Город мудрых дев. Мозаика монастырской жизни

***

Иду с вечернего послушания: пропалывала много часов грядки, устала. Темень, дождь накрапывает. Иду с поля, вдалеке силуэт матери Pуфины. Из старинных, из такого рода выдающихся сестер, что за «десять небитых одного битого дают». Она пришла сюда молоденькой послушницей тридцать лет назад и в буквальном смысле поднимала монастырь из руин. Тогда матушки всё делали сами: и фляги пятидесятилитровые таскали на коровнике, и бельё в реке зимой и летом полоскали, на дровах еду варили в русской печи, кирпичную кладку разрушенных стен восстанавливали, коня запрягали. И это в конце XX века. Идти нам пришлось в одну сторону, завязалась беседа.

Монахиня Руфина уловила в моей речи нотки усталости.

– Видно, отдохнуть тебе, мать, надо. Только пожалуйста не унывай. Помнишь, я тебе рассказывала, как мы здесь жили. Новое поколение послушниц пришло, по сути, на всё готовенькое. Это вам не в осуждение. Время другое было. Господь никогда нас не оставлял, и вас не оставит. Расскажу тебе сейчас в утешение одну историю.

Я приготовилась слушать и искренне жалела, что не было возможности включить диктофон.

– Нас, юных послушниц, искренне пришедших послужить Господу, охватывало отчаяние от того, что не видно конца-края разрухе. За что не возьмись – дел непочатый край. Какое там в храм на молитву ходить?! Не до этого было. С утра постоишь на полуношнице и бегом пахать. Привезли кирпичи в три часа ночи – поднимаемся разгружать, без нас никто дела не делает. Лопнули ветхие трубы – извольте сестрички нарубите побольше дров, поскольку неизвестно, когда починят водопровод. Сено косить пора настала, заготовки бы к зиме закрутить, а то, что лопать будем мы и паломники?

Труды, труды. Мы же почти все городские пришли тогда, интеллигентные, к крестьянскому труду не приученные. Стоишь перед коровой, и боишься подойти, не знаешь где у нее вымя.

Навалилось на меня уныние. И здоровье надорвалось, сил нет встать. Я ощутила внутреннее опустошение, что-то типа выгорания, как сейчас модно выражаться. Стала мне духовная жизнь безразлична. Вроде как пришла сюда учиться молитве, а тут только работа. Все  сестры в трудах, а о душе и подумать некогда.

– Да, мать Руфина, нам сейчас сложно представить такое.

Стала я тогда роптать. Подумала:

– А может Господь не видит того что с нами происходит? Может у Него дела поважнее? Он не слышит наших молитв, ничего в монастыре не меняется. Мы только работаем, а духовно не растём. Конечно мы не епископы, не игуменьи. Он ими занят, их слушает. А мы так, горошинки, винтики. Наше дело маленькое, солдатское. Юная послушница дошла до предела духовного и физического изнеможения. Она ушла на пустырь за монастырские гаражи, посмотрела в небо и сказала: – Господи. Я неправильная, я бракованная. Мне искренне хотелось послужить Тебе, и Ты видишь, я пыталась. Не вышло. Не прошу у тебя чтобы меня больше не мучали трудами, ни того чтобы чудо какое-нибудь произошло. Прошу об одном. Позволь мне не быть. Зачем Ты создал меня, я не понимаю? Может, это Твоя ошибка? Но мне не хочется жить. Забери меня, если Ты есть (даже такие отчаянные мысли стали мучать – вдруг Его …нет?!)

Сестра доплелась до гаражной скамейки и села. Кроме беспредельного отчаяния и  одиночества, опустошенности и бессилия, нездоровья, она не чувствовала никаких эмоций. Она поняла, что это конец. С этой скамейки  она больше не встанет. Сейчас она умрет и всё закончится.

… И она умерла.

Она парила в воздухе неподалёку от скамейки. Она парила ровно над тем местом, на котором несколько мгновений назад обращалась к безмолвствующему Господу.

Она не ощущала себя. Постепенно её взор и всё её существо обратилось в небо. С небом что-то происходило. Небо раскрывалось. Нет. Это было не совсем небо. Это было другое открывшееся измерение, из которого на неё, именно на нее смотрел Господь.

– Я не могу это описать словами. Такая любовь пронзила всё моё существо. Сейчас Господь, Творец Вселенной отложил все дела. Его внимание полностью принадлежало мне. Он был сосредоточен на мне. Для Него никого не существовало кроме меня. Его материнская нежность, его Присутствие и жалость пронзили мою душу насквозь. Он всё знает. Он всё видит. У Него нет забытых маленьких людей. Он… Его не описать.

Сестра умолкает.

– Я почувствовала, как какая-то энергия вошла мне через голову и обнаружила свое безжизненное тело на скамье. Энергия постепенно наполняла мои физические составы. Энергия любви и радости заполняла душу. Божественная благодать переполняла меня через край. Я заново родилась.

… Я встала и, не ощущая больше прежнего кошмара, подошла на то самое место, где только что со мной произошло Откровение. Заплакала. Плакала от любви и благодарности.  Несколько дней после этого мне совсем не хотелось

есть и спать от переполнившей меня энергии. Две недели я жила ощущением постоянного Божественного Присутствия и любви ко всему творению. Хотелось поститься все посты и молиться на всех богослужениях. Мне легко было нести самые трудные послушания. Я поняла: стоит драться и умирать, но не сдаваться, ведь Господь видит всё и не допустит, чтобы со мной произошло что-то ужасное. Господь с нами, и вера наша правая. Главное: Господь существует! … Это был возрождающий опыт, он греет меня много лет.

***

Несколько месяцев не видела свою знакомую Светлану. В июле мы встретились в монастырском кафе и договорились, что в августе она с дочками приедет в монастырь на несколько дней на послушание. Время идёт, а её всё нет, как не имеется и прямой связи. Захожу после экскурсии в кафе выпить чаю, вижу наконец мою летнюю собеседницу.

– Матушка Валерия, а у меня в августе муж умер. Хоронила.

Поговорили тепло.

– Вы знаете, он мне недавно приснился – сидит около нашего подъезда выбритый, в новой рубашке, радостный. Тёплый, живой. «Света, спасибо тебе, – говорит мне, – спасибо, ты так хорошо всё организовала! А у меня всё хорошо» Что-то произошло со мной внутри сна. Я поняла что это не сон. Я взаправду беседую с умершим, но живым мужем. Тут же проснулась.  Долго не покидало ощущение его присутствия.

Смотрю я на Светлану и поражаюсь ей. В дни смерти самого близкого человека она нашла силы не думать о себе и о своем горе. Она молилась вместе с дочерями об упокоении его души, она организовала  похороны и добрые христианские поминки. То что осталось от поминальных продуктов и вещей  усопшего Светлана раздала нищим. Выходит, что Муж и на том свете оценил. Думаю в очередной раз: хорошо нам, христианам, мы знаем, что земное прощание ещё не есть конец. Тот, кого любит твоя душа, всегда жив и вы встретитесь непременно.

***

К нашей молодой сестре приехал родной дядя, человек пожилой и одинокий. Когда у девочки умер отец, его брат заменил усопшего, помогая содержать и воспитывать его детей. Колю поселили в утеплённом вагончике, он был зачислен в штат рабочих и стал трудиться на хоздворе на благо обители. Золотое сердце, умелые руки. Но… выпивал. Положенную зарплату, а дядю наняли по трудовому договору, получала в бухгалтерии сама сестра. Она держала родственника под контролем, но не всегда могла уследить откуда у того появляется водка. Он любил рыбачить, и по вечерам сидел с удочкой на одном из прудов. Его не боялись животные. Он был нелюдим и молчалив, скромен.

Однажды сестра пришла навестить дядю: странно, алкоголем не пахнет, но ведёт себя как пьяный и жалуется на головокружение. Вызвала скорую. Помогала довести  родного человека до машины, на ногах не держался. На следующее утро пришло сообщение о его смерти. Инсульт на фоне текущего короновируса.

Мы, живя в обители, забываем о каких-то реалиях светского мира, так и наша инокиня подумать не могла, что ей нужно сразу же после похорон взять на дядю свидетельство о смерти. Только перед сороковым днем ей удалось добраться до погребального загса. Добрые сестры, с которыми она советовалась перед поездкой, дважды отправили ее в загс бракосочетания. Выдавая справку о смерти, регистраторша ругалась: почему вы не пришли вовремя? Надо было сразу сообщить! Хорошо хоть штраф не выписала.

Ночью инокине снится, что она оказалась в горах. Текут ручьи, всё цветёт и благоухает. В ущелье, покрытом растительностью, она видит знакомый вагончик, только намного комфортнее благоустроенный. Подойдя ближе, не верит своим глазам. Сидит на стульчике перед домиком-вагончиком её дядя. Сидит, аккуратный такой, помолодевший, и улыбается, обрадовался встрече.

– Ах, так ты живой! Сбежал такой-сякой в Черногорию, да? (Однажды она побывала в тех краях) А мы тебя хоронили в закрытом гробе! Теперь понятно, почему в закрытом! У тебя наверное был тайный загранпаспорт?! А я то только сегодня на тебя свидетельство о смерти получила! Ух, поколочу, родной мой!

– Живой я, живой! Здесь так хорошо!

Сестра проснулась от звона колокола, а сама ещё там – с дядей в горах, в красоте. Птички ещё поют.

– И тут только дошло до меня – это Господь мне показал, как сейчас мой любимый дядька живет! Да он же в раю!

***

2012 год. В келье, ровно подо мной, на первом этаже только что умерла монахиня Варахиила, бывшая фронтовичка. Я спустилась вниз и впервые в жизни наблюдала за тем, как облачают покойницу. Лицо матушки было светлым и умиротворённым, помолодевшим. Менее получаса прошло с тех пор, как её душа покинула грешный мир. В малюсенькой келейке места совсем мало, сестры заходят  по очереди, чтобы помолиться и порадоваться за новопреставленную. Кто-то из нас уже читает отходные молитвы.

Второй раз в эту же келью я спустилась через год, когда разбирала вещи умершей в больнице от инсульта схимонахини Сусанны. Её поселили на место матери Варахиилы. Мать Сусанна с юных лет посветила жизнь Богу. По благословению старца в советское время она вступила в духовный брак с семинаристом. Их обвенчали, но всю совместную жизнь они жили бок о бок как брат и сестра. Семинарист принял священный сан и окончил жизнь в конце восьмидесятых годов в сане протоиерея. Батюшку и Матушку прихожане любили и уважали.

Оставшись вдовой, она приняла монашеский постриг и была назначена настоятельницей одной из возрождающихся монашеских женских общин. Мне неизвестно по какой причине, но через несколько лет она поступила в Крестовскую обитель рядовой монахиней. Жила неприметно и богобоязненно. Помню, как зимой 2013 года мы собрались на богослужение в  храме Архангелов,он соединён с сестринским корпусом и матушки приходят на службу в домашних тапочках. Мы, певчие, стояли на клиросе и пели акафист святителю Николаю, как вдруг  за перегородкой, отделяющей нас от молящихся, раздался хрип и кто-то упал на ковер. С матушкой Сусанной случился инсульт. Она задыхалась и потеряла способность двигаться. Очень быстро приехала «скорая помощь», и матушку увезли. Схима – высшая степень монашеского служения. Духовно оно максимально приближено к внутренней тишине и молитвенному созерцанию. Матушку Сусанну меньше года как постригли в схиму и мы по привычке часто забывали новое имя, называя её мать Инна.

Через три дня раздался похоронный звон. На следующий день привезли гроб с телом,  матушка настоятельница позвала всех нас, чтобы мы приблизились к покойной.

На лицо усопших монашествующих кладётся покров, чтобы ещё более была явлена тайна смерти – встречи инока с Творцом. Матушка Игуменья приподняла покров и мы увидели не лицо, но лик необыкновенной красоты. От матушки Сусанны веяло покоем райских обителей. Игуменья обратилась ко всем нам и сказала:

– Сестры любимые, вглядитесь, запомните. Как бы я хотела, чтобы и Ваши лица в момент смерти были такими же умиротворёнными и радостными.

Меня отправили разбирать книги схимницы и целая телега богослужебных миней перекочевала в монастырскую библиотеку вместе с фотоархивом монахини.

Через несколько дней решили, что опустевшую келью займёт монахиня М., врач. Снится мне, как мать М. вносит свои вещи, распаковывается. А в дверях стоят и внимательно смотрят на нее двое: смиренная монахиня Варахиила и собранная схимонахиня Сусанна.

***

Надо сказать, что покойные сестры не оставляют нас, предупреждая о чём-то важном. Так, в начале короновирусной пандемии, одной из сестёр приснилась покойная монахиня Татьяна и предупредила:

– Передай, чтобы молились за мать Паисию.

Сестра спросила у мать Татьяны: Как Вы сами? Где Вы? – Я у Бога. Ответила она и, отвернувшись, ушла. Мать Татьяна по жизни кстати любила так делать: скажет как отрежет и уходит.

Мать Паисия тяжелее всех переболела короновирусом, лежала в больнице на аппарате ИВЛ, но выжила. Она успела предупредить родных и заранее стала готовиться к возможной близкой смерти. Но у Господа на этот счёт Свои планы.

***