Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

Между пришедшими из будущего и аборигенами повисла, скрашиваемая лёгким шуршанием колеса, настороженная тишина, изредка прерываемая всхлипами женщин.

– Будем уходить? – спросил Арно, придвигаясь вплотную к Ивану.

– Наверное… Я надеялся отсюда определить направление во времени, – не поворачивая головы, сказал Иван. – И эти… – он едва заметным кивком показал в сторону женщин. – Пока им опять объяснять и уговаривать будем…

– Зачем тогда уходить? Разогнать этих… лягушек. И – всё! – громыхнул дон Севильяк. – Ты же видишь, сморчки.

– Может быть, и сморчки. Но они только и ждут, – вставил Хиркус, – чтобы тебя съесть. Уже шампуры наготове держат. Нанижут, и даже разделывать не будут, так тебя сожрут вместе с одеждой.

– Ха!

– Разогнать, значит стрелять… Вот что, – принял решение Иван, – вы меня подстрахуйте, а я с ними попытаюсь поговорить.

– Ну, КЕРГИШЕТ! – ахнул Хиркус и следом: – Я с тобой. Не поймут тебя, то я им покажу что-нибудь такое… А что?

– Ещё один, – пробормотал неприязненно Джордан. – Но мне здесь одному тоже делать нечего. Я с вами тогда пойду.

– Ну вот, – Арно посмотрел на воинственно настроенного дона Севильяка. У того раздувались ноздри, при этом автомат он ухватил громадной рукой за ствол, как дубинку. – Мы с тобой что, против?

Иван резко махнул в их сторону рукой.

– Пойду я. Хиркус, ты со мной, – распорядился он, – но будь позади и не высовывайся прежде времени. А вы – начеку.

Иван медленно направился к шеренге местных разумных. Считая жест понятным любому, взявшему оружие, он приподнял руки на высоту плеч, раскрыл ладони и показал аборигенам, что у него в них ничего нет, и его не следует бояться.

Тоже самое проделал Хиркус, недовольный приказом Ивана держаться позади.

– Кто знает, когда это прежде времени наступит? – говорил он себе под нос. – Прежде времени…

Казалось, всё остановило свой бег по оси этого времени.

Перестали причитать женщины, замерли рептилии и ходоки. Только колесо напоминанием вечности продолжало своё кружение, но и оно не смягчало окаменелости застывшей тишины в этом месте. Точно так же не оживляли картину КЕРГИШЕТ и Хиркус, которые медленно и неестественно плавно, словно лодки в спокойной воде по инерции, сокращали расстояние между собой и копьеносцами.

Иван остановился, когда до стоящих в клинообразной шеренге можно было допрыгнуть в один шаг. За ним, подпирая плечом, затаился Хиркус, всё ещё обсуждающий сам с собой о приказе не высовываться прежде времени, и что бы такое показать рептилиям, от чего бы те могли придти в восторг и побросать свои заострённые палки на землю?

Всё! Тишина, неподвижность действующих персонажей, неопределённость…

Толкачёв, готовый к любым действиям противной стороны, всматривался в неотличимые лица тесно стоящих перед ним разумных существ. Но что они думают, глядя на него, что у них зреет в небольших, вытянутых нижней частью, головах, каких непредсказуемых движений можно от них ожидать – понять не мог.

Всё-таки это были не люди, чью мимику и намерения в глазах он смог бы проанализировать и предполагать, хотя бы приблизительно, последующее их поведение. Он бы видел гримасы ненависти и, значит, невозможности договориться. Если бы на лицах читалась растерянность, то появлялась возможность установления контакта. Спокойствие, ожидание, равнодушие – можно вступить в диалог.

Здесь же – ничего.

На что надеялся, Иван и сам, пожалуй, не знал.

Парламентёром он никогда не бывал, но однажды видел, как на это шли двое ребят – офицер и сержант – к моджахедам, окружённым в ущелье. Их там оставалось десятка два, столько же было уже убито в перестрелке. Сержанту пришлось даже перешагнуть через одного убитого. Тогда Иван с замиранием сердца, также как и другие бойцы из его отделения, следил за этими двумя, рискнувшими пойти на переговоры. У него тогда высохли до шершавости губы, перехватывало дыхание, ведь каждый шаг парламентёров, как будто идущих спокойно и уверенно, мог оборваться автоматной очередью…

Обошлось. Что они там говорили обречённым, что обещали – не в том суть. Главное, моджахеды сдались. Но они были людьми, а наши парламентёры – профессионалами в своём деле. Знание языка и психологии поведения загнанных в безнадёжное положение людей, навыки убеждения и агитации помогли остаться в живых и моджахедам и нашим солдатам, которым пришлось бы выбивать их силой.

Сейчас складывалась совершенно иная ситуация.

Правда, ему не грозила быстрая смерть от пуль, выпущенных в упор, а от заострённой палки можно увернуться, да и ходоки поддержат огнём из автоматов. Однако хотелось бы разойтись с миром. Хотя бы на несколько минут, чтобы собрать всех в кучку, стать на дорогу времени и сдвинуться в прошлое или будущее – пока без разницы, лишь бы уйти от этой неожиданной встречи.

Вдруг ряды рептилий дрогнули, зашевелились. И как бы они не отличались от людей, их манеры и поведение держаться, Иван заметил в их позах новое содержание: – они встревожились, но не из-за его появления перед ними. Их взоры круглых бесцветных глаз, до того устремлённых на него, переметнулись к чему-то, возникнувшему за его спиной и заставившее пренебречь возможной угрозой, исходящей от него. Там что-то произошло серьёзное.

Иван подумал о какой-то проделке ходоков и хотел уже резко предупредить товарищей о несвоевременности подобных действий.

– КЕРГИШЕТ! – раздался негромкий, но полный тревожного отчаяния возглас Арно.

Иван оглянулся и с досадой на себя выругался. Не предусмотрел, не подумал, не обезопасился.

За ходоками, оставленными им во втором ряду для поддержки, скопилась целая орда рептилий.

Они надвигались тучей, словно из воздуха возникали всё новые и новые особи неведомого народа-племени. Их вооружение составляли обычные палки или обломки комлей небольших деревьев с ершистыми венчиками корней.

Эдакое народное ополчение, схватившее по дороге, когда сбегалось на звук набата, всё, что попалось под руку.

Положение для людей складывалось аховое. Иван с Хиркусом, Шилема и Жулдас с Икатой, коленопреклонённые женщины и остальные ходоки: четыре разобщённые группки, зажатые в клещи.

«Придётся стрелять!» – с горечью подумал Иван.

У всех автоматы на изготовке, а ему сдёрнуть его с плеча – одно мгновение.

Иван закрутился, оценивая обстановку. Ходоки могли бы успеть, дай он команду, сбежаться, составить сцепку и уйти в поле ходьбы.

Но женщины…

Правда, они тоже, наконец, зашевелились, но и только. Как после непосильно тяжёлой работы они поднимались на ноги и сомневались, удержаться ли они на них после того, когда всё-таки встанут во весь рост.

Во всём, тем не менее, ощущалась какая-то незавершённость в том, о чём с тревогой думал Иван и его спутники.

Аборигены, коль скоро они так удачно их окружили, должны были предпринимать новые, более агрессивные или угрожающие действия.

Иначе, зачем стоило затевать манёвр? Чтобы захватить в плен и как этих… на колесо?

Иван неосознанно, казалось, кожей отметил накал смятения не только среди людей, но и у рептилий. Те, что стояли перед Иваном плотной шеренгой явно чувствовали себя неуверенно. Копья у них подрагивали в руках, они выпрямились с натугой, так как им мешал гребень, неуклюже поворачивали головы и бессвязно переговаривались, как будто волны плескались о берег.

Подошедшие позже, перестраивались.

Они суетливо собирали из беспорядочного своего скопления упорядоченную фигуру, похожую на неровный клин. Но клином на противника, рассеянного и малочисленного, каковыми перед ними предстали люди, не ходят. Такое построение для того, чтобы пробивать брешь в плотных рядах, рассекая их.

Прошли секунды.

И вдруг шеренга копьеносцев распалась. Воины повернулись к Ивану спинами и… довольно резво драпанули прочь. Вслед за ними, опять превращаясь в дикую орду, устремились рептилии, подошедшие позже. Из их глоток исходил клокочущий звук, словно вскипел громадный котёл вязкой массы. При этом они размахивали своим примитивным оружием. Однако своим неуправляемым, на первый взгляд, потоком, не сметали всё на своём пути, а лихо обтекали огорошенных людей со всех сторон и опять смыкались, минуя их.

– Ого-го! – раздался подбадривающий ликующий голос дона Севильяка. – Так их! Так!

– Не ори так! – отшатнулся от него и присел Джордан.