– Давай, не умничай, епта, – улыбаясь, балагурил отец. – Садись уже, сейчас накормлю тебя. Только тише. – Геннадий Петрович разделил на три части яичницу и разложил по тарелкам. Выставил на стол. – Наливай сок и ешь. Голодный, наверное?
– Как волк.
– Кушай, а я пока узнаю, хочет ли кушать наш гость.
– Пап?
– Да.
– Знай… я не против гостя.
– Буду знать.
– Я, пожалуй, пойду к себе в комнату.
– Уверен?
– Не хочу никого смущать.
– Ты…
– Пап, а ты пока отнеси гостю завтрак в постель.
– Думаешь?
– Ага. Гостям такое нравится.
– Ладно, так и сделаю.
– И не суетитесь, Казанова, – пошутил Антон.
– Иди, ешь уже, шутник.
***
Екатерина зашла домой, прокручивая в голове одну и ту же сцену.
Раз за разом.
Чтобы запомнить и не забывать. Чтобы потом вспоминать, когда нагрянет тоска.
Она вспоминала их медленный безмолвный танец в ночной тиши на краю света. Его сильные руки на ее талии, его горячее дыхание на покрытой мурашками коже, запах одеколона проникающий в ее легкие, уверенные движения босых ног, и шепот его губ. Антон пел ей – тихо и чувственно. Пел о любви, а Катя закрыла глаза и слушала.
Екатерина была уверена, что ночная прогулка закончится нечтом большим, чем просто поцелуи. Она желала заняться любовью, но как обычно в таких ситуациях сомневалась. Антон, тонко чувствующий партнера, заметил Катину скованность и неуверенность, когда они, обнявшись, лежали на траве и целовались, поэтому проявил должную галантность и терпеливо ждал сигнала, чтобы действовать дальше. Сигнала не последовало. Он не настаивал, хотя все его мужское естество горело.
– Если считаешь, что сейчас не время, я пойму, – вдруг сказал Антон, оторвавшийся от ее сладких губ.
– Пока не время. Прости, не могу в полной мере расслабиться, – ответила Катя.
– Не за что извинятся, все и так лучше, чем хорошо.
– Точно?
– Совершенно.
***
Виктор сидел в гостиной у открытого окна и наслаждался дорогими висками, перемешанными с кубиками льда. Ложиться даже не пытался, знал, что не сомкнет глаз – тому виной и перенапряжение от насыщенного дня, и отсутствия у домашнего очага Кати. При всем доверии к Антону, по сути, к незнакомцу, Виктор томительно ждал её возвращения, несколько раз хватаясь за мобильный телефон. Во время себя одергивал и убирал телефон на место. Звонок – не к месту.
Дочери за двадцать лет, успокойся папаша.
И она пришла по восходу солнца. Уставшая, но счастливая. Катя не сразу заметила сидящего в плетеном кресле отца.
– Как прогулка? – спросил он.
– Ой, пап, ты здесь. Доброе утро.
– Доброе.
Катя налила в стакан воды и выпила залпом.
– Не спал?
– Пытался.
– Будешь мороженное?
– Не, спасибо, обойдусь. А вот от еще одной порции виски не отказался бы.
– Сейчас сделаю.
– Как свидание? – переспросил Виктор.
– Все еще не могу понять.
– Так плохо? Или так хорошо?
– Так хорошо, что даже не верится.
– Приятно слышать.
Через некоторое время Катя удобно расположилась на кресле, подогнув ноги, и начала есть ванильное мороженое, посыпанное шоколадной крошкой. Виктор, сидевший напротив, запрокинул ногу на ногу и медленными глотками пил виски. Во время воскресного ужина он выпил не больше трех рюмок. Было у него правило: напои и накорми гостей, проводи, вымой посуду, а потом сам расслабляйся. Что он и делал. Голова приятно кружилась.
– Мама спит? – спросила после недолгого молчания Катя.
– Не успела положить голову, как засопела.
– Измучил бедную женщину.