– Да, в оперативно-розыскных мероприятиях она не участвует, хотя, если потребуется, не откажется. Знает, что такое подъем ночью по тревоге.
– Тогда откуда такой гонор? Я на вашем месте заменил бы Анжелу на современную, культурную, вежливую женщину.
– Не могу, совесть не позволяет.
– Почему?
– Судьба ее обидела. Она – вдова нашего офицера, погибшего в Афганистане при исполнении интернационального долга. Он напоролся на засаду душманов. На ее иждивении двое несовершеннолетних детей.
– Печально, сочувствую. Но это не может быть поводом для грубости. Проведите с ней воспитательную беседу. Объясните, что к людям, особенно партийно-советским работникам, следует относиться с уважением.
– Хорошо, выкрою время, поговорю, – пообещал майор.
– Пора и честь знать, – произнес Гнедой, поднявшись с кресла.
– Что-то сухой у нас получился диалог, – посетовал Калач. – Лев Платонович, путь не близкий. Знаю, что вы в дороге проголодались? Предлагаю кофе с бутербродами или что-нибудь покрепче?
– Насчет покрепче, отставить! – властно произнес партаппаратчик. – Рабочий день еще не закончился.
– В милиции он не нормирован, – заметил хозяин кабинета. – Лев Платонович, не обижайтесь. Говоря о крепких напитках я, имел в виду вечер в ресторане «Золотой колос». Куда вам торопиться? Посидим, погудим. Угощаю на правах принимающей стороны…
– Вынужденно принимающей стороны, – подчеркнул Гнедой. – Сейчас не тот случай, когда можно сидеть и гудеть. Вечером я должен быть у Макарца. Еще надо опросить очевидцев инцидента водителей Трошина и Цыгейка.
– Зачем вам терять драгоценное время на этих мужиков? Они находились в стороне и вряд ли что новое добавят к моей исчерпывающей информации, – произнес Вячеслав Георгиевич.
– Иногда малая деталь дает представление о сути происшествия, события, – возразил партфункционер.
– Пожалуй, вы правы, детали, улики важны для объективного следствия, – согласился майор и предпринял вторую попытку. – Давайте совместим полезное занятие с весьма приятным?
– Каким образом?
– Если вас не устраивает ресторан, то предлагаю баньку, сауну с дубовыми и березовыми веничками. А потом, как полагается, застолье в укромном месте, подальше от чужих глаз и ушей. Кстати, если вы любитель «клубнички», то к услугам красивые девочки без комплексов и предрассудок.
– Что вы предлагаете, в своем ли уме!? – возмутился Гнедой. К его лощеным щекам прилила кровь. – Не будьте циником, Как можно развлекаться, когда Александр Петрович находится на больничной койке. Я о вас был лучшего мнения.
– Я тоже, – парировал начальник РОВД. – Лев Платонович, ваша предвзятость ко мне очевидна. Следуя традиции партийной корпоративности и солидарности, вы горой стоите за Слипчука. Он вам ближе по духу, а я – пришей кобыле хвост. Поэтому иллюзий насчет справедливого решения не питаю. Но имейте в виду, если почувствую ущемление своих прав, то молчать, посыпать голову пеплом не стану. Обком партии – не последняя инстанция, есть еще ЦК КПУ и ЦК КПСС, партийная комиссия.
– Вячеслав Георгиевич, в оценке инцидента я постараюсь быть максимально объективным, – заверил Гнедой. – Упреки в партийной корпоративности и солидарности неуместны, так как дело касается коммунистов, независимо от того, в каких ведомствах, учреждениях они служат или трудятся. Обращаться в ЦК нецелесообразно, ибо в первую очередь в ваших интересах не выносить сор из избы. Уверен, что министр Щелоков не будет в восторге, если узнает, что его подчиненный уподобился разбойнику с большой дороги. Этот факт вызовет у него ярость, тогда увольнение из милиции неизбежно.
– Значит, еще до полного и всестороннего расследования конфликта вы считаете меня разбойником. А клялись в отсутствии предвзятости, – поймал его на слове начальник РОВД и попенял. – Вы – не юрист, и тем более, не следователь, поэтому не вправе квалифицировать вполне мотивированный поступок. К тому же, еще никто не отменял презумпцию невиновности. А по поводу выноса сора из избы, так это не в интересах руководства обкома партии.
– Отчасти вы правы, поэтому я пытаюсь найти компромиссное решение, чтобы, как говорится, и волки были сыты, и овцы целы,– признался Лев Платонович. Калач проводил гостя до двери. Нехотя обменялись дежурным рукопожатием.
«Мягко стелет, да жестко будет спать. Да, с этим упертым клерком надо ухо держать востро. Похоже, каши с ним не сваришь, – огорчился Калач. – И до него было в гостях немало партийных и милицейских чиновников, но от сауны, охоты, рыбалки, ресторана, пикников с участием знойных девиц никто не отказывался.
Попадались нормальные мужики, охотно пили коньяк, водку и вино, мяли покладистых баб, травили анекдоты, а этот Гнедой жеребец, оказался упрямым. Если генерал Добрич не выручит, то уволят из милиции, еще и под статью УК подведут. Хорошо, что сработала интуиция, догадался проинструктировать водителей Трошина и Цыгейка на случай расследования. Михаил меня не сдаст, а на Федора нагнал страху, поэтому тоже изложит мою версию».
Такая перспектива развития событий Калача несколько утешила.
7. На «ковер» с докладом
Через два с половиной часа водитель доставил Гнедого в Симферополь. В поздний вечер окна в кабинете первого секретаря обкома ярко светились. «Ждет Виктор Сергеевич, волнуется», – подумал Лев Платонович и по ковровым дорожкам на лестнице и в тихом коридоре направился на доклад.
– Что со Слипчуком? – с места в карьер спросил Макарец.
– Прогнозы неутешительны, надолго, если не окончательно, выведен из строя, – с грустью ответил помощник.
– Подтвердились ли обвинения в аморалке?
– По достоверной информации из местного отдела КГБ, Александр Петрович чуть ли не всех красивых женщин в аппаратах райкома и райисполкома перепробовал. Впрочем, никто из них в инстанции не жаловался: то ли остались довольны, то ли опасались скандалов? Даже без анонимок обошлось. Загадочная женская натура. Похоже на то, что и жену Калача собирался положить под себя.
– Женщин он пробовал по принуждению или взаимному согласию?
– Его пассий я об этом не спрашивал, слишком деликатная тема, – признался Гнедой. – Вы же знаете, что Слипчук импозантный, симпатичный, коммуникабельный мужчина. Одевается модно с иголочки, блещет эрудицией, красноречием. Неравнодушен к женщинам, щедрый на подарки и комплименты. Женщинам такие ухажеры очень нравятся.
– Он не ухажер, а партийный работник, идеолог, – сухо напомнил Макарец.
– Заигрался в служебные романы, – посетовал Лев Платонович. – Наверное, многие из соблазненных им женщин считали за честь переспать с таким красавцем. И не только ради удовольствия, но и с корыстью для карьерного роста.
– С женой Калача тоже переспал?
– Поклялся, что не прикоснулся к ней пальцем, сугубо деловые отношения. Впрочем, кто же в этом сознается. Если и согрешили, то по взаимному согласию. Не проводить же медэкспертизу?
– А что, чекисты? У них есть информация о порочных связях Слипчука и Калача?
– Разводят руками. Говорят, что для наружного наблюдения за номенклатурой требуется разрешение «сверху». Свечку не держали, но сообщили, что Александр Петрович часто приглашал Ларису Юрьевну Калач и других красивых женщин в свой кабинет. Возможно, там, комнате для отдыха и совокуплялись, дело ведь нехитрое.
– Перед искушением редко кто устоит, – согласился Виктор Сергеевич.
– Чекисты сетуют на большую загруженность, так как в поселке и селах района активизировались сектанты: баптисты-пятидесятники, адвентисты седьмого дня и свидетели Иеговы. У последних сектантов изъяли комплект журнала «Сторожевая башня» и агитационные брошюры, изданные в Бруклине. По сути, это «пятая колонна», агенты влияния, наносящие вред не только православию, но и советскому строю. Они задействованы в тайных операциях ЦРУ, ФБР, АНБ и других западных спецслужб.
– Да, с этими мракобесами надо усиливать борьбу. Недоработки, упущения тех же Слипчука и Калача. Вместо того, чтобы пресечь сектантов, агентов капитализма, они делят баб.
– В случае насилия, Лариса Юрьевна не молчала бы. Она дама с характером, гордая. Если между ними и возникла страсть, произошла интимная близость, то по взаимности, – сообщил Лев Платонович.
– Почему чекисты раньше не сигнализировали об аморальном поведении Слипчука? Всполошились, когда запахло жареным? – возмутился Макарец.
– Так ведь и другие госслужащие грешат этим делом, – произнес помощник. – Как говорится, запретный плод всегда слаще.
– Грешить надо с умом, – заметил первый секретарь обкома.
– В КГБ на шалости Слипчука закрывали глаза, мол, это личная, интимная жизнь гражданина.
– У нас с вами, Лев Платонович, на сей счет больше возможностей, однако не позволяем себе вольностей, усмиряем плоть, не поддаемся соблазнам, искушениям, не порочим моральный облик коммуниста.
– Да, не порочим, – подтвердил Гнедой.
– Получается, что Слипчуку поделом перепало. Надо перевести его на хозяйственную работу, в какой-нибудь захудалый колхоз, быкам хвосты заносить, – вслух рассуждал Виктор Сергеевич.