Серенький волчок

Громкое рычание за дверью застало ее врасплох. Махнув стволом, она задела свечку, та покатилась по столу и погасла.

– Черт!

Теперь придется стрелять вслепую. Может, у мужа в столе есть фонарик? Лена порылась в ящиках, но ничего не нашла. Идиотка! Ну почему она не взяла с собой коробок спичек! И мобильник остался где-то в комнате. Полицию не вызвать. Впрочем, от серого волчка полиция не защитит. Это их семейное дело, она не даст мерзкой твари добраться и до второго сына.

В дверь сильно бухнуло. Потом еще и еще раз. Лена одной рукой прижала к себе сына, другой – вытянула карабин и положила стволом на стол. Света из окна едва хватало, чтобы различать очертания предметов. Глаза уже привыкли к темноте, и дверь было немного видно.

Удары по двери стали реже, но сильнее.

«Замок долго не выдержит» – пронеслось в голове.

Снова разъяренное рычание, затем мощный удар – и дверь распахнулась. Луч света качнулся в сторону, вернулся к столу, резанул по глазам и ослепил Лену. Это продолжалось всего секунду, но она успела увидеть в дверном проеме того, кто убил ее сына: зверя, который устроил на них охоту и жаждал новой смерти. Человеческая фигура с огромной волчьей головой и горящими глазами. Оборотень. Серенький волчок.

«Ты и за Алешей пришел в таком виде: наполовину волк – наполовину человек. Тварь из детских стихов» – мелькнула мысль.

Зверь шагнул в комнату.

Лена видела только слепящий луч, и когда он двинулся к столу – она дернула курок.

Звук оглушил ее. Карабин отбросило, и приклад, словно кувалда, ударил по ключице. Она вскочила, намереваясь выстрелить снова, но опустила оружие: зверь был повержен. Он лежал темной грудой. Фонарик откатился в сторону, и в его свете виднелась мохнатая голова с огромными клыками в адском оскале.

Лена оперлась о стол – не держали ноги. По щекам побежали слезы.

Неужели все кончено? Не нужно больше бояться? Она убила серого волчка и отомстила за смерть сына. Месяцы страха и сомнений, боли и собственного бессилия – весь этот мучительный груз сползал с ее плеч. Ей вдруг стало легко, словно она пробудилась от нескончаемого кошмара. Он потерял над ней власть.

Дрожь в коленях прекратилась. Лена склонилась над зверем.

– Твоя кровь – за кровь моего сына! Я спасла от гибели еще многих детей. Ты мог прийти за ними, но уже не придешь.

Хлопнула входная дверь, и раздался крик Антона:

– Лена!

Куприн освободился на киностудии пораньше, но две дорожные пробки съели время. Он заехал в цветочный магазин и купил большущий букет роз – любимых цветов жены.

Период сидения на мели и творческого кризиса остался в прошлом. Отличный сценарий, дополнительные тиражи книги, контракт с издательством на последующие рукописи – все сложилось превосходно. Фортуна снова повернулась к нему лицом. Возможно, это награда судьбы за то, что они с женой не сломились под тяжестью горя, выдержали страшные времена, не озлобившись на жизнь.

Как ни спешил Антон домой, но гнать сильно не стал. Да и не получилось бы: снег лепил такой густой, что видимость на трассе была почти нулевой. Добравшись до поселка, он удивленно присвистнул и затормозил: дорогу замело полностью, такого никогда не было. Хотя зимой поселок расчищали. Он иногда наблюдал из окна, как оранжевый грейдер ползал по проездам, сгребая на обочины кучи снега.

Куприн медленно давил на газ, погружаясь в белую массу, толкая ее машиной. Перед внедорожником быстро выросла гора. Антон сдал назад, объехал и снова двинулся вперед. Новая гора. Опять тот же маневр.

Так, мало-помалу, он достиг поворота. Отсюда уже должно было показаться их жилье. Но только не сегодня. Снежная завеса скрывала все вокруг, и поместье лишь угадывалось где-то за ней.

Наконец он дотащился к дому. Достал пульт от ворот и нажал кнопку. Створка поползла вбок, дернулась и остановилась. Антон незлобно чертыхнулся, скинул туфли и взял с заднего сиденья высокие ботинки. Переобулся, вылез из машины и протиснулся в щель. Осмотрел ворота. Так и есть. Механизм забился снегом.

Куприн вернулся к машине, достал из багажника маленькую лопатку. Примерился. Не пойдет. Лучше взять в гараже нормальный инструмент.

Он пошел через двор, увязая в глубоком снегу. Свет в окнах с этой стороны не горел. Антон улыбнулся: Лена экономит на электричестве, что ли? Наверное, жена сидит на кухне или у Сашеньки, отсюда тех окон не видно.

В голове крутились приятные мысли. Сейчас они втроем сядут за стол, он расскажет, как прошел день. Леночка сделает вид, будто ни о чем не догадывается, но он-то знает: она прекрасно поняла еще по телефонному разговору, что все хорошо. Просто отлично!

Куприн почти миновал двор, когда раздался глухой выстрел из дома.

«Карабин!» – ударила в голову мысль.

Антон рванул ко входу. Ему показалось, что он барахтается в сугробах вечность. Добрался. Дернул ручку. Закрыто! Выхватил из кармана ключ. В замочную скважину попал не сразу. Распахнул дверь.

В холле было темно. Из кабинета виднелся тусклый свет.

– Лена!

Он бросился, снеся по пути столик с вазой. В грохоте разбитого хрусталя расслышал крик жены:

– Антон!

Куприн добежал до кабинета. Навстречу, держа Сашу, вышла Лена.

– Слава богу, живы! Лена, что случилось? Вы не ранены?

Супруга покачала головой.

– Тише, тише. Все кончено. Все хорошо, – ее голос был почти спокоен.

Он обнял их, чувствуя, как дрожит сын.

– Ради всего святого, что случилось? Это ты стреляла?

Лена кивнула и показала в кабинет. Антон шагнул туда и не поверил увиденному: на паркете лежало нечто. Человек с волчьей башкой. Оборотень. Глаза его тускло светились, но взгляд был мертвым. «Этого не может быть! Не может быть!» – повторял кто-то в разуме Куприна, пока он оцепенело смотрел на оборотня. Стоял так не меньше минуты. Потом поднял фонарик и карабин. Подошел к зверю.

«Неужели Леночка права? Серый волчок действительно существует? И этот зверь убил Алешу? А теперь пришел снова… Но ведь монстры живут только в сказках. Или нет? Как отрицать то, что я вижу?» – Антон чувствовал: еще немного – и мозг не выдержит. Он осторожно ткнул волчка стволом оружия.

Зверь глухо застонал.

Часть вторая

Исповедь

Дочь Вавилона, опустошительница!

Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!

Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!

Ветхий Завет (Пс.136:8,9)

– Мы жили в Архангельской области. Семья самая обыкновенная, по деревенским меркам. Отец работал слесарем, сильно пил. Мать была у него на побегушках, боялась слово лишнее сказать, чтобы не получить кулаком.

Когда мне исполнилось десять лет, я как-то попытался вступиться за маму. Пьяный папаша сильно врезал мне. Я неделю ходил с синяками. В школе говорил, что подрался с соседскими мальчишками. Подробностей не помню, но чувство ненависти к отцу становилось все сильней. Нет, это не совсем точно. Высокопарно это звучит – ненавидеть папашу. Он не был достоин ненависти. То было отвращение и брезгливость – словно тебе показали раздавленную жабу. А потом подсовывали под нос все ближе и ближе.