– Вечером не получится. Я эту неделю во вторую.
– Как насчёт субботы?
– Железно.
– Тогда до субботы?
– Созвонимся.
Я отключил мобильник. Потянулся, предвкушая субботнее «рандеву». Организм явно требовал разрядки. Жаль, что сегодня только вторник.
Вечером, возвращаясь с работы, я обратил внимание на шуршащие под ногами листья. А вот шуршания метлы я не услышал. Хотя специально замер возле арки. Наелась девочка. Укатали сивку крутые горки. Хотя, какая она сивка? Скорее, маленькое, худенькое пони.
Не захотела принять от меня бескорыстной помощи. А я предлагал её, в смысле, помощь от чистого сердца. Без всяких там задних и передних мыслей. Что? Так и есть. Мне от Насти ничего не надо. Ленка миллион очков форы даст десяти таким замухрышкам. Даже хорошо, что девчонка отказалась от моей поддержки.
«Умерла, так умерла».
Я и подумать не мог, что мои мысли материализуются. Да в столь причудливой форме.
х х х
Меня разбудили непрерывные звонки во входную дверь. Глянул на будильник. Шесть утра. Кому я понадобился в такую рань? Мелькнула шальная мысль: вдруг Ленка не вытерпела и забежала ко мне перед работой? С неё станется. Знает, что я дома один.
Неплохая идея. Как был, в трусах, (чего зря одеваться?), я рысью добежал до прихожей. Не глядя в глазок, настежь распахнул дверь, сделав приглашающий жест рукой.
– Битте-дритте, мадам!
Оп-па! Если кто и стоял за дверью, то вовсе не «мадам» а, скорее, «мадемуазель». Настя.
Вот кого не ожидал увидеть. И как она нашла меня? Точно помню, что не называл ей номер нашей квартиры.
Но Настя никак не тянула на полноценную замену Ленки. Да и вид у неё был. Не самый подходящий. В глазах – слёзы, а нос распух до безобразных размеров. Что-то неладно с девчонкой? Неужели маньяк?
Ничего умнее не пришло в мою бестолковую голову.
Но держать девушку на площадке не имело смысла, и я повторил приглашающий жест. Разумеется, сдержаннее и приличнее. И без идиотского «битте-дритте».
– Заходи.
Настя шмыгнула и отрицательно замотала головой.
Я не стал настаивать.
– Что случилось?
– Мама умерла.
И шмыг, шмыг, шмыг.
Господи, вот угораздило.
Я схватил её за руку, втащил в прихожую, захлопнул дверь и – опять рысью – в комнату. Одеваться.
Когда вернулся к Насте, она рыдала, не сдерживаясь и не стесняясь моего присутствия.
Что прикажете делать?
Я подошёл к девушке, обхватил за худенькие дрожащие плечи, прижал её голову к груди.
Прошло несколько минут. Я старался ни о чём не думать. Просто стоял по стойке «смирно» и тихонько гладил рукой её спину. Какая она всё-таки тощая. Есть ли на ней хоть один кусочек мяса? Про жировую прослойку вообще молчу.
Но вот Настины плечи перестали вздрагивать, а шмыганье носом ослабло настолько, что я отважился задать первый вопрос.
– Когда умерла твоя мама?
– Сегодня. Ночью. Или утром.
И шмыг, шмыг, шмыг.
Я выждал несколько минут
– Как это случилось?
– Я встала, как всегда, в половине пятого (сколько же она спит?) и побежала во двор. Вчера не смогла подмести. Мету, а на сердце как-то нехорошо. Бросила метлу и бегом, домой. А мама уже мёртвая.
– Точно?
– Я потрогала её. Она холодная. И лицо совсем другое. Неживое.
– Скорую вызвала?
– Нет. Я испугалась. Побежала к тебе. Помоги мне, пожалуйста. Я не знаю, что мне теперь делать?
Зато я знал. Год назад умерла моя бабушка. И тот чёрный день остался в моей памяти.
– Идём.
Я оторвал девушку от своей груди (рубашку хоть выжимай), и мы пошли к ней домой. Входная дверь была не заперта.
– Забыла закрыть, – прошептала Настя. – Тихо. Ленка спит.
Я даже вздрогнул.
– Какая ещё Ленка?
– Сестра. Я же говорила тебе.
Ах, да, первоклассница. Первым делом, я прошёл на кухню и вызвал скорую. Затем заглянул в комнату, где лежала Настина мама.