Ночная прогулка

Но не сдавался, преследуя мечту

Что порхала на краю света

И тут обняв во тьме ночной,

Её небесный лик неземной.

Сердце путника запуталось в неволи

И стал он птицей, порхающей на воли.

В её любви! В её любви! В её любви!

Антон получил ворох оваций и аплодисментов. И что ценнее – нежный поцелуй в щечку. Катя переборола смущение и в кругу семьи решилась на смелый акт.

– Грех тут не выпить! – сказал Виктор, усаживаясь на свое место. Виктор слушал Антона стоя, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Его голос пробрался в его душу и расшевелил старые раны. Афганистан, песни товарищей на гитаре при свете разожженного костра, согревающего в холодные ночи пустыни. Еще ночью они пели, веселились, пили из фляг чистый спирт и рассказывали друг другу о семьях, друзьях и любимых. А утром попадали под обстрел. Живые закапывали мертвых, чувствуя вину за то, что остались в живых. Страшное время. Безжалостное и уродливое.

– Сейчас Антон врежет мне, но я скажу, – сказал Геннадий Петрович и хохотнул. – Шучу–шучу! Он не обижает старика.

– Пап!

– Однажды мой сын, еле волоча ноги, пришел домой за полночь. Весь в крови. Лица не видно. Один сплошной синяк. Ребра переломаны. Тело в ссадинах и гематомах. Ужас, одним словом. Я спрашиваю – что он учудил? Он в ответ: подрался с пьяными. Я вспылил, назвал дураком и вызвал врачей. И что думаете потом?

– Папа, не надо, – безуспешно пытался остановить отца Антон.

– Потом я узнаю, что он влез в драку, чтобы защитить уличного бомжа. Какие–то пьяные недоумки решили поиздеваться над обездоленным и немощным стариком и наверняка убили бы его, если бы не сын. Ему тогда было семнадцать. Я был так горд за сына. А когда я узнал, из газетки, между прочим, что он помог Кате, я понял, что выйдет из него толк.

– Давайте выпьем за героя и за того, кто воспитал героя, – восторженно сказала Маша.

Когда все выпили, Арсений захлопал в ладоши и засмеялся театрально и вызывающе, привлекая к себе внимание. Взгляды Антона и Арсения встретились, столкнулись лоб в лоб.

– Что тебя рассмешило? – поспешно спросила Анастасия, глядя на подвыпившего и нервного сына.

– Рассмешило? От смешного представление, как мы чествуем настоящих героев…

– Братан, тише.

– Не шикай мне. Хочу и говорю. Говорю, между прочим, я правду.

– Глас правды? – спросил спокойным и уверенным голосом Антон. Не время показывать слабость перед противником, который возомнил себя проповедником.

– Так и есть. И в отличие от других тебе не обмануть меня. Я знаю, кто ты и из какого теста?

– Арсений! – пыталась усмирить мать взбунтовавшегося сына.

– Я весь в нетерпении, – сквозь гнев улыбался Антон. – Расскажешь?

– Я? – Арсений снова наигранно захохотал и опрокинул еще одну рюмку. Добавил. – Я думал, ты сегодня расскажешь мне и моей семье, где научился играть на гитаре? Где написал стихи?

– Всех хватит, Арсений! – не выдержал Виктор и встал из-за стола. Его лицо покраснело. Вены вздымались на лбу. – Чего ты добиваешься? Хочешь испортить праздник?

– Просто хочу услышать правду и забыть разговоры про героев.

– Хочешь правду? – неожиданно для всех вступила за Антона Катя. – Все знают. Я повторюсь – все знаю, что Антон недавно вышел на свободу. Сколько прошло? Не важно. Да, он научился играть на гитаре и сочинил том стихов сидя за решеткой. Да, он продавал наркотики. Эту правду ты хочешь нам всем рассказать? Так мы и так все знаем. Ну?

– Я…

– Что не смеешься? – спрашивала Катя, переходя на крик. Ее глаза блестели от слез. – Где твой театральный смех? Что притих?

– Катя, не надо, – успокаивал ее Антон.

– Хочешь правду, Арсений? Ты гавнюк, который все испортил. Не хочу тебя видеть!

На этих словах, еле сдерживая слезы, Катя встала из-за стола и поднялась в комнату, разрыдавшись.

Воцарилось молчание.

***

Антон поднялся на второй этаж и остановился перед дверью в Катину комнату, услышав тихий плач.

Он постучался.

– Можно войти?

– Да.

Антон зашел в полутемную комнату, в которой горела прикроватная лампа с белым драпированным абажуром. Катя лежала на кровати и смотрела на потолок. По ее щекам скользили слезы. Тушь размазалась. Глаза были закрыты.

Он обратил внимание на плетеный стул, стоящий подле изящного туалетного столика с овальным зеркалом, но сесть не решился.

Подошел ближе к кровати.

Боролся с собой – всем своим существом Антон хотел опуститься на кровать, возвышаясь над Катей, как волна над побережьем – и успокоить её поцелуем.

– Как тебе моя комната? – спросила Катя, не открывая глаз.

– Красивая.

– Солнце я сама нарисовала. – Напротив кровати некогда белую стену облюбовало заходящее вечернее солнце, которое наполовину скрылось за горизонтом – за плинтусом. – Теперь у меня всегда солнечно.

– Нет плохой погоды.

– Пыталась прогнать. – Катя открыла глаза, смахнула руками слезы и посмотрела на Антона. – Так и будешь стоять?

– А! Сейчас сяду.

– Ложись рядом. Ты еще не видел ночное небо.