В Бобровке все спокойно (Шпулечник-3)

– Чего мы замерзнем? – попытался образумить ее я. – Дров полно и угля полдровника.

– Не гордыбачь с матерью, дармоед! Сегодня полно, а завтра будет пустой дровник. Вот замерзну, будете потом ходить, мой след искать, шишкарики! Сказано: идите и собирайте, лентяи и дармоеды!

– А где мы будем собирать? Можно подумать, хворост на улице валяется.

– У неумеки руки не болят! Мозги включи, если они у тебя не окончательно протухли. И Пашку с собой бери, а то уже совсем квелый от безделья стал! Все в батю пошли – такие же ленивые, и такие же вонючие, как скунсы!

– Ничего мы не вонючие, – отойдя подальше от крыльца, рискнул подать голос Пашка. – Мы нормальные.

– Ты мне еще поговори, вонючка! Совсем страх потеряли! Без хвороста не возвращайтесь, дармоеды!

– Что делать будем? – спросил Пашка.

– Пойдем искать хворост.

– Где?

– А я откуда знаю? В саду мы уже все собрали. В посадке ничего не осталось. Может, в лес сходим, а? За валежником.

Ближайший настоящий лес был в километре от Бобровки и мать нам туда ходить запрещала.

– А то заблудитесь там и вас волки съедят. Нам потом с батей вас хоронить. Сплошные расходы от вас, – говорила она. – Узнаю, что ходите в лес, разорву как лягушек надутых!

– Нет, в лес я не пойду. Если она узнает, то поубивает, – задумчиво ответил Пашка, почесывая руки.

– Ладно, пошли по деревне пройдемся. Может, где чего и присмотрим.

Тогда нам и пришла в головы блестящая идея использовать в качестве топлива заборы вокруг общественных зданий.

– Слушай, а вот забор вокруг «конторского сада». Он же ничей… – сказал я.

– Как ничей? Сад же конторский, – усомнился Пашка.

– Конторский – значит совхозный. А если совхозный, то ничей. Нам же яблоки тут никто не запрещает рвать?

– Как никто? А мать?

– Мать не считается. Больше же никто не запрещает. Все рвут.

– Рвут.

– А если сад общий, то и забор вокруг него общий, – продолжал я гнуть свою линию. – Значит, тот, кто раньше успеет тот и забирает. Так?

– Так… А если поймают?

– А мы как стемнеет, аккуратненько. С того угла, где Степка-автобусник живет, начнем. Оттуда в посадку утащим, а потом через дорогу в другую посадку и в наш сад. А там уже если кого и встретим, то подумают, что это мы свое несем.

Заборы почти у всех были из штакетника. Асбестовые столбы с прямоугольными отверстиями, в которые продеты длинные прожилины. На прожилины, с равномерным зазором, набит штакетник. В тот же вечер, вооружившись топором и ножовкой, мы утянули пролет забора. Назавтра взяли еще два пролета. В течение недели забор перекочевал на наш двор. Потом вокруг здания правления разобрали забор. Точнее, под одной крышей были правление совхоза, кабинет директора, бухгалтерия и начальная школа. Там же до постройки нового здания посредине деревни, располагался и детский сад. Напротив, через дорогу, располагалась столовая, служащая одно время объектом притяжения для нашего ветреного отца. Потом мы украли забор вокруг почты. Затем не избежал нашего пристального внимания и новый детский сад. А когда мы разобрали забор и там, то стали потихоньку разбирать заборы у нежилых домов. Правда, иногда, шутки ради, выкапывали ночью деревянные антенные столбы. Сами антенны оставляли хозяевам, а столб уносили на дрова. На нас уже даже собаки деревенские не лаяли – привыкли к тому, что мы подобно двум отощавшим медведям-шатунам спотыкаемся по спящей деревне.

– Точно поймаем, – с энтузиазмом юного строителя коммунизма заверил отец, – если не мы, то кто же?

– А то совсем обнаглели. У кума моего, Сереги Корявого столб антенный сперли прямо тогда, когда он телевизор вечером смотрел.

– Вот же наглецы, – с трудом сдерживая смех, из-за чего лицо исказилось самым немыслимым образом, как у готовящегося извергнуться вулкана Везувия, поддакнул отец. – Хотя, Серега твой сам виноват. Бдительным надо быть, а то только жену ревнует, как гусь лапчатый. Серега твой сам подозрительный, не внушающий широкой общественности доверия человек и импотент. Но мы защищаем и таких…

Сергей Корявый был очень мнителен из-за малого роста и блудливой жены. Пашке он почему-то сразу не понравился. А тут как раз фильм про Фантомаса показали, и Пашка им очень впечатлился. После кражи антенны, его ворота с висящим на них почтовым ящиком, любовно покрашенным Серегой ворованной масляной салатовой краской, стали мишенью для Пашки. «Червь ползучий, выходи! Фантомас» – такие письма юный шалопай начал подбрасывать по ночам в Серегин ящик. Три ночи все было спокойно, Серега делал вид, что ничего не происходит, но потом Валентина, жена Корявого, разболтала соседям и они стали посмеиваться над незадачливым карандухом. Хорошенько избив жену, взбешенный Корявый снял ящик с ворот. Лучше бы он этого не делал. Пару дней все было спокойно, а субботнее утро встретило отогнавшую корову в стадо и возвращавшуюся Валентину размашистой надписью на воротах «Червь ползучий – выходи!» и цвет проныра подобрал точь в точь как у почтового ящика.

– Убью!!! – в бессильной злобе кричал безучастному синему небу Сергей, потрясая узловатыми кулаками. – Поймаю и убью!!!

Соседи сочувственно цокали языками, а заходя в дома неудержимо хохотали. Полдня Корявый раскрашивал ворота, пряча обидную надпись. К вечеру пошел к куму – Малахаю.

– Здорова, дай капканов, – набычась, сказал он.

– Зачем? – удивился Малахай. – Лето сейчас.

– Дай капканы, – гнул свое недомерок.

– Зачем?

– Во дворе поставлю, – мрачно признался Сергей.

– А если кошка попадет?

– Нет у меня кошки!

– У соседей есть…

– Не попадется!..

– На кого ставить будешь? – усмехнулся Малахай. – На Фантомаса?

– А хоть и на Фантомаса!!! – сорвался на крик Корявый. – Он думает, управы на него нет?!! Напишу в райком, попляшет!!!

– На кого ты напишешь? – опешил Малахай.

– На директора!!!

– Он тут при чем?

– Он лысый!!! И Фантомас лысый…

– Фантомас еще и синий….

– Можа и директор по ночам синеет, – не сдавался Корявый. – Я с ним не спал, не знаю, а только безобразие это надо прекратить.

– Значит так, Сергей. Хоть ты и кум мне, а капканов я тебе не дам и ставить их не советую. Попадет ребятенок какой, так загремишь под суд.

– Директорский прихвостень! – выругался Сергей и ушел.