Стрелец государева полка. Меч падишаха

– Я готов, – твердо заявил Ржев. – Посмотрим кто из нас крепче, твой палач или я.

– Скажи-ка мне, гяур, а ты уже спал с Адике?

Ржев ничего не ответил. Этот турок что-то затеял.

– Значит, уже успел сделать её женщиной. Как она тебе понравилась? Молчишь? Но я вижу, что она пришлась тебе по душе. Вот сейчас я кликну людей, и её доставят сюда. И ты будешь смотреть, как её пытают и думается мне, что ты скажешь все.

– Какое мне дело до твоей девки, почтенный? – равнодушно спросил Василий Ржев.

– Тебе есть до неё дело, гяур. Я ведь дольше тебя живу на свете, и многое могу видеть. Ты сломался на этой девке. Сломался на ничтожной и глупой рабыне для удовольствий. Впрочем, ты молод. И я тебя за это осуждать не могу. Слушай меня внимательно, гяур. Я даю тебе шанс подумать о моем предложении. Или ты будешь мне помогать для нашей обоюдной выгоды, или я стану медленно убивать Адике. Или придумаю еще кое-что похуже. Прикажу сделать тебя евнухом. Знаешь что это такое?

Турок засмеялся и покинул Ржева…

***

Федора Мятелева уже три дня держали в узком и темном помещении, где он спал на холодном каменном полу. Рядом с ним валялись человеческие черепа и кости. Их он смог разглядеть, когда два раза в день тюремщик приносил ему еду. В этом месте Дауд-бей замучил до смерти не одну живую душу.

– Пропал ты, гяур, – вчера бросил ему фразу турок-тюремщик, поставив миску с едой на пол.

– Пропал? – Мятелев дернулся, и его цепи жалобно звякнули.

– А как же! Думаешь, из этого каменного мешка кто-нибудь вышел?

– Так меня надолго заперли здесь?

– Наш господин Дауд-бей, да пошлет ему Аллах долгую жизнь, сажает сюда только тех, кто должен умереть.

Федору стало страшно. Умереть вот в таком месте? Во тьме и сырости?

– Тот, кто сидел здесь до тебя умер от вшей и тоски. Он просидел здесь почти два года. Поначалу кричал и бросался на меня. Но потом только зубами лязгал и стонал.

– А кто это был? – спросил Федор.

– Гяур, как и ты. Из казаков. Хотел убить нашего хозяина, и был осужден им на вечное сидение. Чем ты Дауда нашего прогневил?

– Бежал из рабства.

– Бежал? Но за побег так жестоко он не наказывает. За побег раба учат плетками. Или отрезают ухо. А чтобы вот так на вечное сидение в этом мешке…

– А почему ты сегодня стал говорить со мной? – вдруг спросил Федор. – Вчера ты молчал как рыба!

– А ты не доволен? – спросил турок.

– Ты все это делаешь, дабы напугать меня! – Федор вскочил с места, но цепи не дали ему дотянуться до врага. При этом он перевернул миску с едой.

– Поганый ишак! – вскричал турок. – Все поганые отродья гяурских шлюх таковы! Вот и жри теперь с пола.

– Я в следующий раз сверну тебе шею! Стоит тебе только приблизиться ко мне так близко…

– Собака гяурская! Тебя здесь сожрут вши и крысы!

Турок покачал головой и вышел. Двери закрылись, и снова наступила тьма.

– Господи! – вскричал Федор, став на колени. – Господи! Помилуй мя грешного, и освободи из этого узилища! Не дай пропасть здесь! Я не хочу здесь умирать! Не хочу! Пусть бы это была смерть на поле боя. Пусть даже от топора палача. Но годы сидеть и гнить здесь без всякой надежды на спасение!

Он долго молился и, наконец, уснул тревожным сном. Его разбудил скрип двери.

В камеру ворвался свет. Он зажмурился и сел, прикрывшись руками.

– Что это? – спросил он.

– Ты хотел света? – прозвучал голос незнакомого человека. – Я принес тебе свет. Ты молил разогнать тьму. Или нет?

– Но кто ты? Почему так ярко светит факел?

– Это не факел, Федька. Али не признал меня?

Федор стал привыкать к свету.

– Не признал? – повторил пришедший.

– Степан Силыч? Ты? – Федор искренне удивился старому знакомому. Это был знакомец его отца, стремянной стрелец.

– Я, Федька. Говорил я тебе, что не умрешь ты хорошей смертью. Али не прав был?

– Но откуда ты здесь, Степан Силыч? Ко мне еду токмо турок носил, али ты вместо него стал?

– Ах, и дурак ты, Федька. Да нешто я на старости лет стал бы турке поганому служить?

– Но как попал сюда, Степан Силыч?

– Я теперь всюду бывать могу, Федя. Убили меня поганые. Вот как. Попали мы в засаду устроенную польскими гусарами. Едва пробились. Много наших полегло. И твоих знакомцев тож. Думал я, что снова смерти избегнул. А уже возле самого стана нарвались на татар. Они и посекли меня саблями.

– Значит, ты умер, Степан Силыч? – спросил Федор с трепетом.

– Да, Федя. Умер.

– И ты пришел за мной?

– За тобой?

– Если ты мертвый и пришел ко мне – стало быть, и мой черед пришел?

– Нет. Тебе на тот свет рано еще.

– Рано? Но скажи мне, Степан Силыч, неужто мне в этом каменном мешке пропасть суждено? Подохнуть от вшей и грязи?

– А ты такой смерти себе не желаешь?