Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

До того он искал у него защиты, скрываясь за громадной глыбой дона Севильяка, как за несокрушимым заслоном ото всех бед.

– Так смешно же! – дон Севильяк панибратски хлопнул приподнявшегося с корточек Джордана по плечу, но не рассчитал силу удара, и фиманец упал. – Гы-ы! – удивился дон Севильяк.

Джордан не стал с ним больше разговаривать, отвернулся и подался ближе к Ивану.

– Как думаешь, КЕРГИШЕТ, у них здесь война или, как сейчас у нас говорят… там, в будущем, – поправился Арно, – местный вооружённый конфликт?

– Спроси что-нибудь полегче… Ты посмотри только!

С десяток рептилий отстали от ушедших в погоню соплеменников. У них не было оружия. Они что-то булькающее бормотали у стайки испуганных, не понимающих их, женщин, а потом упали перед ними ниц. Приподнялись, воздели руки вверх и запели. Звуки, издаваемые из их, плохо приспособленных для этого глоток, неожиданно обрели стройность и ритм.

Иван не поверил своим ушам. Сквозь помехи искажённого произношения чётко выделялись два слова:

– …матка боска…

Возвращение в пустыню

«Матка боска» – заклинанием прокручивалось в голове у Ивана. – «Это же Матерь божья!

Но откуда? Как это может быть здесь? Почему они обращаются к ней по-польски?»

О «матке боске» знал с детства.

В их семью наезжали знакомцы отца и матери со всех концов Европы, в том числе и из Польши. И эта «матка боска» у одних звучало как присказка, у других, как обращение к ней по поводу и без повода. Отец порой тоже говаривал:

– Ну, матка боска, – если хотел сказать о чём-то досадившем его или неприятном.

Но здесь! Здесь!!

Пока в памяти Ивана с калейдоскопической последовательностью вспоминались фрагменты отлетевших лет и продумывались им, женщины с трепетом внимали коленопреклонённым перед ними аборигенам, хотя и с удивлением. Кроме того, две из них тоже опустились на колени и с жаром стали поминать «матку боску» вполне членораздельно, так что Иван удостоверился, что не ошибся, и всё это ему не почудилось, а так оно и есть на самом деле, несмотря на поразительную необыкновенность и чудовищность происходящего.

– Они молятся на польском языке, – оторвался от Икаты и первым высказался Жулдас.

– Да, это польский, – буркнул Арно, словно был недоволен тем, что женщины молились на этом языке. – Ты, КЕРГИШЕТ, что-нибудь понимаешь? Где мы?

– Ни черта не понимаю! Или у нас уже начались глюки… или это перливый мир, но в прошлом.

– Таких миров не может быть, – возразил Арно, но тут же протянул задумчиво: – Хотя…

– Вот-вот, хотя. Много ли мы знаем? – сказал Иван. – Так, где мы?

– Знаем, и достаточно, чтобы быть уверенными наверняка. Таких миров и вправду не бывает, – высказался Хиркус, но уверенности в его голосе отсутствовала так же.

– Ты позабыл тарсенов, тарзей и… кого там ещё?

Колесо медленно и тоскливо вращалось, женщины созвучно с местными существами возносили хвалу матке боске, другие существа, оттеснившие вооружённых копьями, – в немом молчании слушали слаженные голоса, а ходоки в растерянности наблюдали за всем этим непонятным действом.

Наконец, казалось, всё стало заканчиваться, но к этому моменту, сделав полный оборот, колесо поднесло посаженные на шип останки Элен.

Женщины повернулись к ней, упали все на колени, голоса их пошли подвысь, окрепли.

– Мы, может быть, уйдём отсюда, а они пусть себе тут гнусавят, – громко, как это она делала всегда, спросила, ни к кому не обращаясь, Шилема. – Вам не надоело? Ведь у них это надолго.

– Да, представление так себе, – презрительно бросил Хиркус. – Один раз посмотреть, да и то под палкой.

– Наверное, – вздохнул Иван. – Если не слушать и не смотреть, так что предпринять, вы знаете?

Шилема надула губы.

А Иван никак не мог отделаться от чувства виноватости. Не перед ходоками, поскольку привёл их сюда, а почему-то перед женщинами, как словно и они были втянуты им в эту авантюру.

Представлялось ему это так: ходоки, умеющие способность ходить во времени и дороги в нём, в канале Пекты оказались инородными телами, отчего и были по-иному восприняты им и вытолкнуты за пределы канала, где, возможно, для обычных людей действовали специфические силы – и физические, и психофизиологические. Женщинам не повезло, они слишком близко соприкасались с ходоками и вместе с ними оказались не там, куда стремились. Значит, и вытаскивать их куда-то придётся ему. Вот уж по горькой истине: захотел приключений, и получил их сполна и больше.

Шилема теребила его за рукав.

– Так мы идём?

– А эти, думаешь, просто так нас пропустят? – Хиркус кивнул на вооружённых дрекольем местных разумных, что тесным полукругом обступили и ходоков, и женщин, стоящих на коленях вместе с аборигенами.

– Протиснемся, – повёл плечами Арно.

– Да! – поддержал его дон Севильяк и сжал перед собой кулаки, в одном из них за ствол был зажат автомат.

– Тогда так… Шилема и Джордан ко мне ближе. Арно впереди, дон Севильяк с Жулдасом – замыкающие… Протискиваемся!.. Осторожнее!..

Протискиваться не пришлось. Плотные ряды расступились и пропустили команду Ивана.

– Покладистые ребята, – похвалил Хиркус. – Но почему именно в эту сторону?

– Тебе это важно знать? – обернулся к нему Арно.

– Ты не оглядывайся, а внимательнее посмотри дальше своего носа.

– Смотрю, и что? А-а…

– Вот тебе и а-а, – сымитировал его Хиркус. – Мы теперь как на ничейной полосе.

За редкими зарослями кустов маячил ряд вооружённых копьями местных воинов, недавно оттеснённых от колеса. Они пританцовывали и тоже пели – заунывно, на одном дыхании и ноте. Звучало бесконечное «и-и-и…»

Ходоками, выведенными за пределы круга каких-то действий, где они оказались лишними, похоже, уже никто не интересовался.

– Фу, как они противно воют! – Шилема закрыло одно ухо ладонью, и брезгливо покривила губы.

– Ты не права, – сказал Хиркус. – Для нас, конечно, дикая, но это всё-таки песня. И мелодичная. Прислушайся!

– Вот ещё! – возмутилась Шилема.

…Жарко, душно, солнечно.