
– Но я не хочу оказаться на Лубянке!
– Да кому вы там нужны?
После изрядной выпивки Джексон плохо соображал, однако против логики не попрёшь. В сущности, он теперь никому не нужен…
– Мне всё это напоминает дурной сон. Такое впечатление, что хожу по лабиринту и не могу найти выход, и самое обидное, что выхода оттуда никогда и не было.
– Не мы в этом виноваты.
На это Джексон промолчал, и было похоже, что смерился со своей участью. Впрочем, Платов не вполне чётко представлял, на кой чёрт ему сдался этот нечёсаный британец. Однако нельзя же оставлять его здесь.
Джексон покинул кабинет – видимо, будет зализывать раны в обществе Галины. А Платову предстояло прощание с Булгаковым. Что можно ему сказать – поблагодарить за всё? Но прежде всего, за то, что заставил задуматься. Задуматься о том, чему прежде не уделял должного внимания. Понятно, что в трудном деле не обойтись только составлением плана мероприятий, на что только и способен нынешний министр культуры – видимо, придётся подыскать ему замену. Но где найти достойного человека? Этот вопрос Платов задал Булгакову после того, как подошла к концу их прощальная беседа. И вот какой получил ответ:
– Я думаю, что этой работой не должен заниматься чиновник, для которого самое главное в жизни – это удержаться не своём посту, сделать успешную карьеру. Не годится и тот, кто видит смысл своей деятельности в примитивной пропаганде, в навязывании неразумным гражданам простейших истин вроде «люби своё Отечество», «не убий», «не укради». Это должен быть человек, который станет связующим звеном между властью и теми людьми искусства, целью которых является нравственное совершенствование всех и каждого, а не забота о собственном благополучии или потворство вкусам немногочисленной элиты. Если такого человека не найти, ничего хорошего уже не будет, перспективы у страны весьма прискорбные. Боюсь, тогда ничто вам не поможет.
Нельзя сказать, что Платов был во всём с Булгаковым согласен. Конечно, экономика на первом месте – надо же людей кормить, надо создать им комфортные условия для жизни. Но значимость культуры, искусства невозможно отрицать. Поэтому и сказал:
– Ах, Михаил, как же мне нужен такой человек, как вы! Журналист, романист, драматург, театральный режиссёр, ценитель оперного искусства… Помнится, вы даже вокалом занимались. Ну разве что живопись и кино пока вне сферы ваших увлечений…
В этих словах Булгаков уловил, помимо восхищения его талантами, некий намёк. По крайней мере, так ему казалось, потому что схожие мысли возникали и в его голове. Сказать или не стоит унижаться? Но вот набрался смелости:
– Господин Платов! А вы не могли бы взять меня с собой? Я понимаю, у вас есть более важные дела, чем помогать писателям, но я не могу здесь жить. Мои книги не печатают, не ставят мои пьесы, ну если не считать «Турбиных». Здесь меня никто не любит, кроме Люси и нескольких друзей. Просил, чтобы отпустили за границу, но нет, говорят, нельзя! Дошло до того, что я вынужден писать дурацкие либретто для Большого театра, иначе никак не прокормить семью. Я умоляю, войдите в положение!
Платов задумался.
– А как же ваш «закатный» роман?
– Рукопись возьму с собой и непременно допишу…
Платов опять немного помолчал.
– Видите ли, Михаил, основное достоинство вашего романа не в оригинальном сюжете, не в характерах героев. Прежде всего, читателей привлекает то, что роман написан вопреки всему. То есть для них вы мученик, а ваш роман это скрытый протест против тогдашней власти, – Платов посмотрел на Булгакова и, видя, что тот согласен с этой мыслью, продолжал: – Теперь представьте, что вы будете дописывать роман на даче где-нибудь в Барвихе или в Переделкино. Вам нечего будет бояться, мы вас всем обеспечим… И что? Ещё одной историей об Иисусе Христе вы теперь никого не удивите, ну а появление сатаны в Москве… Боюсь, что это могут неправильно понять, – он улыбнулся и добавил: – Вот и трамваи по Малой Бронной уже давно не ходят…
Платов всё говорил и говорил, а Булгаков старался уловить, к чему он клонит. «Если хочет отказать, пусть так и скажет. А то ведь ни "да" не говорит, ни "нет"… Вот и теперь на что-то снова намекает».
– Однако в этом деле есть ещё один непростой нюанс. Что будет с прежними вашими произведениями, с «Собачьим сердцем», с «Днями Турбиных»? Ведь будут превозносить уже не вас, а какого-то другого писателя, вашего тёзку и однофамильца.
Теперь пришла пора задуматься Булгакову. «В самом деле, мастер будет гулять со своею подругой под вишнями, вечером слушать музыку Шуберта, а мне что делать в этом Переделкино? Наслаждаться тишиной? Да кому я там нужен без Борменталя, без Турбина, без Мастера? Я же умру от зависти к тому Булгакову, который остаётся здесь!»
И тут в мозгу возникла неясно выраженная мысль, до которой он сам никогда бы не додумался, а тут словно бы кто-то стал долдонить ему в ухо. Кто знает, возможно, это отголоски увлечения Уэллсом.
– А знаете, меня вот что беспокоит… Не повлияет ли ваше пребывание здесь на будущее? Вернётесь в своё время, а там всё уже не так, как было несколько дней назад, когда вы только ещё собирались в это путешествие.
Платов кивнул, словно бы подтверждая, что это предположение весьма разумно.
– Тут вот в чём дело. Я не хотел об этом говорить, Михаил, но теперь придётся… В физике этих процессов я не разбираюсь, однако учёные заверили, что, находясь здесь, мы не вторгаемся в вашу реальность. Нет, мы сейчас находимся в некоем параллельном мире, который после нашего появления здесь возник как копия вашей реальности.
– Да-да, о параллельных мирах я читал в рассказе «Дверь в стене» Герберта Уэллса. Неужели он был прав?
– В какой-то степени, но только всё оказалось значительно сложнее, чем в его рассказе. Дело в том, что параллельный мир не вполне реален, так же, как ваше изображение на этом стекле, – и Платов указал на дверцу книжного шкафа. – Стоит вам покинуть комнату, как изображение исчезнет. Так вот, когда мы вернёмся в своё время, вы, Михаил Афанасьевич Булгаков, останетесь в той своей реальности, а этот параллельный мир исчезнет вместе с нами. Поэтому ничего страшного не произойдёт.
– И я забуду всё, что узнал за эти дни… – на лице Булгакова появилось выражение той обречённости, той неописуемой грусти и душевного страдания, которые только и могут сопровождать подобное признание.
– Да, как это ни печально! А причина в том, что люди будущего не должны иметь возможности повлиять на прошлое. В противном случае всё, что мы делаем в своей жизни, теряет всякий смысл.
– Я понимаю.