Шмордонские тайны

Вернув Филера ногами на пол, охранники грубо облапали его и подвинули в сторону двери, как будто он был самым обычным плательным шкафом.

– Порядок! – сказал первый охранник, нагибаясь и поднимая с пола разбросанные предметы. – Все будет в сохранности, можешь не переживать.

Второй охранник ухмыльнулся в лицо Филеру открытой и честной улыбкой.

Барон понял, что ругаться с этими громилами бесполезно. Потому он резко вошел в ложу и с грохотом захлопнул дверь за собой. Метнув яростным взглядом по сторонам, он увидел большой круглый стол, заставленный едой и напитками. За ним с бокалом пива в руке расположился всего один человек. Это был Генеральный Вождь Кукареллы Поха?ре Бац.

Он представлял собой тип невзрачного тощего человека с большими ушами, завидущими глазами и загребущими руками.

В мозгу Филера тут же всплыло воспоминание о том, что в последней сводке новостей из титула Генерального Вождя Кукареллы выпало слово «республика». Это был нехороший знак, но Филер, принимая во внимание тупость нового вождя, не придал пока этому факту значения.

– Я не понял, – сказал барон стальным голосом. – Почему меня обыскивают, как последнего преступника?

– Ах, шавелла Филер, успокойтесь, – миролюбиво сказал Поха?ре Бац, приветливо качнув бокалом с пивом в руке. – Ведь вы не глупее меня и потому все понимаете.

У Филера от такого сравнения вылезли глаза на лоб.

– Вы же знаете, что иначе нельзя, – продолжал Похаре Бац, ласково глядя в ошалелые глаза Филера. – Ну сколько можно убийств и всяких внутрипартийных переворотов? Кукарелла тонет в крови!

– Это издержки революции, – сказал Филер, приходя в себя.

– Понятное дело! – согласился с ним Похаре Бац и отхлебнул глоток пива. – Но ведь когда-то это должно закончиться? И вот я решил, что момент наступил. Больше не будет никаких казней. Вот только Рылом Втаза угрохаем – и все… Народ Кукареллы наконец заживет тихо и спокойно. Под моим мудрым руководством. Кстати, что же это вы стоите? Присаживайтесь, барон!

Филер ничего не понимал из обращенной к нему речи Генерального Вождя, которого именно он привел к власти сегодня. Что-то было явно не так!

Главный Военспец медленно подошел к отодвинутому кем-то заранее стулу, уселся на него и молча посмотрел на Главного Вождя. Даже в состоянии напряжения Филера все равно кольнуло слово «барон», произнесенное Похаре Бацем. Этим титулом на Кукарелле его еще ни разу не называли. Вспомнив о бывшей раболепной покорности заместителя Генерального Вождя, Филер вдруг понял, что перед ним сейчас сидит самый обычный спрут, до поры до времени таившийся в глубокой пещере и наконец получивший такое количество власти, которое позволит ему забыть о пище насущной на многие годы.

Он внимательно всмотрелся в лицо Генерального Вождя и совершенно неожиданно для себя встретил в ответ резкий взгляд желтых глаз. Эти глаза были какими угодно, но только не глупыми!

Филер вдруг понял, что перед ним находится некий человек-самородок, никак не отягощенный образованием, но житейски мудрый и потому очень опасный, но заранее предсказуемый. А для кого предсказуемый? Для бывшего шефа разведки самой мощной в галактике империи? Раз плюнуть…

Барон решил вести себя осторожно.

– Можно мне выпить? – спросил он.

– Конечно! – воскликнул Похаре Бац. – Хотите пива?

– Нет, спасибо, – ответил Филер. – От пива, знаете ли – ни в голове, ни в противоположном месте. Я бы выпил коньяка.

– Ха-ха-ха! – неискренне рассмеялся Генеральный Вождь. – Я смотрю, вы в совершенстве освоили язык простонародья.

Глаза его оставались холодными.

– Я освоил многие языки еще до того, как встретился с вами, – ответил Филер.

– Да-да, понимаю, – кивнул головой Похаре Бац. – Эй!

В ложу вбежала красивая секретарша, в которой барон узнал одну из бывших работниц Рылом Втаза.

– Налей барону! – приказал ей Генеральный Вождь. – Только целый бокал наколбась сразу, чтобы не звать тебя больше!

Секретарша схватила бутылку коньяка и вылила ее в одну из пустых пивных кружек, стоявших на столе, после чего придвинула ее к Филеру и тут же убежала в подсобное помещение.

Филер понял, что его мешают с грязью. Похаре Бац более месяца был заместителем Рылом Втаза, неоднократно выпивал в общей компании с бароном и потому знал, что тот пьет редко, но – рюмками, а не кружками.

– Ваш коньяк – просто аристократически-вредная привычка, – сказал Похаре Бац. – Посудите сами – зачем держать голову ясной, если дворянство живет приказами королей и императоров? Бухай – сколько хочешь. А у нас в Кукарелле монархов нет. Но некоторые высокопоставленные шавеллы бухали круглосуточно. За что и поплатились. Кто ж за них думать будет, если монарха нет, а они пьяны?

– А вы сейчас не бухаете? – спросил Филер, указывая взглядом на кружку, зажатую в руке Генерального Вождя.

– Пиво? – удивился Похаре Бац, с любовью поглядев на свой хрустальный сосуд. – Да мы, кукарелльцы, с детства к нему приучены! Сколько ни пьешь – никакого вреда от этого, кроме постоянной ссачки и порчи воздуха! А ум от пива не страдает, потому что оно – лучший стимулятор мозга. Пиво не засоряет сознание, позволяя мыслить философскими категориями, к которым приходят даже самые большие тупицы, выпив литров пять-семь. А еще лучше – десять!

Ипподром вдруг взревел многотысячным букетом голосов.

– О! – воскликнул Похаре Бац. – Давайте посмотрим последний в истории Кукареллы Акт Коммунального Удовлетворения!

– Почему последний? – поинтересовался Филер, брезгливо отодвигая от себя кружку с коньяком.

– Потому что их не станет, – сказал Генеральный Вождь, поворачиваясь лицом к балкону.

– Что, будете тайно расстреливать? – поинтересовался Филер.

– Ну, как водится, – ответил ему откровенно Похаре Бац. – Кого-то расстреливать, кого-то вешать, а кому-то яйца отрывать. Короче – как придется. И совсем не обязательно тайно. Можно и явно. Но – без всякой ипподромной помпы.

На поле вывели человека со связанными сзади руками и заклеенным ртом. Человек, спотыкаясь, безропотно подошел к Ударнице, упал на колени и положил голову на плаху.

– Смерть предателю коммунальной революции! – взревели громкоговорители хорошо поставленным дикторским голосом. – Он затмил дело трудовых шавелл голыми задницами присвоенных себе секретарш и незаконно подвел под Ударницу командора Вбубен Бея! Да здравствует Генеральный Вождь Похаре Бац, положивший конец диким вакханалиям предателя! Его секретарши будут казнены сразу же после!

Толпа оглушительно взревела.

– Женщин-то за что? – поинтересовался Филер.

– Щепки, которые летят при рубке древесины, – махнул рукой Похаре Бац. – Толпе всегда интереснее, когда казнят женщин, нежели мужчин. Казнь обнажает. Даже если не сорваны одежды… Вот я и решил дать шавеллам развлечение. Последний раз.

Филер вдруг понял одну интересную вещь. И звучала она так: свободным он отсюда не выйдет. Отчего возникла эта мысль? Неизвестно. Но она была настолько живой и правильной, что Филер отнес ее появление к своей профессиональной интуиции.

Нисколько не сомневаясь в этой интуиции, он придвинул к себе кружку с коньяком, сделал из нее приличный глоток и, зажав ее в руке, подсел к Похаре Бацу поближе.

– Что такое?! – вскричал тот, зачем-то сунув руку под стол.

– Хочу посмотреть на секретарш, – пояснил ему Филер.

– А, ну да! – отбросил подозрения в сторону Генеральный Вождь, вытаскивая руку из-под стола. – Совершенно естественное желание. Хоть для быдла, хоть для аристократа. Мучения женщины во время казни – естественное развлечение для мужчин! А одну из секретарш Рылом Втаза я себе оставил. Ух, баловница! Заменила целую свору. Остальных же выгнал на ипподромное поле. Жизнь, как говорится, хочет обновления. Смотрите!

Ударница пришла в движение, и Рылом Втаз отправился в свой персональный коммунальный рай, или в то место, в которое он верил. Но здесь на поле ипподрома выгнали несколько десятков женщин, и Филер почему-то не захотел туда смотреть.

– Может, хватит? – спросил он у Генерального Вождя.

– Нет, – ответил тот. – Пусть шавеллы потешатся.