Пьеса для пяти голосов

Хорошо хоть, на дворе – темно, сыро, ветер нижет, – в такую погоду обыватели сидят по своим углам, поневоле не суют нос в чужие дела.

Но расслабляться нельзя.

Вот обгоняет машина, обдаёт брызгами. В машине – жёнина сестра. К счастью, она так занята борьбой с рулем и коробкой передач, что ей не до прохожего.

Вот навстречу – депутат нашего горсовета.

Узнал. Холодный поклон.

Этот деятель в прошлом году назвал мэрию коррумпированной структурой.

Я передал ему через посредников, что если он ещё раз повторит эту чушь, окажется в суде. А суд проиграет – и со всеми вытекающими последствиями.

Теперь он помалкивает. Публично. А за глаза болтает про мафию. Между тем мне доподлинно известно, что этот субъект у себя в конторе обкладывал подчинённых налогом на зарплату. Налогом – себе в карман.

Поразительное явление – наши борцы за правду. Кричат о ворах, а на лбу написано, что желают власти, сами хотят вместо тебя володеть и княжить.

Дурачье.

Они не понимают, что такое – власть. И кому она дается. И у кого в руках – держится-сохраняется.

Вот для чего власть этому хмырю-депутату?

Конкретно: ему нужны деньги, много и быстро. А вообще: ему необходим инструмент, чтоб заставить всё и всех плясать вокруг своей особы. У него накопился большой счет к людям и к жизни, вот власть и даст ему возможность этот счет обналичить.

Не буду лукавить – я вовсе не антипод этого человека. Ведь я использовал власть, чтобы завоевать Сашу. Я использовал власть, чтобы вырваться из нужды, чтобы избраться на второй срок.

Да, я пользовался властью в личных интересах и не стану врать, что этого не случится и в будущем.

Но это – не главное, хотя и очень важное.

Главное – этой мой город. Место на земле, которое я возделываю с помощью своего интеллекта, своей души, своего властного таланта. Ко мне можно относиться по-разному, меня можно называть как угодно, но есть одна вещь, которую не сможет оспорить никто.

Нет на белом свете человека, который знал бы мой город лучше меня.

Я знаю, каким этот город был сто, двести, пятьсот лет назад.

Я лучше всех понимаю, каков этот город нынче.

И каков он будет через пятьдесят-сто лет – я тоже представляю лучше всех на свете.

Я знаю свой город, как тело любимой женщины, со всеми его впадинами и выпуклостями, со всеми его родимыми пятнами, оспинами, запахами…

Я с закрытыми глазами, разбуди среди ночи, – расскажу вам о сорока улицах, на которых стоят полторы тысячи домов. И какие из них в отличном состоянии, какие – в сносном, а какие – дышат на ладан.

Я могу нарисовать вам, по какой схеме подается в город вода, как очищается и в каких домах едва дотягивает до девятого этажа.

Я назову вам число телефонных номеров, какими обладают жители моего города, а также – сколько недостаёт.

Я помню, сколько автобусов на городских линиях, я могу сказать, сколько уборочных машин сейчас на улицах.

Я… я знаю мой город – от «а» до «я», от пяток до макушки.

Иногда – по ночам, в полусне, полудрёме – мой город видится мне живым существом, у которого есть все положенные органы, который дышит, спит, ест, говорит, справляет естественные надобности – живёт. А я – словно волшебник-одиночка, от которого зависит жизнь и благополучие этого существа.

Стоп.

В проулке между домами – перевернутый мусорный бак. Собаки роются в куче мусора, обрывки газет – по всему двору.

Ну вот, пожалуйста.

Занёсся, мэр, и тут же получил по носу. А ведь это всего лишь сотая часть непорядка, только то, что видишь собственными глазами.

Этого дерьма хватит и на второй срок, и на третий. Правда, третий срок – городской устав не позволяет. Пока.

Так вот, хоть я и занёсся (а старшие товарищи меня поправили), я спрашиваю: кому я должен отдать власть? Этому недоумку, который сейчас встретился мне?

Почему я, который умеет володеть и княжить, который княжит на пользу городу и людям, – почему я должен отдать, подарить власть кому-то, кто сидит и ждет её, власть, словно манну небесную?

Я отношусь к власти, как любящий мужчина к любимой женщине: всей душой, без расчёта, что получу от этой любви. В любом случае, этот расчёт – не на первом месте.

А у них – кроме расчёта – и нет ничего.

Может быть, я и покорил Сашу именно этой искренностью. Она-то убедилась, что для меня власть – только инструмент, чтоб возделать свою территорию. Да – свою, но – возделать.

Покорил…

Покорил ли я Сашу?

Я никогда не мог ответить на этот вопрос. Я никогда не пытался выяснять наши отношения. Во-первых, я и сам-то не понимал, что у нас за отношения, во-вторых, я боялся их тронуть, нарушить волшебное равновесие моей жизни. Это было чудо: я приходил на работу – и видел её. Я мог вызвать её к себе в кабинет – и она приходила, и я разговаривал с нею, слушал её голос – грелся возле неё.

Как-то раз у меня вырвалось – как я люблю её. Мы лежали в постели, и я не сдержался, выдохнул: что-то вроде – девочка моя любимая, лучшая женщина в мире… Так она, умница, промолчала, словно не расслышала, но с тех пор стала называть нас – любовниками.

Мы с тобой – просто любовники, – так она сказала, и я больше не досаждал ей своими чувствами.

Счастьем было уже то, что Саша жила рядом со мной, изредка отдавалась мне. Счастлив тот, кому доведётся хотя бы прикоснуться к такой красоте, к такому свету.

Так-то оно так, да только – счастлив ли теперь муж Александры?

Что теперь чувствует он – после того, что случилось?

Около красоты – как возле царя. Дух захватывает, но – не зевай и ни в чём не будь уверен.

…Полная чаша моего счастья разбилась вскоре после вступления в должность на второй срок.

Сначала был разговор с Александрой.

Я позвал её на свидание, я соскучился по ней самым зверским образом, – месяца два я не вкушал её, всё эти выборы, будь они неладны.