Сказка Хрустальных гор. Том I

Вокруг оглядитесь! Чудес в зиме много:

и тишь, и покой её дней так прекрасны!

Я друг, а не враг вам. Не будьте так строги

и зиму со мной не браните напрасно!»

Только что бы ни говорил им Студёный, люди остались непреклонны. Пусть и находил горный народец долю правды в его словах, в чудесных переливах света на тонких островках снега, укрывших зелёные травы, видели они только губительный холод.

«Быть может, и прав ты, о, Зимний хранитель,

что нам – наказанье, природе – полезней.

Средь нас твоих зим не найдётся ценитель,

им прелесть бы лета – мы стали б любезней.

Зимой всё тоскливо, печально и стыло…

Неужто ты сам себе не опостылел?»

Не знал Студёный ответа на этот вопрос – никогда он раньше не думал сравнивать лето и зиму, и помыслить не мог, что привычный уклад людям мог надоесть. Огляделся вокруг Хранитель зимы, посмотрел молчаливо на ровную белоснежную пелену, укрывшую суровые чёрные склоны, и призадумался. Взглянул он на своё отражение в речке – и не успел ничего разглядеть, ведь та тут же покрылась мутной корочкой льда. Сухой снег рассыпа?лся в руках у Студёного и никак не хотел принимать формы. Крошился и трескался лёд. Никогда не сотворить было Студёному ничего столь же прекрасного, как распустившиеся над водой кувшинки и наливные яблоки в шумящей листве, ведь не умел он создавать ничего кроме льда и снега. А умей он, быть может, и вправду люди стали бы к нему благосклоннее, думал Хранитель зимы. Вдруг земля задрожала, и не успел Студёный опомниться, как возникла перед ним сама Летняя. Рассержена была Хранительница лета, увидев, что сотворил Владыка зимы с её цветущими землями. Укорила она Студёного за то, что явился он раньше срока и отбирал теперь время, отведённое ей Эгном для лета:

«Зачем васильки мои губишь морозом?

Чем могут разгневать благие цветки?

К чему призываешь суровые грозы

и градом сбиваешь с них все лепестки?

Зачем ты пришёл, кроме зла, я не знаю.

Меж нами нарушен теперь договор.

Не друг ты мне больше. Тебя проклинаю,

бесчестный и алчный ты времени вор!»

По велению Летней вмиг растаял весь снежный покров, сотворённый Студёным, и остался только у ног его крошечный островок желанной прохлады. От властного мановения руки её все цветы встрепенулись и расправили листья. Реки продолжили ток, сбросив тонкую хрупкую шаль изо льда. Начал таять несчастный Студёный под знойным взглядом Владычицы лета, и взмолился он:

«Не гони меня прочь. Мне искусство твоё неподвластно,

пусть в обоих из нас часть от Искры творенья пылает.

Я прошу мне помочь. Научиться мечтаю я страстно,

как и ты, создавать красоту, что все видеть желают».

Мучил Студёного жаркий воздух, как руки людей обжигает пламя. Но готов был Владыка зимы стерпеть любые терзания, лишь бы Летняя сменила свой гнев на милость и позволила ему править в мире с собою бок о бок, научив дарить людям свет и тепло. Только не вняла она словам Студёного – помнила Летняя о погубленных первоцветах и морозе, обжигающем её нежные плечи, и верила, что задумал Студёный недоброе, что зло поселилось в холодном сердце его.

«Говорит о тебе неустанно наш горный народ:

ты приносишь им горе, лишенья и прочие беды.

Боюсь, что наученный мною, ты наоборот

заставишь людей только большего горя отведать.

Пусть ты кроток и мил, я не верю невинности мнимой.

Раз ты Искрой творить не научен – на то воля Эгна.

Твоя просьба, Студёный, мне видится невыполнимой.

Уходи по добру, а иначе – я к силе прибегну».

Невыносимым стал жар для Студёного, и он, поруганный и оскорблённый, скрылся в пещерах северных гор. Тем летом три дня и три ночи в горах выл северный ветер и шёл то снег, то град, какого не помнил на своём веку никто из живущих – так гневался Студёный на неразумность людей и грубость Хранительницы лета. Он клял свою судьбу, обречённый сносить вечную ненависть тех, кому должен был покровительствовать. Ведь Эгн не научил Студёного использовать Искру в его груди так, как умела Летняя, хотя и научил взамен тому, чего не умела она. И то, наверное, было справедливо в глазах их Вышнего создателя, поделившего меж Студёным и Летней всё поровну, вот только теперь Хранитель зимы не видел в том справедливости. Довольный своим веком раньше, Студёный вдруг по-другому увидел собственный путь и почувствовал всю тяжесть бремени на плечах.

В те дни, пробираясь сквозь непогоду, шёл через горы юный Художник, писавший далёкие снежные пики. Пытаясь спасти свою голову и свои труды, укрылся он в горной пещере, чтобы переждать бушующую метель, и вдруг встретил там Владыку зимы. Удивился Художник появлению Студёного среди лета, но не испугался, а только поклонился ему с почтением и сел кротко у самого входа.

«Долго здравствуй, Студёный. Вот дивная встреча!

Разрешишь отдохнуть здесь с тобою с дороги?

Печален твой взгляд… отчего в летний вечер

ты здесь? Что на сердце твоём за тревоги?»

Впервые Студёный встретил людскую доброту и участие, и рассказал тогда Художнику обо всех своих горестях и печалях – и почему он спустился на землю в неположенный срок, и как прогнала его Летняя, и как говорил он с горным народом. Сетовал Студёный на свою долю:

«Невозможно уметь всё на свете, Художник.

Хотелось бы сделать мне зиму приятной,

но клятв нерушимых я вечный заложник.

Мечты не исполнить моей, вероятно».

Выслушал Художник Студёного, подумал над его бедой, и поведал ему тогда свою историю. Как был он мал и глуп, как не умел держать кисти и для всех был только посмешищем. Но он не слушал издёвок и насмешек и в конце концов научился писать абсолютно всё: свет и воздух, шум реки и даже биение сердца – словом, создавать на холстах своих целые миры, подобно самому Вышнему. Он упорно трудился, и со временем люди и другие художники перестали смеяться над ним и начали уважать. Пообещал он помочь Студёному научиться умениям Летней и заслужить милость горожан:

«Не стыдно – не знать, стыдно, друг мой, другое:

нежелание знать во сто крат будет хуже.

Среди всех художников был я изгоем —

бранили, да так, что отвалятся уши.