Домик на дереве

– С чем?

– Не с чем, а с кем, – исправила Настя Степана и посмотрела в его глаза. – Можно так загримировать Гришу, что ты его не узнаешь.

– Да ну?

– Не веришь?

– Нет.

– Если Гриша мне позволит, – теперь Настины глаза остановились на Грише, – то я докажу, что я – мастер по гриму.

– Ты что, хочешь напудрить его лицо? – догадался Степан и придурковато захихикал.

– Наложить на его лицо немного косметики, которая, кстати, будет эффективней грязи.

– Выдала, так выдала!

– Потом надеть парик, очки, красивую строгую одежду – и Света ни о чем не догадается.

– Еще и парик? – В Степкиных глазах засели искры озорства. – А он у тебя есть?

– Есть, не волнуйся. У меня все есть. – Настя сначала посмотрела на меня, потом на Гришу. – Что скажешь?

– Не соглашайся, дружище. Черт возьми, косметика до добра не доведет!

– Если это поможет, я согласен, Настя, – ответил Гриша. И добавил. – Пытка, не пытка.

– Я рада.

– Ты почему раньше не сказала, что можешь загримировать Гришу? – удивленно спросил я.

– Стеснялась, – ответила она.

– Чего?

– Что вы засмеете меня.

– Только один засмеялся. – Я поддался к ней и шепнул ей на ушко. – Но ты не обращай внимания. У него с головой ту-ту, ту-ту. – Мы заговорчески засмеялись.

– Надо мной смеетесь, да? – догадался Степан.

– Нет, – врал я. – Мы о своем, о женском. Не обращай внимания.

– Подкаблучник!

– А вы уже отнесли второе письмо? – спросил Гриша.

– Еще нет, – ответила Настя, – после тебя, я закину ей письмецо.

– И если она согласиться, послезавтра у меня состоится свидание. Так?

– Так.

– Настя, мы должны сегодня – или на крайний случай завтра – опробовать грим; насколько он будет эффективным. Как ты на это смотришь?

– Лучше завтра, поутру.

– Договорились.

– Только не сделай из него девчонку? – предупредил Настю Степан.

– Ой, тебя не спросили. Сама как-нибудь справлюсь.

***

Глядя на Настю, которая уже второй час наносила косметику на лицо Гриши, я в очередной раз убедился, что мое сердце не ошиблось: я любил ее. Я мог часами наблюдать за ней, за ее глазами, и мне ни сколько это не надоедало; она была словно звезда, волшебная и божественная, от которой невозможно оторвать глаза, хочется любоваться и любоваться.

Через череду проб и ошибок, Настя все-таки закончила колдовать над Гришей и, увидев конечный результат, я не поверил глазам: Гриша изменился до неузнаваемости, превратившись в другого человека. Смуглая кожа исчезла под толстым слоем румян; на губах появился чуть заметный красный оттенок. Парик из русых волос скрыл черные, как вороново крыло, волосы; я поначалу думал, что парик будет смотреться неестественно, фальшиво – ничего подобного, парик сидел идеально. Очки, опущенные на нос, тоже сделали свое дело: его нос стал меньше и горбинка не так выделялась. Рубашка и выглаженные черные брюки сидели на Грише идеально, словно сшиты под заказ; в таком одеянии он выглядел этаким галантным и богатым юношей из благополучной семьи (кстати, одежду принес Степан, сказав, что это наследство от старшего брата, который из нее вырос).

– И как? – спросил Гриша.

– Сам посмотри, – сказала Настя и протянула ему зеркальце. – Мне кажется, сносно получилось.

– Я все еще не верю, что ты – это ты, – признался я.

Гриша долго рассматривал свое изменившееся отражение, иногда проводил рукой по лицу, словно удостоверялся, что это действительно его лицо, а не искажение или игра теней.

– Это не я, – сказал он и замолчал. Потом закрыл зеркальце и с благодарностью посмотрел на Настю. – Ты, Настя, кудесница. Спасибо.

– Да не за что, – смутилась она и улыбнулась. – Я старалась.

– Как ты сделала его кожу такой светлой? Как у меня и у тебя?

– Использовала сиреневый макияж со светоотражательными частицами. А так же нанесла тональный флюид бежево-розового оттенка.

– Я не черта не понял, – пошутил я.

– Тебе и не надо понимать.

– Ты сделала меня другим человеком. Не врагом. Романдцем. – Гришин голос был надломленным и тихим. – Ты скрыла мою сущность, меня, мою индивидуальность, мои корни… и знаешь, мне больно. Очень больно. Я – армяхин. А сейчас кто я? Пустое место. Фальшивка. Даже тогда, когда я надевал крылья, обмазывал лицо грязью и вставлял челюсть с клыками, как у вампира, я не чувствовал себя таким пустым и фальшивым.

– Это ведь ненадолго, Гриша, – успокаивала его Настя. – Один день – и ты свободен от грима. Снимешь фальшивую кожу и вернешь свою.

– Я в этом сомневаюсь. Сомневаюсь. А если мне всю жизнь придется быть фальшивкой? Быть не тем, кем я являюсь?

– Все изменится, – уверенно сказал я, хотя сам не верил собственным словам. Я понимал – это и понимал Гриша – что ничего не изменится, пока у власти нацисты. А сколько еще нацисты будут править Романдией? Год? Десятилетия? Век? Или века?

– Думаешь?