Исповедь колдуна. Трилогия. Том 2

Потом он читает заклинание – магическую формулу преобразования энергии, как он считает, формулу вызова демона. В центре пентаграммы возникает демон, языки пламени, дым, запах серы и прочие сопутствующие высвобождению энергии явления. Демон разъярен, сочится слизью. Демон угрожает смертью осмелившемуся вызвать его человеку.

Не напоминает ли вам все это побочных влияний частично просочившейся даже сквозь совершенную защиту при проявлении огромной энергии и преобразованных воображением и подсознанием человека в более привычные ему и более понятные образы? Представьте себе ядерный взрыв, заключенный в невидимый силовой кокон и находящийся в нескольких метрах от себя. Что из того, что человеческое подсознание оформило видение этой энергии в образе могучего, разъяренного духа? От этого она не стала менее испепеляющей и опасной. Вырвись эта энергия на свободу, она уничтожила бы не только стоящего рядом человека, но и натворила бы в округе много бед, сравнимых только со взрывом атомной бомбы.

Колдун не сдается. Он произносит тайное имя демона, усилием воли усмиряет его, делает послушным, и человек начинает диктовать укрощенному чудовищу свои условия, сделай то-то или сделай это, снеси вершину горы, выровняй площадку, выкопай вокруг нее ров, ну и так далее.

Гораздо более тонкое и действенное управление могучими силами энергий, чем мы умеем в наши дни…

Жаль, – подумал я. – Очень жаль, что не нашлось такого человека, который бы смог укротить чернобыльского демона.

Глава 5

И смех, и грех! С легкой руки Зои Владимировны, которая не смогла удержаться и, сбегав к себе на работу, раззвонила подругам о моих вдруг проснувшихся экстрасенсорных способностях, к нам в дом то и дело стали заходить люди, которых мне приходилось лечить от всякой мелочевки. Кому-то заговорить больные зубы, кому-то унять головную боль, вылечить фурункул, залечить царапину и так далее. С серьезными болезнями ко мне не обращались.

Игорь Николаевич смотрел на мои исцеления по-прежнему недовольно хмуря брови. Часто я ловил на себе его слегка удивленный, испытующий взгляд, который меня заставлял мысленно поеживаться, но молчал.

Зато сияющая Зоя Владимировна смотрела на меня со все возрастающим обожанием и, не оказывай я постоянного сопротивления, закутала бы меня в кокон материнской любви и всевозможных услуг.

Спасаясь от этого нашествия, я все больше времени проводил в мастерских, завоевав в среде отцовских «профессоров» авторитет непререкаемого диагноста технических неполадок. Домой я теперь частенько заявлялся перемазанным с головы до ног отработанным маслом и технической грязью, встречаемый жалостными охами и ахами матери.

Так продолжалось до тех пор, пока Зоя Владимировна не закатила мужу что-то вроде тихого скандала, так непохожего на скандалы Светланы.

И я был очень удивлен, когда увидел, что деликатные намеки Зои Владимировны возымели свое действие и отец спешно начал пристраивать к мастерской душевую.

Наша «Нива», я имею в виду отцовскую машину, стояла в гараже рядом с мастерской. Игорь Николаевич часто ездил на ней в Норильск по своим делам. Как-то согласился на мои уговоры и взял меня с собой в такую поездку.

Стояла хорошая погода. Небо было удивительно голубым и чистым. Лучи утреннего солнца били в лобовое стекло спереди-справа и мы опустили с отцом щитки. Руки Игоря Николаевича уверенно держали баранку, темно-серая асфальтовая полоса дороги резво убегала под колеса машины. В ней не было слышно такого характерного воя шин, как на моей «Ниве», двигающейся на скорости больше семидесяти километров в час. Диски отцовской «Нивы» были обуты в универсальные «снежинки», которые я так и не смог купить прошлым летом для своей машины из-за бешеных цен.

Вспомнив о своей машине, оставшейся в недоступном теперь для меня Уяре, я невольно вздохнул и задумался. Игорь Николаевич внимательно посмотрел на меня и неожиданно предложил:

– Может быть, ты хочешь немного порулить, сын?

– Неужели ты разрешишь мне, отец, после того, что случилось? – я недоверчиво посмотрел в серые глаза Игоря Николаевича.

Он поощрительно улыбнулся.

– Не трусь, сын. Садись за руль.

Я распахнул дверцу, пересел на место водителя, до отказа отодвинул назад сиденье, выжал сцепление и убрал ручной тормоз.

Давно забытое ощущение идущей на скорости машины постепенно увлекло меня. Снова ложилась под колеса серая лента дороги. Появились справа на горизонте решетчатые уши алыкельских локаторов, приблизились и постепенно стали уходить назад. Сзади осталась железнодорожная станция Алыкель, мы приближались к Кайеркану. Я вел машину, а отец изредка поглядывал на меня и поощрительно улыбался.

За Кайерканом он попросил меня остановить машину и мы, покинув салон, долго смотрели на рыжие, поросшие кустарником холмы тундры, с провалами озер, взлетающими над их зеркальной гладью утками.

Когда мы вновь уселись в машину, я не удержался и похвалил машину, которая, несмотря на солидный пробег в почти две сотни тысяч километров, находилась в хорошем состоянии. Особенно ее двигатель.

– Двигатель действительно попался очень удачный, сын, – согласился со мной Игорь Николаевич, – А вот, что касается самой машины… Не выгодна она по нашим смутным временам, слишком много бензина сжигает.

Я недоверчиво покосился на него, он уловил мой взгляд и заторопился:

– Нет, нет, сынок, я не себя имею в виду, я действительно могу себе позволить платить за бензин и не такую цену, я говорю про других людей, которые не зарабатывают таких денег, как я. Для них купить лишний литр бензина настоящая проблема. Без бензина стоят машины во многих бюджетных организациях, стоят на приколе на «материке» машины милиции. Инфляция, черт бы ее побрал!

Он резко оборвал себя и замолчал. Наверное, решил, что такие разговоры не для подростка, подумал я.

В Норильске мы за один день исколесили, наверное, почти весь город, посетили десятки контор, складов и мастерских. Везде у Игоря Николаевича были знакомые, которые встречали его по разному. Были и такие, которые встречали его с распростертыми объятиями и приглашали выпить. Отец только усмехался и многозначительно поглядывал на меня. Он заключал договора на запчасти, договаривался о сроках, об оплате и прочих вещах, которые были для меня самой настоящей китайской грамотой.

Я быстро заскучал и с некоторой грустью понял, что хороший координатор и снабженец из меня вряд ли получится.

Закончив с делами, мы заехали в магазин и купили в подарок маме букет свежих, только что привезенных с «материка» роз, и тщательно упаковали букет в специальный контейнер.

Затем отец многозначительно подмигнул мне и остановил машину возле книжного магазина. Все было понятно и я быстро вылез из машины.

На собственном опыте я убедился, что в норильских книжных магазинах значительно больший выбор художественной литературы и особенно фантастики.

Мы закупили огромное количество книг и причем на фантастическую сумму. Игорь Николаевич решительно пресекал мои робкие попытки и только улыбался на мои высказывания типа: «А что скажет мама?». И я впервые задумался над тем, сколько же он зарабатывает за один месяц, если может позволить себе такие траты.

Андре Нортон, Урсула Ле Гуинн, Гаррисон, Френк Херберт, Кэтрин Куртц, Роберт Говард… Я таскал в машину книги охапками, невольно восхищаясь таким неистовым взрывом приобретательства.

– Куда мы их будем ставить, отец? Сваливать на пол?

Игорь Николаевич только многозначительно улыбался и не отвечал.

– Смотри, отец, с завтрашнего дня ты меня в мастерских не увидишь! – угрожал я, – Сегодня же захвачу все книги в свою комнату, запрусь и выйду из нее только дней через десять.

– Куда ты денешься? Выползешь. Есть захочешь и выползешь. Да и не верю я, что ты вдруг воспылаешь страстью к чтению. Раньше бывало тебя даже маленький рассказик прочитать не заставишь. Только видеомагнитофон, да еще эти твои ужасные колонки, ревущие на весь дом. Кстати, что-то я магнитофонного грохота в последние дни не слышу? Сломался, что ли?

– Да нет, цел. Неужели ты не видишь, что мне в последние дни магнитофоном некогда заниматься?

Игорь Николаевич задумался, пристально вглядываясь в набегающую на машину дорогу.

– Я вижу, что ты очень изменился а последнее время, сын, – коротко отозвался он. – Боюсь только…

И он замолчал.

– Чего ты боишься, отец? – встревожено спросил я.

– Я боюсь твоего нового увлечения этой магией. – наконец сказал он.

– Не только магия, отец. Я читаю и другие книги. Например, библию.

– Библию? Неужели в ней есть что-то кроме жестокости, разбавленной безудержным хвастовством древних евреев?

– Ясно. Это ты говоришь о Ветхом завете, – улыбнулся я, – Неужели ты читал библию?

– Несколько раз пытался, сын. Но не мог принять душой. Ни бога Яхве, ни пророков, устами которых говорит этот бог. Слишком он хвастлив, жесток и злопамятен. Не могу понять, как могут люди верить в такого бога.

– В этом виноват Иисус из Назарета, отец! – засмеялся я. – Он подменил саму сущность старого бога. Оставил от него только имя. Согласись, что Бог-отец совершенно не похож на бога из Ветхого завета. К богу отцу не обратишься с молитвой о помощи в подлом поступке. Не поможет… После Иисуса Христа Бог-отец стал богом обездоленных. Для них он есть любовь, вера и надежда.

– Гм… Ты хочешь сказать, что Иисус Христос – революционер? – удивился Игорь Николаевич.