Ошибка императора. Война

С первого на второе ноября 1854 года над Севастополем, Крымом и всем Причерноморьем разразился чудовищной силы ураган. Казалось, сама природа взбунтовалась против смерти и страданий жителей России и русских солдат.

В тот день с порывами шел то дождь, то снег. Черное море свирепствовало и готово было поглотить весь Крым. Рев, стон, визг, свист – все эти звуки в ужасающих размерах слились в один общий вой.

Ураган вырывал с корнями деревья и уносил их в море, а также ветхие строения; в Чёрном, Эгейском и Мраморном морях затонули сотни кораблей.

Страшный урон был нанесён флоту неприятеля, стоявшему вдоль побережья от Евпатории до Балаклавы. Стихия срывала корабли с якорей, сталкивала друг с другом, швыряла на берег. Потери у интервентов были огромны, по разным данным, – до 60 судов, по большей части транспортных. Тяжелой утратой для французов стала гибель у берегов Евпатории линейного корабля «Генрих IV». У входа в Балаклавскую бухту затонул английский пароход «Принц», на борту которого была команда с водолазным оборудованием и подводными минами для взрыва заграждения из затопленных в Севастопольской бухте кораблей.

Гибель новейшего винтового корабля, выполнявшего свой первый рейс, стала серьезной потерей. К тому же на «Принце» были запасы зимней одежды, медицинского имущества и продовольствия для английских войск, а также боеприпасы.

Серьезный ущерб понесли войска союзников и на суше. Ураган разрушил французские и английские лагеря, госпитали, снес палатки, сорвал с привязи лошадей. Обе бухты, которые были застроены ранее, нельзя было узнать. В стане союзных войск вспыхнула эпидемия холеры, привезённой ими ещё из Варны, а в душах солдат и офицеров поселились страх и уныние.

Природа продолжала терзать интервентов. Зима с середины ноября выдалась холодной даже для русских воинов. Что уж говорить о союзниках, лишившихся крова, запасов теплой одежды, топлива, медикаментов… Им нужно было заново обустраиваться и налаживать быт.

Наша армия получила прекрасную возможность ударить и разбить противника. Но… не ударила и не разбила.

Неудачи на полях сражений и ураган нанесли армии Меншикова и защитникам Севастополя тоже немалый урон. Но, в отличие от неприятеля, наш флот, стоявший в закрытых бухтах, пострадал значительно меньше: пароходо-фрегат «Громоносец» утром 2 ноября был выкинут на берег, небольшая часть кораблей столкнулась между собой, другая – села на мель… Однако ни один корабль не был утоплен.

Выстояли многие здания и укрепления. Было самое удобное время поднапрячься и сделать ещё один контрудар по ослабленному врагу. Однако Меншиков, неправильно оценив создавшуюся ситуацию, вместо немедленного наступления, окончательно махнул рукой на оборону Севастополя.

«Севастополь падет в обоих случаях: если неприятель, усилив свои средства, успеет занять четвёртый бастион, а также, если он продлит осаду, заставляя нас издерживать порох. Пороху у нас хватит только на несколько дней, и если не привезут свежего, придется вывести из города гарнизон», – таковы были настроения Меншикова в ноябре 1854 года…

Видимо, с подачи наследников, побывавших в Севастополе, батюшка их, Николай Павлович, в конце ноября 1854 года сменил руководство Севастопольского гарнизона, назначив начальником генерал-адъютанта Дмитрия Ерофеевича Остен-Сакена.

Это назначение, конечно, не могло не стеснять свободу действий адмирала Нахимова. Однако Остен-Сакен был человеком ненавязчивым, спокойным, а главное, полной противоположностью Меншикова, считавшего свои войска недостаточно стойкими; он был справедлив и никогда не сомневался в героизме защитников Севастополя.

Шестидесятилетний начальник гарнизона в дела военные особенно не лез, больше давал ценные советы, как делать шипучий квас, да снабжал батальоны средствами от холеры. Жил Остен-Сакен в квартире на Николаевской батарее под защитой толстых стен и мощного свода над головой. С подчинённым ему адмиралом Нахимовым он не спорил, соглашался со всеми его предложениями, на бастионах появлялся редко, чаще сидел дома, читая церковные книги, слушал обедни и в беседах со священниками позволял себе иногда спорить с ними. Защита города всецело лежала на плечах Нахимова и его подчинённых.

Антон Аниканов

Вот уже год, как русские дипломаты вели переговоры с европейскими коллегами, стараясь не допустить участия в военных действиях против России Австрии и Пруссии.

В июле прошлого года ведущие страны Европы предъявили российскому послу в Вене, Александру Михайловичу Горчакову, ультиматум из «четырёх пунктов». Эти пункты предусматривали: замену российского протектората над Дунайскими княжествами общим протекторатом – Австрии, Великобритании, Франции, Пруссии и России; передачу покровительства над христианским населением Турции этими же странами; пересмотр условий конференции 1841 года о Черноморских проливах; установление свободы передвижения на реке Дунай.

Николай I поначалу отверг эти предложения. Однако после некоторых событий (неудачные сражения в сентябре и октябре русских войск в Крыму и Севастополе; предательство Австрии, несмотря на уверения о своём нейтралитете, всё-таки подписавшей 2 декабря договор с англо-французской коалицией, тем самым открыто подтвердив враждебное отношение к России) император Николай изменил своё решение. В конце декабря 1854 года он согласился на выполнение ультимативных требований коалиции, выставив одно-единственное условие: вооружённые силы союзников должны покинуть Крым. Однако было уже поздно! Мир союзникам был уже не нужен.

Император Франции Луи Наполеон и раньше с неохотой шёл на мирный договор, теперь же, после победных сражений под Севастополем, был категорически против. Сей договор лишал его возможности овладения Крымом. Для Англии снятие осады было ещё менее возможно, потому как из всего Крыма её интересовал больше всего Севастополь…

«Севастополь есть место опасности. Какими бы трактатами мы ни обяжем Россию, она всегда может вознамериться объявить войну Турции и занять Константинополь», – доказывал лорд Палмерстон.

Переговоры по мирному урегулированию взаимоотношений с Россией шли медленно, под разными предлогами союзники срывали их. В конце концов, переговоры прекратились вовсе.

И новые караваны судов с войсками союзников поплыли в Крым.

Но ещё оставалась Пруссия, сохраняющая пока нейтралитет по отношению к России. Австрия и её новые партнёры по договору после своих успехов в Крыму (Альминское, Балаклавское и Инкерманское сражения) делали все зависящее от них, чтобы склонить Пруссию и другие державы Германского союза к военной поддержке англо-французского союза. В конечном итоге Пруссия, хоть и неохотно, но согласилась поддержать союзников, но только в том случае, если Россия начнёт военные действия против вооружённых сил Австрии, где бы они ни находились.

Россия в начале 1855 года оказалась в полной дипломатической изоляции, что в условиях истощения ресурсов и нанесённых союзниками поражений ставило её в крайне трудное положение.

Надо сказать, что ни Австрия, ни Пруссия в войне с Россией так и не приняли участия, но в середине января 1855 года к союзникам присоединилось Сардинское королевство (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B0%D1%80%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5_%D0%BA%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE), заключившее договор с Францией. Ряды союзников пополнились пятнадцатью тысячами пьемонтских (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%8C%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D0%BD%D1%82) солдат. И королевству Сардиния было ради чего гнать на убой своих граждан… Согласно плану лорда Палмерстона (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B5%D0%BC%D0%BF%D0%BB%D1%8C,_%D0%93%D0%B5%D0%BD%D1%80%D0%B8,_3-%D0%B9_%D0%B2%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D1%82_%D0%9F%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B5%D1%80%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BD), ему за участие в военных действиях против России должны были достаться Венеция и Ломбардия, отобранные у Австрии

Как потом скажут политики, только Сардиния получила реальные выгоды от своего участия в войне с Россией, образовав из раздробленных королевств в 1859 году государство Италия. Но всё это будет позже…

А тем временем Севастополь продолжал защищаться. В ожидании пополнения запасов, утраченных в результате урагана, союзники особой активности не проявляли, они явно тянули время. С обеих сторон велась вялая перестрелка. Не имея возможности вести большие наземные операции, интервенты повели подземную войну. Началась дуэль сапёров, пластунов и минёров. На глубине до шести метров обе стороны старались как можно ближе докопаться до позиций противной стороны, заложив в том месте мощные заряды. Так, в прямом смысле, началась подземно-минная война.

Ощерившись дулами пушек, ведя ночные вылазки, порой даже успешные с обеих сторон, противники продолжали воевать. Героизм защитников поражал неприятеля.

В январе 1855 года русские войска попытались освободить Евпаторию, и опять попытка не удалась, и сию затею оставили.

По всей России патриотично настроенное население создавало народное ополчение, из центральной части страны к Севастополю потекли обозы. 10 февраля 1855 года император издал манифест «О призвании к государственному ополчению». Однако реальный вклад дружин государственного ополчения в Крымскую войну был фактически нулевым – ополченцев вооружили негодными ружьями, не озаботившись их военной подготовкой.

Так прошли холодные месяцы осады. И вот в середине февраля 1855 года Меншикову доставили из столицы письмо, почему-то написанное не императором, а наследником, будущим императором Александром II. Из письма наш светлейший князь узнал о своей отставке.

«Государь, чувствуя себя не совершенно здоровым, приказал мне, любезный князь, отвечать Вам его именем… Государь высочайше увольняет Вас от командования Крымскою армиею», – писал ему наследник.

Обидеться Меншиков не успел, так как через несколько дней пришло другое известие, не менее печальное: 18 февраля 1855 года после тридцати лет правления умер император Николай I.

Недовольный своей отставкой, светлейший князь Меншиков покинул Севастополь. Главнокомандующим Крымскими войсками стал Горчаков Михаил Дмитриевич[98 - Русский военачальник из княжеского рода Горчаковых.]. Через короткое время пришёл ещё один указ молодого императора, в котором вице-адмирал Нахимов назначался командиром Севастопольского порта и временным военным губернатором города. А уже в марте Павлу Степановичу присвоили звание полного адмирала.

К концу февраля 1855 года холодная зима в Севастополе стала по-настоящему суровой. Остывшее к тому времени море из своих глубин прибрежных вод всё ещё отдавало последние остатки тепла, и оттого по утрам над поверхностью моря стояла серая поволока, похожая на туман.

Февраль не принес для Севастополя ничего нового. Союзные войска усиленно вели осадные работы. Не дремали и наши, день и ночь они укрепляли бастионы. Возобновились сильные перестрелки. Часто происходили ночные вылазки, в которых сначала отличались моряки и пластуны, а теперь и пехотинцы могли поспорить с ними в удальстве. На бастионах жизнь текла по-прежнему.

В это время Севастополь еще делился на две половины – мирную и боевую. Баррикады в конце улиц Морской и Екатерининской разделяли эти две половины. В центральной части города с обеих сторон улиц по дороге к оборонительной линии виднелись чудом уцелевшие после бомбардировок и ноябрьского урагана вывески магазинов. С пустыми глазницами выбитых окон стояла гостиница Томаса, а кондитерская Иоганна, куда при последней бомбардировке влетел снаряд, была сильно разрушена. Над её выбитой дверью, побитая осколками и державшаяся одной стороной, сохранилась вывеска с золотыми, местами почерневшими буквами.

Но жизнь в городе продолжалась. Попадались даже так непривычно выглядевшие на фоне неубранных улиц и разбитых домов дамы в шляпах. На закате солнца они с детьми, как и в мирное время, гуляли под звуки военной музыки на бульваре Казарского. Случалось, что и в эту часть города залетали бомбы, а чаще всего – конгревовы[99 - Зажигательные.] ракеты, летевшие с страшным шумом; дамы при появлении такой нежданной гостьи громко кричали и разбегались в разные стороны.

А из Англии и Франции один за другим подходили и подходили корабли с новыми пушками, новым современным оборудованием и прочим снаряжением. Используя временную передышку, с мыса Фиолент в Варну впервые в истории по дну Чёрного моря союзники протянули кабель телеграфа, чтобы общаться с Лондоном и Парижем. Из Балаклавы к своим осадным укреплениям англичане подвели железную дорогу.

К концу зимы союзники оправились от шока. Пережив её, враги активизировались. С марта по май они произвели вторую и третью бомбардировки. Особенно жестоким был обстрел в апреле, на Пасху. Более пятисот орудий неприятеля непрерывно бомбили город и укрепления. Не молчали и наши батареи, испытывавших недостаток боеприпасов: на два их выстрела отвечали одним.

«Пасхальный» обстрел стоил севастопольцам до шести тысяч убитых и раненых. К тому времени армия союзников в Крыму выросла до ста семидесяти тысяч человек против сотни тысяч русских, из которых только около сорока тысяч находились на бастионах Севастополя. Обе стороны ждали развязки. Ждали штурма.

В первых числах июня 1855 года, после четвертой бомбардировки, союзники начали мощный штурм Корабельной стороны. И этот натиск был геройски отбит защитниками города, которых возглавлял генерал Хрулев. Но случилась беда: в конце того же месяца, а точнее 28 июня, во время одного из объездов передовых укреплений на Малаховом кургане пулей в голову был смертельно ранен адмирал Нахимов. Тридцатого июня 1855 года в гостинице Ветцеля[100 - Флотское здание на пл. Нахимова (совр.).], куда из лазарета перенесли Павла Степановича, прославленный адмирал скончался.

Похоронили Нахимова в склепе Владимирского собора рядом с адмиралами Лазаревым и Корниловым.

Июльское утро 1855 года. На улицы города высыпали не выспавшиеся, по большей части не слишком сытые горожане и такие же сонные и голодные военные.

Большинство домов в центральной части города, иссечённые осколками, ядрами и бомбами, были уже покинуты жильцами. В других домах, чудом уцелевших, и, судя по занавешенным изнутри окнам и стоящим на подоконниках растениям, ещё теплилась какая-то жизнь. Во дворах была откровенная грязь, оттуда шёл запах отбросов и помоев, выбрасываемых жителями прямо на улицу.

За полуразрушенным театром вместо домов оставались лишь кучи щебня и мусора, которыми было покрыто все пространство между Екатерининской улицей и четвёртым бастионом. Немногочисленные жители вперемежку с матросами бродили среди развалин в поисках нужной утвари, дверей и просто досок для строительства блиндажей и землянок.

Стрелки башенных часов на Минной стенке, сильно пострадавшей во время последней бомбёжки, приближались к семи, когда со стороны спуска к Минке[101 - Минная пристань.], перекрестившись у церкви Святого архистратига Михаила (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%80%D1%85%D0%B0%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D0%BB_%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB), на Екатерининскую улицу, тоже сильно пострадавшую от неоднократных бомбёжек, вышли два офицера – поручик артиллерийского полка и наш знакомый, Антон Аниканов, теперь уже капитан-лейтенант.

Осторожно обходя лужи, тихо переговариваясь, они шли в сторону Графской пристани. Мимо них прошли два солдата, и, к удивлению поручика, не поприветствовали их. Поручик уже было хотел что-то крикнуть им вслед, но Антон остановил его:

– Оставь, не трогай. Они теперь по желанию только ломают шапку перед нами, благородиями. Понять солдат можно…

Не спеша офицеры продолжили свой путь. Поручик постоянно чесался: то под шинель залезал рукой и тёр в районе живота, то нагибался и растирал икры ног.