Пьеса для пяти голосов

– Кто там? – спрашивает женский голос.

Я вешаю плащ, поворачиваюсь. Женщина стоит в проёме двери и улыбается. Она молода и красива.

Её зовут – Марина.

Она подходит, обнимает меня, целует.

– Есть хочешь? – спрашивает она.

– Нет, – отвечаю я.

Это правда, потому что два часа назад она кормила меня в мэрии вкуснющими домашними пирожками.

Звонит мой мобильник. Это полковник. Он осведомляется о каких-то пустяках. Я отвечаю.

– Ладно, – говорит полковник. – Всё в порядке?

– Конечно, – отвечаю я.

Пятница. Конец недели. Все дела закончены.

Всё хорошо.

Всё и будет хорошо.

ГОЛОС ПЯТЫЙ. МУЖ

Я въезжаю во двор и ставлю машину на свободное место.

Смотрю на наш балкон. Балкон пустой.

Мужик возится возле «Нивы» и глядит исподлобья. Я занял, по его мнению, чужое место, – но сказать он боится. У них тут весь двор поделён, а мы для них типа «понаехали тут», хотя живём второй год.

Ну что поделаешь, мы их раздражаем. Во-первых, новенькие, чужие, а никому не кланяемся. Во-вторых, ездим на японском джипе. В-третьих, купили сразу две квартиры, сделав одну большую, – весь дом нам этого простить не может. Когда начали ремонт, один маразматик с верхнего этажа подал на нас в суд. За моральный и физический ущерб при проведении ремонтных работ в течение более трёх месяцев.

Я согласился с приговором – полторы тысячи рублей компенсации – и сказал судье, что мог бы дать вдвое больше и без суда. Судья усмехнулась и говорит: слава богу, что весь дом не понёс иски.

На прошлой неделе приходит к нам старший по двору, мужичок в советских трениках с отвисшими коленками, подшофе. Видно, для смелости. И говорит мне, что нужно платить за стоянки. Чтобы поддерживать их в нормальном состоянии. Я ему: нет вопросов, дело хорошее. Он обрадовался и говорит: две тысячи в месяц. Я ему: две штуки со всех или только с меня? Он помялся и отвечает: в соответствие с мощностью двигателя. Это мне даже понравилось, ловко он ввернул насчёт мощности, совсем как налоговая.

Я ему – пожалуйста, только мне какой-нибудь квиток.

Какой квиток? – спрашивает мужичок.

Документ, – отвечаю я. Откуда мне знать, может, ты себе на бутылку собираешь?

Он весь перекосился и ушёл.

Я тут же пожалел, да было поздно. Саша слышала наш разговор и сказала из своей комнаты, что надо было ему дать эти две тысячи. То, что она вдруг высказалась по такому поводу, только подчеркнуло мою глупость, – обычно Саша молчит неделями, ни во что не вмешивается.

Да, нужно сделать аборигенам шаг навстречу.

– Слушай, – говорю я мужику возле «Нивы», – а где старшой живёт? Ну, этот, по двору?

– Мишка что ли? – не сразу соображает тот.

Мне до лампочки, думаю я, – что Мишка, что Гришка. Лишь бы они успокоились, а то ведь колёса начнут прокалывать.

По наводке мужика я иду в соседний подъезд и звоню в квартиру.

Открывает сам старшой. И смотрит на меня, разинув рот. Не ожидал.

– Что, – говорю, – так и не сделал квитанцию?

Он разводит руки.

– Да какую квитанцию? Мы испокон веку собираем на всякие такие нужды, никаких квитков не даём…

– Ладно, – говорю я и протягиваю ему две тысячи.

Он берёт деньги, вертит их в руках, как будто удивлённый, а затем бормочет, что со следующего месяца хватит одной тысячи.

– С тебя, как с новенького, – криво усмехается.

– Ну и ладно, – говорю я и бегу вниз.

Слава тебе, господи. Он разнесёт по двору, что мы не выпендриваемся, признаём их власть. Мне, в общем-то, наплевать, а Саше будет легче.

Я выхожу во двор. Смотрю на балкон. Балкон пустой.

У меня вошло в привычку – поглядывать на балкон – после того, как однажды застал Сашу, стоящей прямо у перил. Ограждение низенькое, она стоит вплотную и внимательно смотрит куда-то. У меня сердце ушло в пятки, я подбежал и гляжу ей снизу прямо в лицо. Думаю, если она будет падать, я её поймаю. Я здоровый, как-нибудь изловчусь. А она – на меня смотрит, но голову даю на отсечение – не видит.

И вот мы так стояли и смотрели друг на друга, пока она – не очнулась что ли. Увидела меня – и ушла в квартиру.

Вот какие у нас теперь порядки.

Ладно, иду наверх.

На лестничной площадке прислушиваюсь. За нашей дверью – голоса. Весёлые голоса. Саша с Петькой смеются. То есть, Петька хохочет, он у нас весельчак, а Сашиного голоса не слышно. Я уже и забыл, как это – когда Саша смеётся. Сидит, наверное, смотрит на Петьку и улыбается. Как она улыбается, как это выглядит, – я тоже позабыл.

Я поднимаю руку – и опускаю.

Как только я войду в прихожую, Саша сразу же уйдёт к себе в комнату. Ужин на кухне готов, Петька будет меня кормить, а Саша так и просидит весь вечер у себя.

Так мы теперь живём.

Ту фотографию – с телевизионщиком и Сашей – мне принесли под вечер.

Когда я увидел её, эту фотографию, со мной сделалось такое, что я сидел в своём кресле какое-то долгое время и не мог шевельнуться. Хорошо, офис был пустой, мои все ушли, мне было так лучше – одному.