Серенький волчок

В общем, дело кончилось тем, что меня доставили в Москву, в отделение милиции по месту прописки. Там история повторилась. Как только я рассказал о милицейской форме, меня тут же оборвали и посоветовали не валять дурака. Мне стало казаться, что я попал в сумасшедший дом. Все словно сговорились, и я не понимал, что происходит.

Я начал кричать и требовать, чтобы они съездили к Вареньке домой. Меня посадили за решетку. А на следующее утро отвезли в следственный комитет.

Следователь принялся подробно выяснять, что произошло. Я по глупости думал, что вот нашелся добрый человек, который мне поверил. И был буквально оглушен, когда понял, что стал главным подозреваемым. Как мне сказали, родители Вареньки всю ночь звонили ее подругам и знакомым. Кто-то вспомнил, что мы с ней собирались за город. Родители моего точного адреса не знали. Они пошли в дежурную часть и настояли, чтобы там приняли заявление о пропажи дочери. Рассказали, что она встречается со мной. Вот тогда я впервые серьезно ощутил, что такое несправедливость. Не приведи господь попасть в следственный изолятор. Там я встретил свой восемнадцатый день рождения, в разношерстной компании урок, интеллигентов и простых мужиков.

Через день меня снова повели на допрос. Я так думал. В кабинете со следователем сидел какой-то майор.

Следователь кивнул в мою сторону.

– Вот, Михалыч, забирай своего новобранца.

Потом подошел ко мне.

– Слушай внимательно, Муштаков. Сейчас ты с товарищем майором проследуешь на призывной пункт и в законном порядке отправишься к месту службы. Тебе ведь восемнадцать исполнилось? Ну так считай, что дешево отделался. Потом мне спасибо скажешь. Забудь эту историю и никогда не вспоминай, для твоего же счастливого будущего.

Не успел я опомниться, как оказался в военкомате. В голове крутилась одна мысль: что с Варенькой?

Каким-то чудом уже ближе к вечеру, перед самой отправкой, мне передали большой сверток от моих родителей. Там была одежда и немного необходимых вещей.

Нас повели через двор. Я увидел отца и мать за оградой в толпе провожающих. Вид у них был ужасный. Конечно же, они ничего не понимали: сначала я исчез, затем оказался под следствием, а теперь уже был новобранцем. Они увидели меня. Я дал знаками понять, что напишу им как можно скорее.

Но написать я смог только через три недели, когда был уже в учебке. Я умолял родителей выяснить, что случилось с Варенькой. Хотя и без того чувствовал: ее больше нет. Сердце не обманешь.

Через месяц я получил от отца с матерью письмо. Они путано писали, что с Варенькой случилось несчастье, ее нашли погибшей в нескольких километрах от того места, где мы на пикнике были.

Я крутил в голове тот проклятый вечер, и зубы скрипели от гнева и бессилия. Лица тех мразей я помнил очень хорошо, но на всякий случай нарисовал их в блокноте. Постепенно я добавлял в портреты новые детали, так что у меня потом получились почти фотографии.

Я служил в танковых войсках. Через год с небольшим, после призыва, мы были в Праге. Помню, как высунулся из башенки нашей тридцатьчетверки на одной из улочек. Толпа с проклятиями плевала в нашу сторону. В ту минуту в моей голове словно пленку крутнули назад, и я увидел себя сидящим в следственном изоляторе, когда убили Вареньку. Наверное, и ментам я казался маленькой козявкой, которую легко размазать по земле.

После дембеля я вернулся в Москву. Первым делом съездил на могилку к любимой. Поклялся ей разыскать убийц. Но сначала нужно было найти работу и собраться с мыслями.

Мне удалось устроиться на мебельную фабрику. Работа рутинная, никакого творчества. Но меня она устраивала тем, что не отвлекала от основного дела: я пытался понять, как найти преступников.

К тому времени я уже не был наивным мальчиком, который верит во вселенскую справедливость. Я понимал, что те менты в лесу – настоящие.

Но ненаказанного зла оставаться не должно. Милосердие и всепрощение приятны, когда хочется порассуждать о них за сытным ужином с бутылкой у камина, или с прихожанами в церкви. Такие мысли хороши, пока беда не коснется тебя лично. И тогда срабатывают уже другие законы: тот, кто щадит злонамеренного убийцу, становится хуже этого убийцы.

Я не буду долго рассказывать, как ездил по областным отделениям милиции. Я украдкой рассматривал ментов, осторожно расспрашивал подозрительных личностей в переходах и метро, показывал им портреты.

Прошел год. Мне все чаще стало казаться, что все бесполезно. Если бы речь шла о маленьком городе – шансы были бы намного больше. Но как найти иголку в стоге сена, то бишь в Москве и тем более в области?

Однако справедливо говорят: случай правит всем. Так вышло и со мной.

Я увидел его при выходе из метро на Павелецкой. Меня как кипятком обдало. Без всяких сомнений, это был тот, с поганой усмешкой, который на полянке командовал скуластым. Только растолстел малость и стал старшим сержантом.

Я шел за ним по длинному подземному переходу. Старался держаться незаметно. Может, он и не помнил меня, но рисковать не хотелось. В голове вертелась единственная мысль: только бы не упустить! Впрочем, тот не торопился, спокойно свернул к выходу на вокзал, поднялся по ступенькам. Двигался он так, словно весь мир принадлежал ему.

У меня возникло сильное желание придавить эту мразь тут же, в переходе. Если бы с ним был его дружок, наверное, я так и сделал бы. А там – хоть тюрьма, хоть расстрел. Но попасться, не наказав скуластого, в мои планы не входило.

У входа на вокзал он остановился возле уборщицы, они о чем-то поговорили. Я спрятался за аркой и разговора не слышал. Зато понял, что моего сержанта здесь хорошо знают и если я его потеряю, то уборщица наверняка подскажет, где искать.

Я не стал заходить за ним на вокзал, а подождал неподалеку. Надеялся, что он выйдет в эти же двери. Старший сержант появился ровно через час. Видимо, служебный обход у него был. Так же неторопливо он пошел вдоль здания, завернул за угол.

Я шагал за ним по тротуару, в толпе прохожих. Держался на расстоянии. В какой-то момент мне показалось, что он заметил слежку. Сержант остановился возле поворота в переулок, встал на обочине, заложил руки за спину и посмотрел в мою сторону. Я отвел глаза, принял беззаботный вид, а самому сделалось страшно. Повернуть назад я не мог, иначе сразу бы привлек его внимание. Поток прохожих нес меня все ближе к убийце, как течение несет рыбу в сети рыбака.

Страх появился не потому, что я боялся обнаружить себя. Я знал, что справлюсь с гадом наверняка, если дело дойдет до этого. Но что-то потустороннее почудилось в ту минуту. Сержант показался мне слугой роковых чудовищных сил. Эти силы несколько лет назад отметили меня на пикнике, а теперь снова тащили к себе.

До сержанта оставалось с пяток метров. До меня вдруг дошло, что заинтересовался он не мной, а шагающим возле меня восточным гражданином. Так оно и получилось. Он остановил гостя столицы и козырнул: «Старший сержант Плетнев, предъявите документы!».

Вот это была удача! Теперь я знал фамилию убийцы.

Я прошел мимо Плетнева в переулок. Потом обернулся.

С моего места хорошо было видно, как восточный гость что-то горячо доказывает Плетневу. А тот держал рацию. Видимо, уже успел вызвать наряд, потому как через минуту-другую возле них остановился милицейский газик. Туда и засунули задержанного. Плетнев сел на переднее сиденье, и они уехали. Я пошел обратно к метро. На ходу обдумывал, что делать дальше. Пока я ехал домой, план появился сам собой, словно мне вложили его в голову, до того просто и ясно увидел я, как нужно действовать.

На следующий день, это была суббота, я поехал на поляну, где мы с Варенькой устроили проклятый пикник. Там так же вилась низенькая травка, а вот березку и клен, под которыми мы тогда сидели, кто-то спилил. Остались пни. Вот и нашу с Варенькой жизнь – как пилой.

Эти пни и поставили точку в моем плане. Я внимательно осмотрел их. Лучше и не придумаешь.

У нас, на мебельной фабрике, был отдельный токарный цех, в основном там изготовляли металлические крепежные детали к гарнитурам. Но и в личных целях не запрещалось станочек тихонько покрутить. В советское время с такими делами на фабриках было просто. Мастер закрывал глаза. Мы тоже ребятам из цеха в чем-то помогали, доски там, рейки-планки разные. В общем, частный взаиморасчет.

В понедельник я нашел в цеховом загашнике кусок металлической трубы, диаметром сто пятьдесят миллиметров. Отрезал нужную длину, посадил на резьбу с одного конца глухую крышку, и для верности еще заклепал соединение. Получился высокий металлический стакан. В крышке я высверлил три круглых отверстия. Нашел еще в загашнике пружины и другие детальки. Подточил их на станке. Теперь оставалось все это собрать.

Раньше в домашнем арсенале многих советских мальчишек обязательно была горстка пороха. У меня же имелся не только порох, но и капсюля для охотничьих патронов. Еще до армии я спрятал коробку с этим добром в своей комнате за шкафом, от греха подальше. Там она и лежала.

Проверочная щепотка пороха хорошо вспыхнула, когда я поднес спичку. Капсюля тоже были в порядке.

Я приладил к донышку металлического стакана тройной металлический боек, который выточил на станке. Он крепился через пружину и стопор. Стакан этот, конечно, следует называть гильзой. Но суть не в этом.

Потом я вставил капсюля в дно гильзы и сдернул пружину со стопора. Звонко щелкнуло. Механизм сработал четко. Три бойка – верная гарантия от осечки.

Еще пацаном я насобирал кучу шариков из металлических подшипников всех размеров. Самые маленькие – с дробинку, а самые большие – хоть в бильярд играй. Я отобрал те, что размером от дроби до крупной картечи. Хотелось, чтобы заряд вышел разнокалиберным.

Несложно было зарядить гильзу порохом, шариками, запыжевать войлоком и залить парафином, но это следовало делать в последнюю очередь. А вот с установкой гигантского патрона требовалось повозиться, потому что от этого зависел не только успех дела, но и моя жизнь. Как потом оказалось – так и вышло.

В следующую субботу я положил в сумку снаряд, порох, запасные капсюля и шарики, прихватил инструмент, заготовки и поехал в лес, на полянку. Я оделся как типичный дачник и в электричке отвернулся к окну. Я правильно размышлял: если все получится – менты за своего сотрудника землю носом перероют. Так что чем меньше буду обращать на себя внимания, тем лучше.

К месту я шел с предосторожностями, покружил стороной, чтобы ни с кем не встретиться. На полянке я первым делом провертел коловоротом в кленовом пне отверстия по кругу. Аккуратно, с помощью стамесок, снял верхний слой древесины, как крышку – потом ее снова нужно было вложить в пень. Затем выдолбил сердцевину. Получилось дупло по диаметру чуть шире снаряда. Я вставил в коловорот сверло подлиннее и углубил выемку. Теперь гильза уходила в пень полностью, и сверху еще оставалось место.

Потом я разрыл под кленовым пнем землю и сделал в нем боковое отверстие – просверлил дырку в дупло, напротив березового пня. Засунул в отверстие тонкую стальную проволоку, но соединять со снарядом пока не стал. Сначала следовало протянуть проволоку к березовому пню и незаметно закрепить ее. Возможно, моя конструкция и выходила сложной и нелепой, но функцию растяжки она должна была выполнить четко.

Я пропустил проволоку в канавке под землей, вырыл рядом с березовым пнем небольшую ямку. Через нее и прошла проволока, ее конец я закрепил на корне пня толстыми шурупами. Засыпал крепление землей. А ямку закрыл веточками и листьями. Теперь нужно было проверить.

Я соединил растяжку со спусковым механизмом снаряда, вставил в него капсюля, механизм прикрепил к гильзе и опустил ее в кленовое дупло. Сел на березовый пенек и нажал ногой на ямку. Проволока натянулась. В пне хлопнули капсюля. Все работало.

Но тут я понял, что не продумал очень важную вещь: когда ставить механизм на боевой взвод? Сделать сейчас или после того, как выманю сюда Плетнева? Если заранее – то может случиться, что какой-нибудь дачник начнет здесь копаться. Или кому-то придет в голову пикник устроить, как нам с Варенькой. Не дай бог, пострадают невинные люди. Такого греха на душу брать я не хотел. Не говоря уже о полном провале дела.

Если минировать перед приходом Плетнева – то нужно сделать все быстро и аккуратно. У сержанта хватит хитрости явиться заранее – проверить обстановку. Тогда время будет иметь решающее значение для нас обоих.