В поисках отражения луны

Дальше начинается церемония.

Нет, Лера не чертила никаких кругов, не рисовала пентаклей, не зажигала свечей, не воскуривала фимиам. Она просто села поудобней в кресло, поджала под себя уютно ноги. И не выпуская из рук кошку, открыла книгу и стала зачем-то проводить пальцем по краю страницы сверху вниз, перелистывала и также поступала с последующими. Мне стало ещё интересней. Я аккуратно подошёл. Стараясь не нарушать процесса, стал следить за Лериной рукой. Ничего не спрашивал, – ждал, когда мне откроют тайну. Хотя сам уже начал догадываться, в чём смысл происходящего. «Не буду форсировать события».

– Ты пытаешься «пропальпировать»[9 - Пальпировать, -рую, -руешь; -анный; сов. и несов., что (спец.). Производя медицинское обследование, ощупать (-ывать) какую-н. часть тела. В тексте использование слова пропальпировать больше, как сравнительное с данным методом, относительно предполагаемой ситуации.] ситуацию глазами? – Спросила Лера, с улыбкой посмотрев на меня.

Я не знал такого слова, но понял его значение и, замахал положительно головой. «Пропальпировать – наверное, каким-то образом исследовать?» – В доли секунды спросил я себя.

– Смотри, я сейчас тебе всё объясню. Я смотрю на последние две буквы каждой строчки и выбираю подходящие – сочетаемые слоги друг за другом идущие. – Лера поставила пальчик сверху и повела медленно вниз. При этом она начала читать по слогам, словно произнося заклинание: – то-ри… ть-ем… со-то… на-ке… ну-и… по-ни… ла-ми… си-ла… ко-ля… ко-нь… – на этом месте Лера усмехнулась, – и продолжила снова: – да-ма… – Лера посмотрела на кошку, я тоже посмотрел на кошку. Она же посмотрела на нас грустными глазами. – Не-ет! Ты не дама! – По иронии кошка сглотнула слюну. Мы засмеялись и вместе погладили её.

– …му-ра… му-му… – нет, всё не то. Взяв побольше страниц, Лера открыла середину книги и снова затихла, водя пальчиком. Я наблюдал, как её губы шевелились. Мне это показалось привлекательным, и я почувствовал, что в данный момент, я сильно её хочу. Внутри у меня всё закипело, но я старался не прерывать, поэтому держал себя в руках.

А Лера продолжала:

– …не-бо… чу-ом… чу-до… – теперь она после каждого «слогосочетания» делала отрицательный жест головой, опять затихала и двигала губами, а я возбуждался.

Кошка смотрела на Леру и словно ждала, когда родится её имя. Когда Лера отрицательно качала головой, кошка вторила ей. Потом начала тянуть лапу к её губам, видимо, её тоже они привлекали.

– Надо тебя от глистов избавить. – Сплёвывая, сказала Лера и продолжала искать имя. А я думал, ну, когда же это случится.

– Вот! – Воскликнула Лера. – Ты будешь Тасу. Даже с японского можно перевести: – «спасён». Книжка захлопнулась, а кошка замяукала.

Так Лера нарекла именем нашего «прихлебателя».

А я прижался к волосам Леры и глубоко вдохнул её запах. Этот запах особенный, он устроен из таких феромонов, которые подходят моему обонянию: делают их носителя моим родным человеком, мной желанной. Я целовал её щёки. Целовал её губы. Целовал её шею. Я наслаждался её бархатистой нежной кожей – душистой, словно пропитанной ванилью, цветами, – их я перечислить не могу – не знаю. У меня ощущение, что я могу наслаждаться этим вечно. Вечно наслаждаться этим прекрасным, родным телом, а потом столько же слушать и видеть, как льётся в мой мир и в мир вокруг душа, рекой своей жизни, разделяя и соединяя всё, и расставляя на свои места. Любовь с ней прекрасна. В эти мгновения, больше убеждаешься в том, что секс без любви не есть удел настоящего человека.

Я видел, как Лера не раз помогала незнакомым людям. А сколько раз она заставляла помогать меня. Не то чтобы заставляла, – бывало, я шёл встречать её, когда она приезжала с работы. И уже, будучи на остановке, звонил телефон: – «Ты где?» – « Жду твой автобус…“ – отвечал я. —„Иди во двор за остановкой…». Что могло такого произойти? – возникали разные мысли. Тут я видел картину – Лера идёт рядом со старушкой и тащит огромную сумку. «Держи..!» – Протягивала она мне ношу и мы провожали счастливую старицу до её дома. Было таких случаев много. Лера, дай волю, возможности, стянула бы под свою опеку всех животных с улицы и дала бы кров всем бездомным. Не сказать, что я какой-то злой и бессердечный, – добро исходит из меня и за сердце хвататься могу, помочь могу, но Лера… «Ты как мать Тереза.» – однажды я сказал, но потом отправил по телефону сообщение: «Ты мой маленький Будда! Люблю тебя сильно!» – В ответ получил сообщение с полным счастья личиком.

глава четвёртая: к чему мне «бегемот»?

I

Сегодня суббота, Лера поехала навестить родителей, а я остался один, распиная себя с тишиной, со своими мыслями и не причастной ко всем моим погружениям Тасу. Кошка сидела на окне и внимательно наблюдала за снующими туда-сюда птицами. Они явно не давали ей покоя. Она топталась по подоконнику. Будто постанывала, чуть рыча, иногда. Соскакивала и бежала в другую комнату и там запрыгивала на окно.

А я взял книгу, сел в кресло на балконе, закурил «Уинстон» и погрузился в чтение. Прочитав главу, я остановился, закурил ещё одну сигарету и, задумавшись, уставился на брелок, который мне подарила Вера. Брелок лежал на столике возле пепельницы. Я так и не надел его на ключи. Периодически брал его и крутил в руках, когда приходил на балкон покурить. Но только сейчас задумался о том, куда же в конце концов поехала Вера и зачем. Прошло две недели с того дня, когда мы сидели в кафе. Тогда был какой-то необычный день, – мы много молчали, иногда посматривали друг на друга, смотрели в окно, я помню собаку, заглянувшую к нам в кафе. Помню мужчину средних лет, с видом умного и образованного человека, его пузатый портфель. И фотографии на стенах выглядели как-то по-особенному в тот день. А ещё у официанта был загадочный взгляд. А может мне это лишь показалось, – кто его знает, да только у меня остались вопросы и чувство аномального. Не то, чтобы я придал этому именно такое значение, глобально, но тайна ведь появилась. Может быть, это звучит чересчур очевидно, но, когда появляются вопросы – это всегда говорит о появлении тайны. Может, её и не стремятся от вас скрыть, а может, и никогда не расскажут, но всё равно и первое, и второе является тайной.

Посидев ещё немного на балконе, докурил очередную сигарету и пошёл на кухню варить кофе.

Тасу гоняла по комнате скомканный кусок бумажки. Лера ей скомкала и бросила. Котёнок посмотрел на меня, прижавшись к полу, после, увлечённо занялся бумажкой, снова.

– Да-а-а… забот у тебя парень, -хоть отбавляй. – Сказал я обращаясь к Тасу, но потом вспомнил, что она не парень, усмехнулся, махнул рукой и пошёл на кухню.

Пока готовил джезву, чтоб поставить на огонь, подумал о своём отпуске: – уже прошло две недели, а я до сих пор никуда не поехал. Да и жизнь у меня забила в другом ключе. В эту минуту я почувствовал, что стал более счастливым. Раньше я думал, что счастье – это нечто придуманное людьми от их же собственной неспособности занять себя делом. Знаете, как большевики, когда пришли к власти, на аристократию и интеллигенцию говорили: лодыри и бездельники. И депрессия – это не заболевание для них, а плод разбалованности жизнью. Нет, я ни каким местом не отношу себя ни к большевикам, ни к коммунистам (боже упаси). Напротив, я считаю, срать в один туалет всем коллективом и заглядывать друг другу в рот, думая: а не сожрал ли чего лишнего сосед по коммуналке, даже по подъезду, или того дальше – это чистой воды идиотизм. Формирование уравнительной массы, для меня лично (я думаю, найдётся немало люду, кто мыслит также), это путь в деградацию каждого в отдельности. Забери из этой массы единицу, – эта единица не выживет и недели самостоятельно, тому уйма примеров после конца советской власти. Власть дала всё – масса расслабилась, спокойно вкалывает на заводах и в колхозах, получает свои законные, складывает на сберкнижки и ездит на курорт по путёвке, которую им также спокойно дали. Мозги расслабляются и человека всего этого лишить, – он не будет знать, как жить дальше – для него жизнь кончена. Тот, конечно, кто в момент коллективных напряжений, крутился, – думал, как выйти из этой массы, – его обливали грязью, (называли спекулянтом, диссидентом). Он выжил, даже когда эти массы развалились. Только теперь они, себе под нос, за спиной, называют его бандитом. Бандитов тоже хватало…

Пена поднялась, и я налил себе кофе в кружку.

Да, жить с Лерой мне стало гораздо интересней. Две недели, а как будто всю жизнь. Сейчас мне в своей квартире, в которой я прожил три года сам и было всё в порядке, стало пусто. А Тасу, теперь мне напоминала Леру. Они безумно похожи. Нет, Тасу не готовит для меня пасту с королевскими креветками в сливочном соусе, посыпанную «пармезаном»[10 - Пармезан – итальянский сорт твёрдого сыра долгого созревания, с ломкой текстурой при высоком качестве.] и «Dorblu»[11 - Dorblu (нем.) – Дор блю, марка голубого сыра из Германии. С голубой плесенью.], а Лера не гоняет по комнате смятый кусок бумажки и не скачет с подоконника на подоконник, в надежде, что в этот раз с птицей повезёт. Они, просто, очень сроднились из-за каких-то схожих ритмов. Они, словно, понимают друг друга – говорят на неизвестном мне языке, – может, обсуждают фазы луны, а может Тасу ей намяукивает какое зелье Лере варить сегодня. Вот и сейчас, я рассуждаю, а Тасу смотрит на меня своими большими глазками, сдвинув несуществующие губы, – таким образом, её мордочка становится острей. Или всё это – моя фантазия.

Пока я сидел и пил кофе, от сигарет сейчас подташнивало, взял тетрадь, в которой написал недавнее наше с Лерой утро и стал перечитывать.

«Забавное эссе…» – проскользнула мысль.

Усмехнулся, закрыл тетрадь, посмотрел в окно. Стол на кухне стоял у окна вплотную, – я садился за стол и пока ел, всё время смотрел на небо. Бывало, небо быстро менялось, – плыли облака, вставало и садилось солнце – менялись краски.

Никогда такого не возникало чувства, чтобы мне было скучно сидеть у себя в квартире. Допив кофе, помыл кружку и решил, что надо пройтись по городу.

Не успел я выйти из подъезда, только нажал на кнопку магнитного замка, как зазвонил телефон. Когда достал из кармана, вызов прервался. Посмотрел номер – он был незнакомым, и я решил не перезванивать.

Погода стояла жаркая, ярко светило солнце. Я пошёл по теневой стороне улицы. Обычно, когда я выходил прогуляться, шёл в сквер рядом с домом, а тут решил пройтись, куда глаза глядят. Продолжая утопать в своих мыслях, перебирал в кармане брелок и вдруг поймал себя на том, что прихватил его с собой. Почему я до сих пор у Леры не спросил о её сестре?..

По тротуару были набросаны большие тёмные пятна, по ним редко раскиданы светлые блики. Игра света и тени в яркую солнечную погоду была контрастной и выразительной. Над асфальтом воздух дрожал от накала. По этой улице, сутки, как положили, асфальт, не успев, как следует остыть, прилипал к колёсам, заставляя их шелестеть. Было видно, как люди тяжело дышали от жары. Я глянул на небо – на нём ни тучки. Зашёл в магазинчик, купил бутылку газированной холодной воды. Проходя мимо ветеринарной аптеки, вспомнил про кошку, – Лера ей хотела, что-то там дать от глистов, но так как я не понимал в этом ничего, то заходить не стал. Скорее всего, Лере виднее. На маленькой скамеечке двое пожилых мужчин, бурно обсуждали, какую-то тему, между ними лежала шахматная доска, о существовании которой они по всей видимости давно забыли. «…я, что, напрасно отпахал сорок лет на заводе…» – доносилось до меня, – «…они мне будут рассказывать, чего я не заслужил… вот, это что? Что, просто железка что ли?» Дед тряс орденом на сорочке. Второй был поспокойнее и чаще, лишь соглашался с первым. Я опустил взгляд на землю и увидел шахматную фигуру. Наклонился поднять – это был офицер или слон, – кому, как хочется. Я поднял и направился к собеседникам. Когда протянул им пропажу, две пары престарелых глаз уставились на меня, точно я снизошёл к ним с луны, повременив, удерживая свои взгляды на мне, опустились на шахматного слона.

– Ваше? – Спросил я.

– Наше? – Спросил один у другого.

– Скорее, да чем нет. – Убеждённо сказал я. – Больше никого поблизости нет, кто бы играл в шахматы.

– Шахматы?! – один удивлённо ещё раз посмотрел на меня.

Я покачал головой.

– Ну, ты чего это? Федь? Мы же играем! – Похлопал один другого по плечу и указал на доску между ними. Тот глянул, махнул рукой и отвернулся. Видно, сильно его расстроило бурное обсуждение. – Спасибо, молодой человек! – Более спокойный старик взял фигуру и поставил на доску. – Вы играете?

– Люблю, но играю крайне редко. То некогда, то не с кем.

– Конечно! Сегодня люди перестали общаться. Они окружили себя модными вещами и техникой. Им интересно, знаете ли, в компьютере, нежели с живым человеком. А вот в наше время…

Он мне рассказывал, а я ушёл в свои мысли. Одна и та же история. Наше поколение тоже будет ворчать на молодых, так, стало быть, заложено, так должно быть по природе. Старики грустят по своей молодости, вот так и получается, – я так думаю. Я извинился, сказал, что тороплюсь и пошёл дальше. Я никуда не торопился. Отчасти, старик прав, мы все в себе, но это не проблема, какого-то одного поколения, это проблема людей в целом. Старость же не видит в молодости себя – своих поступков – от того и ворчит.

Пройдя два квартала, я увидел большое скопление людей. Подойдя ближе, услышал, что кому-то стало плохо. Попытался заглянуть в середину. Передо мной немного расступились, словно ждали именно меня. На какой-то момент я почувствовал себя не в своей тарелке, но бросил взгляд на виновника этого собрания. И узнал в нём человека, которого видел тогда в кафе, когда мы сидели с Верой, а он пил кофе с коньяком. И сейчас возле скамейки стоял пузатый потёртый портфель. У меня сильно сжалось сердце, и навалила грусть, как если бы передо мной лежал на скамейке очень близкий мне человек, а я его теряю.

– Вода у кого-нибудь есть?

У меня в руках была прохладная мокрая бутылка. Я её даже ещё не открывал. Подошёл ближе, достал из кармана платок, смочил его, отжал и положил на лоб. Никто не догадался расстегнуть пуговицу, ослабить галстук.

– Скорую вызывали?

Люди галдели. Я достал телефон.

Человек лежал еле дыша. Глаза были приоткрыты, он мне пытался что-то сказать. Смотрел на меня и переводил с трудом глаза в сторону. И я понял, что он мне пытается указать на карман. Я сунул руку и достал какие-то таблетки. Распаковав две, сунул ему в рот.

Когда приехала скорая помощь, человек уже пробовал сам встать, но ему не дали. Положили на носилки, и карета скорой помощи увезла его. Я успел поинтересоваться, в какую больницу его везут. У меня спрашивали, знаю ли я этого человека, его родственников, – нет, я, конечно же, не знал.

Спустившись в ботанический сад, через две улицы от того места, где я спас человека, стал бродить по узким его аллеям. Посидел на трёх лавочках, выкурил несколько сигарет, думая, какая всё-таки жизнь, будучи потрясён происшествием. Надо навестить этого человека, сегодня же вечером надо навестить.

Зазвонил телефон. Экран констатировал, что это Лера.

– Привет, родненькая! – Немедля, я запустил слова в трубку.