Когда наконец Уве вытащил ее из душных закулис на заднюю улочку, – для сигареты и разговора, – разговора и не вышло.
– Вильда? Пропала? – задыхаясь, спросила мамочка, и делая короткие затяжки. – На самом деле? Ну, туда ей и дорога. Пусть делает, что хочет. Мне с Петером и так жить негде, – конура конурой. Не знаю где эта девчонка, знать не хочу, и мне пора на сцену. Прощай, красавчик!
Информации много, и ничего конкретного.
Четыре подростка учились, проказничали, впадали в уныние, читали всякую ерунду, выводили из себя родителей, – и вдруг, как будто четыре фигурки, нарисованные на грифельной доске, кто-то одним движением стер тряпкой.
Остался лишь труп самоубийцы.
Уве по опыту знал, что во многих случаях самоубийство, – следствие действий других людей, всего лишь отвратительный сорняк, торчащий на всеобщее обозрение из земли; а еще более гнусные корни змеятся в земле, невидимые дневному свету.
– Ты можешь торчать здесь до бесконечности, – проворчал он в тишине комнаты. – Толку никакого.
Он протянул руку и взял с края стола пакет из «Богемии», развернул бумагу и впился зубами в пончик.
Ничего в нем не было особенного, в этом сливовом пончике. Мама готовила и получше.
Начинка оказалась слишком жидкой и повидло брызнуло прямо на стол. К счастью, сладкая масса попала не на столешницу, а на смятую бумагу.
Тут Уве обнаружил, что рачительная хозяйка кофейни завернула свою стряпню в последнюю страницу рекламного листка «Bezahlte und kostenlose Anzeigen», что точно посредине остался след от его кофейной чашки, и что во влажном круге оказалось одно из объявлений.
Он отложил остаток пончика, подался вперед и прочел:
«Мистик, медиум и целитель Карл фон Белов проводит набор молодых людей, которые обладают особыми способностями, такими как: погружение в транс; потусторонние видения; предсказания событий; свидетельства прошлых жизней; общение с умершими.
Просьба обращаться в Берлинский спиритуалистический кружок «Спящий пророк», Биркенштрассе, 8».
Глава 7
На следующий день, плотно позавтракав яичницей и сильно пережаренным ломтем пшеничного хлеба, с которого сползал, не желая намазываться, кусок маргарина, Уве отправился на поиски Биркенштрассе. Понадобилось несколько лет, после смерти матери, чтобы он научился жарить яйца; но вот английские тосты так и выходили, твердые и коричневые.
В этот раз он решил оставить своего железного коня на приколе и воспользовался метро, а потом и трамваем.
Его не удивили сдержанные беседы пассажиров, многие из которых, казалось, не очень-то боялись гестапо. Берлинцы тихо переговаривались со спутниками; и их слова веяли крамолой.
– Би-Би-Си сообщает, – сказал господин в шляпе напротив своей спутнице. – В ночь на понедельник германские министры не прилетали.
Спутница хихикнула и стрельнула глазками в сторону Уве.
– Что наше правительство не в себе, это известно, – ответила женщина. – Но то, что он само это признало, это в первый раз.
Говорили они, разумеется, о полете Гесса и признании его рейхсканцелярией сошедшим с ума.
Уве опустил глаза, но не выдержал и хмыкнул.
В трамвае болтали о другом. На задней площадке он услышал:
– Уверяю вас, это так. Большая часть армии уже находится на русской границе. Начинается новая фаза войны.
– Не верю, чтобы наверху свихнулись. Мало им того, что уже идет война? К тому же мы все еще союзники России…
– Говорят, на Альб нашли мертвеца; его сбил автобус, из-за затемнения, – и никто не заметил!
На левой стойке ажурных ворот дома 8 по Биркенштрассе прикрепили медную табличку с блестящими буквами «Кружок «Спящий пророк». На правой стойке афиша с небольшого деревянного щита сообщала, что «сегодня в 21.00 состоится медиумистский сеанс с возвращением Кэти Кинг, дочери бывшего губернатора Ямайки Генри Моргана, завершившую земной путь в 1682 году.
Кэти вернется, чтобы расплатиться за свои жизненные грехи!»
Калиточка рядом оказалась незапертой, Уве вошел в маленький дворик. На стук дверного молотка никто не ответил; казалось, дом пустовал.
Уве обошел дом, полюбовался на клумбу, усыпанную громадными хищными лилиями; заглядывал в окна. Но в рамы вставили какие-то особые стекла, не пропускавшие, а отражавшие свет. Уве смирился, вспомнил, что он числится механиком в гараже, и направил свои стопы на Борнхолмерштрассе.
Во дворе он столкнулся со вторым механиком, который ткнул большим замасленным пальцем за спину и прошептал:
– Руди с утра здесь. Злая, как черт. Кажется, я знаю, на кого…
Эльза и в самом деле сидела в конторе, копалась в конторских книгах и курила, не переставая. В комнате стояло тяжелое облако дыма.
– Ты отпросился на один день, – сказала она, увидев своего премьер-механика. – Три машины в гараже. Может, мне надеть спецовку?
– Может, и придется, – проворчал Уве. – Тем более, что я пришел просить отпуск.
– И на сколько?
– Зависит от того, как пойдут дела. Два-три дня.
– Может, тебе не нужна работа? – разозлилась женщина не на шутку.
– Может, – Уве пожал плечами. – Я не держусь за это место. Денег мало, а стыда…
– Убирайся! Получишь расчет и убирайся!
Он взялся за ручку двери, спросил:
– Давно хотел спросить тебя, Эльза. Если бы мы тогда… не оказались в постели, ты гуляла бы так, как сейчас?
– Мы? Ты меня затащил! Через неделю после похорон Руди!
– Мы тогда были оба пьяны, – примирительно сказал Уве. – И… я не припомню, чтобы ты сопротивлялась. Так что мой вопрос?
Если бы он не увернулся, тяжелое медное пресс-папье разбило бы его голову. Но Уве успел отклониться, и письменный прибор врезался в стену.
Зная характер Эльзы Форст, который не позволял остановиться на полпути, он рывком открыл дверь и выскочил на крыльцо.
Не стоило вспоминать об их обоюдном грехе. Память Руди Форста не заслуживала этого…
Глава 8
В большой гостиной было тихо, как будто полтора десятка людей собрались опрокинуть по стаканчику в память о только что преданном земле покойнике. Компания собралась разношерстная и молчаливая.