Гладиаторы: Идущие на смерть

– Мы пришли по приказу городского префекта, – повелительным тоном сообщил центурион со шрамом через все лицо, который выдавал в нем бывалого воина.

– Чем могла заинтересовать наша школа господина префекта? – спросил Авл с угодливым поклоном.

– Согласно императорскому указу всех заподозренных в принадлежности к христианской секте надлежит арестовывать.

– Но у нас нет никого, кто принадлежит к этой секте.

– Есть! – сказал центурион. – Нам доподлинно известно, что в этих казармах скрывается раб-христианин. Это Кирн. Есть у вас такой гладиатор?

– Есть, но…

– Он может пройти испытания и если пройдет, то все обвинения с него будут сняты, – пробасил центурион. – Доставь его сюда и немедленно. Если мои распоряжения не будут выполняться быстро, то я применю силу.

Рутиарий распорядился доставить Кирна к центурионам. Тот явился со сложенными на груди руками и блаженной улыбкой на лице.

– Ты, по слухам, принадлежишь к секте врагов рода человеческого, к христианам. Вы убиваете младенцев и пьете их кровь во имя своего кровожадного идола. Поэтому указом божественного Цезаря все вы подлежите аресту и казни. Ты признаешь себя сторонником Христа?

– Да! – твердо заявил Кирн. – Я верую в Иисуса Христа. Но мы никогда не пили крови младенцев и наш бог совсем не кровавый. Он собственную кровь отдал во искупление грехов рода человеческого.

Центурион ухмыльнулся и велел взять раба.

– Но этот раб собственность ланисты Акциана. И по римскому праву в жизни раба волен только его господин, – вмешался рутиарий, в душе проклиная Кирна за то, что он так легко признал себя сторонником новой секты. Чего проще было соврать. Рутиарий никогда не понимал этого фанатичного самопожертвования.

– Неужели твой господин пойдет против установлений божественного Цезаря? – спросил центурион.

– Нет. Не против воли Цезаря, но против произвола префекта.

– Да в чем же здесь произвол? – возмутился второй центурион, молодой человек с тонкими чертами лица и орлиным носом. – Мы оставим раба здесь, если он в нашем присутствии обругает своего Христа и принесет жертву вином или ладаном статуе Юпитера или статуе императора.

Авл подошел у Кирну и ткнул его палкой.

– Сделай то, что от тебя просят.

– Нет, – решительно тряхнул головой грек. – Не преклоню колени перед идолами.

– Что? – взревел центурион со шрамом. – Ты называешь статую божественного императора идолом? Это новое преступление – оскорбление величия!

– Не стоит передёргивать, почтенный, Никакого оскорбления величия здесь не было. Раб ничего плохого о божественном Цезаре не сказал. Даже имя императора Веспасиана Флавия не было произнесено. Под словом идол он имел в виду совсем иное.

– Ты, рутиарий, намерен чинить препятствия правосудию?

– Нет. Но раб Кирн не может быть уведен в городскую тюрьму. У нас здесь есть собственный карцер, и раб будет помещен туда. Этим мы совсем не нарушим повеления императора. И раб будет заключен под стражу. И суверенные рабовладельческие права моего господина Акциана не будет нарушены.

– Но заключение в тюрьму – это еще не все наказание за принадлежность к христианской секте.

– Совершенно верно. Раб Кирн, если он не откажется от своих пагубных заблуждений, будет казнен. Его выпустят на арену ко львам во время ближайших игр. Запрос на доставку партии львов из Африки в виварии Помпей уже послан моим господином. И ты можешь это легко проверить, центурион. А смерть раба-гладиатора на арене цирка, это то, для чего он был куплен моим господином.

– Тогда раб должен быть помешен в карцер в моем присутствии, о чем сам лично доложу префекту!

– А вот это – пожалуйста! – Авл приказал своей страже отвести раба в карцер и заковать его в цепи.

Кирна увели.

Децебал смотрел ему вслед и не мог понять, почему они столь яростно цепляются за свою веру. Чего проще было притворно принести жертвы Юпитеру, а затем очиститься перед лицом своего бога и все. Зачем совать голову в петлю? Что это даст?

Эти христиане были прелюбопытнейшими людьми. Конечно, дак знал, что никаких младенцев они не убивают и их кровью не питаются. Он хорошо знал Давида и Кирна. Больше того, он видел, какую перемену произвело христианство в душе грека. Его характер стал много терпимее и покладистее. Он перестал сквернословить, издеваться над товарищами и часто подолгу молился.

«Что же теперь станет с греком, если мы не восстанем до игр? – подумал дак. – Отдадут диким зверям. Но этого не случится! Мы вытащим тебя, друг».

Децебалу еще Давид рассказывал о гонениях на христиан при императоре Нероне, когда их убивали сотнями: выпускали на них диких зверей, распинали на крестах, сжигали живьем. И никто из них тогда не отрекся. Что же это за вера такая, что подвигает людей к самопожертвованию? Смогли бы его земляки во имя Замолвсиса сделать это? Скорее всего, нет. Хотя они тоже смело умирали за свободу своей родины. Но так страдать во имя религии чужого народа! Этого он понять не мог.

Нравилась ли эта секта даку? Нет. Децебал никогда не примет этой религии, чтобы она ему не обещала. Он вообще мало верит в богов в последнее время. Его богом стал Спартак! Тот, кто боролся за свободу рабов!

Вечером гладиаторов угощали сытным ужином с мясом и вином. Ланиста стал необычайно щедр в последнее время. Телесные наказания после смещения Квинта с поста старшего рутиария стали редкими, и гладиаторам жилось вольготнее. Конечно, и Авл не прощал небрежного отношения к обучению, но в остальном, был человеком вполне покладистым.

К Децебалу после второй чаши вина подошел один из охранников школы.

– Дакус, там тебя спрашивает один раб.

– Раб? Какой раб?

– Говорит от известного тебе лица с посланием. Ты ведь знаешь, кто это? – стражник ухмыльнулся. – Тебе везет на поклонниц твоего таланта. Глядя на тебя, я сам хочу стать гладиатором. Иди.

Децебал вышел за ворота школы. Там стоял незнакомый тщедушный человек в сером хитоне с железным ошейником и большой корзинкой в руках, прикрытой куском льняной ткани. Дак видел этого раба впервые.

– Чего тебе?

– Меня послала к тебе моя госпожа Юлия.

– Юлия? Но кто ты? Раньше я тебя никогда не видел.

– Я служу моей госпоже давно. Но я до этого времени был управляющим в деревенском эргастерии моей госпожи. Теперь по старости я просил перевести меня сюда, и моя госпожа, по своей великой милости, удовлетворила мою просьбу.

– И что ты хочешь?

– Госпожа, просила подтвердить час и место вашей будущей встречи – завтра вечером в её домике. Носилки будут тебя ждать в условленном месте.

Раб знал то, что не могло быть известно никому, кроме самого дака, Юлии, и её доверенных слуг.

– Это все?

– Нет. Госпожа просила передать тебе вино и продукты. И персик.

– Что?

– Я родился на Востоке и персик на языке восточной аллегории напоминает о любви к тебе моей госпожи. Этот плод ты должен съесть сам и тем самым подтвердить свою привязанность к ней, – раб отдернул ткань и показал гладиатору лежащий на самом верху спелый и ароматный персик. – Моя госпожа поклонница восточного языка любви. Он очень поэтичен.

– Благодарю тебя…