При чём же здесь мы, наше поколение?
Да, наверное, именно наши ровесники в этот период составляли наиболее социально активный и работоспособный слой населения. Именно им и пришлось разгребать всю эту «вселенскую помойку».
Не знаю, как получится, но уж не обессудьте! Напишу, как могу.
Автор предупреждает, что все имена и фамилии, вымышленные. Их совпадения – случайны. Мнение автора об отдельных исторических моментах, происходивших в стране в то или иное время – его личное, и никому не навязывается.
В. М. Кабанов
ГЕКТОР
Он часто приходит сюда, чтобы в одиночестве посидеть на берегу этой горной реки-шепотуньи, берущей своё начало из-под ледников высоко в горах, послушать как она, пенясь на каменных перекатах, без умолку что-то нашёптывая, несёт свои хрустальные, пахнущие снегом воды навстречу своей матери – Катуни.
Часто приходят мысли о том, что жизнь наша – это миг. Вот эта река, течёт без остановки уже не одну сотню тысяч лет. И только она знает, что происходило на её берегах за это время. Стремясь между скал, замедляя бег в горных долинах, она скупо хранит свою многовековую тайну. Она хорошо помнит и лица скифов, и древних тюрков, которые заглядывали в её гладь, поили своих необузданных коней её неиссякаемой чистотой. Сколько лиц она помнит, сколько событий?
Человек появился на Земле, когда река была ещё юной. Битвы племён и народов, зарождение цивилизаций, первые шаги человека в космос. Всё она помнит и бережно хранит! Она всегда была рядом с человеком. Опекала его как младенца. Младенец по незнанию своему пытался вмешаться в её размеренную жизнь – то русло изменит, то плотиной перегородит. Вот тогда и проявлялся крутой нрав реки. Да, как нескончаемо длина её жизнь. Уже давно нет тех, кто по незнанию своему резал её по живому! А она вон – течёт, как и сотни тысяч лет назад.
«А что я помню из своей жизни? – размышлял он. – Ну, родился, учился, служил, работал, снова учился, женился. Родились дети, схоронил родителей. Да, помню. А что будет с моей памятью, когда меня не станет?
Наверное, она превратится в такую же молчаливую память реки, в водах которой мелькнуло моё отражение. Как знать?»
Ласково грело весеннее солнце. Он никуда не спешил.
«Память, память. А что ты помнишь или знаешь такого, что нужно помнить?» – упрекал он сам себя. Так, промелькнул по жизни!
«Нет! – возмущался внутренний голос. – И большая часть жизни прошла не зря. Да и есть что вспомнить!»
* * *
Однажды, в самом конце пятидесятых годов молодая, симпатичная девушка родила сына. Его появление на свет вызвало неоднозначную реакцию у ближайших родственников. Самой главной причиной было то, что у ребёнка не было отца. Вернее он был, физически. А вот официально его не было. Но это отдельная история.
А пока, как бы родные девушки к этому ни относились, что бы там соседи ни говорили, но мальчуган уже был, и родить его обратно было невозможно.
Мама назвала малыша Гектором.
С первых же дней своего рождения он стал любимцем семьи. Ещё не старые, чуть больше сорока, дедушка с бабушкой, двенадцатилетний, хулиганистый дядя и мама – вот и вся семья.
Хотя нет, была еще куча родственников по бабушкиной и дедушкиной линии. Но среди всей многочисленной родни этот ребенок был самым младшим, поэтому нянчили, тискали и любили его все.
В раннем младенчестве мальчик много болел, как это часто бывает с большинством младенцев мужского пола. Может быть, его болезненность была связана с тем, что уже в три месяца он был отдан в круглосуточные детские ясли. А что делать? Все так жили. Несмотря на своё слабое здоровье, говорить он начал месяцев в семь.
Кстати, с тех самых пор молчать он уже больше не мог. В связи с чем, позже снискал репутацию интересного рассказчика, выдумщика и фантазёра.
Ближе к году он уже и пошел. Этот новый рубеж в его физическом развитии тоже стал каким-то уж больно предопределяющим в его жизни.
Страсть к путешествиям проснулась в нём годам к трём и уже не проходила никогда. В этом нежном возрасте его уже не раз искали с милицией. Да, он иногда один уходил погулять по городу. По дороге мог завернуть в незнакомый детский сад, где при наличии хорошей компании мог и заночевать.
Теперь представьте на минуту, что в это время происходило дома! А, что может происходить в доме, где вот уже как двое суток пропал трехлетний карапуз? Единственный, кто не очень страдал от этого происшествия, это сам «путешественник» и, конечно же, его малолетний дядя, который всё время, пока взрослые были заняты поисками ребенка, был предоставлен сам себе. Ещё бы, редкая удача!
Да, знал бы он, что в скором времени именно этот ребенок станет его «веригами», с которыми у дядьки пройдет все детство. В дальнейшем это вынужденное положение «няньки» перерастёт в привычку, а может быть, отчасти, и в любовь к своему воспитаннику.
С помощью милиции, соседей, родных и знакомых мальчик конечно находился. В то время дети никуда не могли пропасть. Они всегда находились живыми и здоровыми. Мама и бабушка плакали от счастья. Даже суровый дед с теплотой в глазах смотрел на «возвращенца».
Вскоре всеобщая эйфория радости и счастья проходила, и начиналось «воспитание». Заключительным актом всеобщей любви было помещение любимца под замок в угольный сарай, в лучшем случае – в угол между стеной и печкой. Исполнением наказания занимался дед. Благо был опыт работы старшим следователем по особо важным делам прокуратуры области.
Круглосуточный детский сад, расположенный через забор от яслей, особой новизны в жизнь ребенка не привнёс. Во время нечастых детсадовских прогулок по городу воспитательница ни на минуту не выпускала его руку. Такое ограничение свободы не могло нравиться ребёнку. С прогулок он возвращался весь зарёванный. На щеках издалека были видны размазанные кулачками русла слёз, проложенные по запылённому детскому лицу.
Вторая волна обиды захлёстывала мальчишку по вечерам, когда соседских детей родители разбирали по домам, а он и ещё с десяток ребятишек оставались ночевать в детском саду. Теперь ревела уже вся круглосуточная группа!
Дежурная воспитательница вместе с нянечкой до самого ужина тщетно успокаивали малышей. Если увещевания не помогали, то нянечка отправлялась за дедом Никифором – ночным сторожем.
Дед Никифор был личностью весьма своеобразной. Он жил при садике в сторожке и исполнял обязанности и дворника, и истопника, и плотника, и слесаря. В общем, всё нехитрое хозяйство держалось на нем.
Особый колорит ему придавала его манера одеваться. Вечная ушанка, латаная-перелатаная фуфайка, подпоясанная солдатским ремнём, валенки с калошами, которые к лету менялись на сапоги. Никто никогда не видел его без этих атрибутов, ни зимой, ни летом!
Огромная белая борода, жёлтые прокуренные усы, делали его похожим на деда Мороза. Выцветшие старческие глаза всегда излучали тепло и доброту.
Детвору иначе как «соколики» он не называл. У него всегда находились слова и карамелька, чтобы упокоить разревевшегося малыша.
Поговаривали, что во время войны он потерял всю семью, после демобилизации поехал «куда глаза глядят», и осел в Самарканде.
Ограниченное количество его любимчиков из мальчишек допускалось в святая святых – его сторожку. Сколько интересных предметов в ней хранилось! Мётлы, лопаты, шланги, лейки, топоры, молотки, рубанки, стамески, ножовки, гвозди… В особо исключительных случаях он даже разрешал подержать шланг, когда поливал детские площадки!
А как он рассказывал сказки, когда в редких случаях ему приходилось на часик-другой подменять ночную нянечку! Ну, как детвора могла его не любить? В таких случаях, которые случались довольно часто, дед приходил в группу с чёрным, огромным сторожевым псом Мухтаром.
Плач прекращался мгновенно. Будучи немецкой овчаркой, умный пес по команде лаял, сидел, лежал, ползал. Вскоре вместе с ним по полу ползала, кувыркалась, лаяла, визжала и смеялась вся группа. Добрый Мухтар мужественно терпел детей, которые взбирались на него, лезли ему в нос, пасть, тянули за хвост. Дед сидел здесь же, и по-стариковски пожевывая усы, добродушно наблюдал за происходящим.
Между делом он нюхал табак. Чихал он весьма своеобразно! Тщательно зарядив каждую ноздрю хорошей порцией табака, дед несколько минут сидел, щурясь в приятной томе. Наконец, захлебываясь, с ревом «А-а-а» набирал в лёгкие воздух. В след за тем, из его груди вырывался не ожидаемый всеми раскатистый чих, а нечто похожее на мышиный писк – «Пси-и…». И так раз десять подряд, что вызывало необыкновенное веселье у присутствующих.
Вскоре, уставший от детских ласк Мухтар, сидел у ног хозяина, а напротив, в ожидании очередной сказки, рассаживалось на маленьких стульчиках малочисленное ночное население детского сада.
Дети любили такие вечера, да и нянечке было проще. Она тут же разносила детям незатейливый ужин, который под угрозой прекращения рассказа поглощался беспрекословно.
Ночью полновластным хозяином территории детского сада, огороженной высоченным кирпичным забором, вдоль которого росли непроходимые заросли сирени и жасмина, был Мухтар.
Случалось, когда в душные летние ночи двери в помещениях отворялись настежь, Мухтар прокрадывался в спальные комнаты, где старательно вылизывал спящие детские мордочки. Наверное, своим собачьим умом он считал себя вожаком этой стаи, а детвору – щенками, которые нуждаются в его ласке и опёке. Он не понимал, почему проснувшиеся от его ласк дети, перепугано орут, а заспанная нянечка гонит его веником на улицу.
А как им не плакать, если в спальне висела огромная, не совсем качественная, выполненная в темных тонах, репродукция картины из сказки, на которой страшный серый волк, через страшный дремучий лес нес на своей спине бедных дядьку с тёткой. Детские умы додумывали, будто нес он их в свое логово, чтобы съесть. Такое продолжение сюжета им поведала одна «добродушная» нянечка.
Ложась спать, дети с головой кутались в одеяла, чтобы не видеть этой «картины ужасов». А тут, вот он – кошмар детских снов – ночью, в темной комнате у самого лица горячая «волчья» пасть!
* * *
Время шло! И не успевал дед Никифор в самой большой комнате детского сада установить ёлку, еще казалось, совсем недавно закончились последние конфеты и мандарины из серых бумажных пакетиков с новогодними подарками, а дети уже разучивали песни ко дню рождения Ленина, к майским праздникам. Вот уже и песни о школе начали разучивать. Мальчуган рос. Вместе со всеми пел, плясал, читал стихи на утренниках.
Когда ему было чуть больше двух лет, вся забота о его воспитании легла на плечи бабушки.
Случилось так, что его мама вышла замуж.