Зомби идет по городу

– Гостям всегда рады, Паша.

– Едут к вам гости, едут.

– С ветерком? – улыбнулся Халандовский в предчувствии приятной беседы.

– С ветерком и навеселе, – решительно ответил Пафнутьев и, положив трубку, направился в угол, где на стоячей вешалке просыхал намокший под утренним дождем плащ.

Далеко Пафнутьев не ушел, не удалось ему быстро добраться до Халандовского и отвести душу после утренней нервотрепки с Анцыферовым. Едва он сбежал со ступенек прокуратуры, как навстречу ему шагнул оперативник.

– Разговор есть, Павел Николаевич, – сказал Николай, протягивая руку. – Интересный, между прочим, разговор.

– Прямо сейчас, прямо немедленно?

– Как скажете, Павел Николаевич...

– Ладно, – вздохнул Пафнутьев. Не было у него ни желания, ни сил снова возвращаться в прокуратуру. Он с тоской оглянулся на крыльцо, с которого только что спустился, посмотрел на поджидавшую его машину, и, наконец блуждающий его взор уперся в улыбающееся лицо оперативника. – Ладно, Коля... Поговорим по дороге, – он махнул рукой Андрею в машине, дескать, пойду пешком. Поднял воротник плаща, сунул руки в карманы, ссутулился, сразу сделавшись похожим на несчастного, забитого жизнью служащего какой-то захудалой конторы. – Что у тебя?

– Цыбизова.

– Помню, Изольда Федоровна. Жива?

– Жива, но я не думаю, что так будет продолжаться слишком долго. За последние три года она застраховала двадцать семь машин. Из них двенадцать – наиболее престижные. «Девятки», «восьмерки», «семерки»...

– Из них угнано? – спросил Пафнутьев.

– Семь. Из двенадцати.

– Неплохой показатель. А остальные машины?

– Хлам. По-моему, хозяева даже мечтают, чтобы их машины угнали, чтобы получить страховку...

– Если мечтают, значит, угонят. Не угонщики, так сами. Насобачились. Дурное дело нехитрое. Что Цыбизова? Ты любишь ее по-прежнему?

– Гораздо меньше.

– Что так?

– Хахаль у нее. На черном «Мерседесе». Со спутниковой связью. С баром и телевизором. С водителем и телохранителем.

– А чье тело он хранит?

– Тело хахаля.

– Как его зовут?

– Байрамов. Морда жирная, зуб золотой, улыбка до ушей, волосы в бриолине. Слышали о таком?

– Немного. Тебе за ним не угнаться.

– Да уж понял, – хмыкнул Коля, поправил клеенчатую кепочку, перепрыгнул через неглубокую лужу на тротуаре. – Розы подарил нашей красотке, целый букет. Тысяч по пятнадцать-двадцать за штуку. Специально пошел на рынок и спросил цену... Так что букет ему обошелся тысяч в двести.

– Молодец, – одобрил Байрамова Пафнутьев. – Я думал о нем хуже. Если тратит такие деньги на цветы женщине... Хороший человек. А что Цыбизова, не обижает его, не огорчает?

– Нет, с этим у них все в порядке.

– Не мелькал ли в их компании невысокий широкоплечий парень с короткой стрижкой, в темной одежде, с неприветливым выражением лица?

– Мелькал. Его зовут Амон. Он у этого Байрамова не то охранником, не то водителем...

– Что же он так неосторожно, что же он так опрометчиво, – пробормотал Пафнутьев. – Так нельзя, дорогой.

– Вы о ком, Павел Николаевич?

– О Байрамове. Он совершенно не уважает противника, он не берет его в расчет. Это плохо. Так нельзя.

– Может быть, он и не подозревает о существовании противника?

– Да, скорее всего... Послушай, Коля... Тебе это больно, я знаю, но все-таки... У этого Байрамова с Цыбизовой... Постель? Дела? Торговля?

– По-моему, всего понемногу. И постель, и дела.

– Не ошибаешься?

– Влюбленное сердце не обманешь, – горестно Николай постучал по тому месту, где, как ему казалось, у него билось влюбленное сердце.

– Зомби у нее больше не появлялся?

– Вроде нет.

– Сама она спокойна, как и прежде? Порхает? Щебечет? С ветки на ветку?

– Я перемен не заметил. Разве что появился Байрамов... Морда широкая, зуб золотой...

– Ты уже говорил. – Пафнутьев остановился под козырьком заколоченного киоска. Его, похоже, облюбовали какие-то бойкие торгаши, но развернуться им не дали – киоск подожгли, внутри он выгорел дотла, но его железный каркас, сработанный из железнодорожного контейнера, уцелел. По городу в последнее время появилось немало таких вот выгоревших помещений – подвалов, ларьков, изготовленных из гаражей, арки в старых домах, заложенные кирпичом и оборудованные под магазины. Народ продолжал бороться за социальную справедливость так, как он ее понимал. Поджигатели оставались непойманными, продавцы не жаловались, а сумма ущерба не интересовала ни тех, ни других. А Пафнутьев знал наверняка, что частенько продавцы и поджигатели – одни и те же лица. Заметали следы ребята, заметали следы старым дедовским способом – «красного петуха» под собственный зад. Ищи-свищи-доказывай!

– Разбегаемся? – спросил оперативник, истомившись в затянувшемся молчании.

– Подожди. – Пафнутьев с привычным безразличием на лице смотрел на пробегающих прохожих, на лужи, на неиссякающий поток машин. – Послушай, – повторил он и опять замолчал.

– Слушаю внимательно, – улыбнулся оперативник.

– А не сделать ли нам такую вещь... Не провернуть ли нам такую забавную штуку...

– Не возражаю, – опять поторопил Пафнутьева собеседник.

– Не суетись... Такая вот мыслишка посетила... А не поставить ли нам под окна Цыбизовой машину? Хорошую машину, «девятку», а? В приличном состоянии, с небольшим пробегом, а? Поставить ее так, чтобы она с улицы не видна была, но из окон Цыбизовой – как на ладони? Если они действительно завязаны на угонах, у них же зуд по всему телу начнется на второй день!

– Ловля на живца?