Нулевые. Затишье перед катастрофой

– И в итоге этого самосохранения страна окончательно лопнет, – сказала Настя.

– Согласен, – сказал Власов.

– Послушайте, вот сейчас постсоветский человек находиться у края пропасти. В конце восьмидесятых это тоже было, и тогда тоже был всплеск радикальных патриотов. С одним лишь исключением в том, что у страны была альтернативная идеология. Были демократы и альтернатива советскому укладу в виде рынка. Сейчас у нас нет ничего кроме прогнившей вертикали, которую хотят заменить рынком и либерализмом, который прогнил ещё в девяностые.

– А она хорошо соображает, – думал Власов.

Тем временем Национальный Лидер уже начал говорить, но они не обращали внимания на его слова.

– Национальным государством европейского образца, – сказала Настя.

– Знакомая фраза, – Ольга задумалась. – Вы знаете, Настя, сначала вы показались мне обычной дорогой девочкой, но теперь я вижу, что вы хорошо ориентируйтесь в терминах и знаете тему.

– Да что вы себе позволяете! – Анастасия злобно взглянула на Ольгу.

– Извините меня. Я не хотела вас обидеть. Вы мне сильно напоминаете одного моего друга художника. В спорах с ним я выработала теорию, которая заключается в том, что если бы смена власти состоялась, то Россия бы постепенно развалилась на четыре части согласно другой известной теории о четырех Россиях. Большие города, средние промышленные города, маленькие города и село, ну и наши национальные республики. Новая демократическая власть, скорее всего, имела бы поддержку в первой России больших городов, а если ещё конкретней, то в Питере и Москве. Остальные России в идеологическом и мировоззренческом смысле были бы глубоко отчуждены от первой России, что и вызвало бы постепенный распад. В этом смысле важно отличать постсоветского человека от русского человека.

– Какое отношение это имеет к тому, что ты говоришь? – поинтересовалась Настя.

– Прямое. В жизни постсоветского человека государство является первичной ценностью. А для русского человека первичной ценностью является плохо очерченное понятие личной свободы. В этом смысле постсоветский человек как раз и защищает это государства от развала из последних сил. А теперь, пожалуйста, подумайте о том, чем для вас является развал России? Трагедией … или благом?

Палевский хотел что-то сказать, но передумал. Они сидели молча, и только речь Национального Лидера нарушала тишину. К глубокому удивлению для себя Власов не чувствовал боязни от мысли о распаде страны. Он помнил, что остро ощущал эту боязнь раньше. Теперь он чувствовал облегчение. Как будто бы с его шеи сняли тяжелую и давно надоевшую гирю.

– Государство должно защищать свои интересы, – говорил Национальны Лидер. – Мы не допустим вмешательство извне в дела нашей страны. В современном мире много угроз. Мы это знаем и готовы на них отвечать. С другой стороны мы не должны допускать нарушения закона внутри страны, но это не значит, что государство поддерживает произвол. Мы поддерживаем любые протестные акции в рамках закона и любую критику власти. Только эта критика должна быть разумной. Смешно наблюдать за тем как мнение народа высказывают люди, которые в свободное время от этого дела стоят в очереди за иностранными грантами, когда в стране есть нормальная патриотическая оппозиция.

– Пупсик, давай свалим отсюда, – Ольга ущипнула Палевского за щеку.

– Перестань. Надо досидеть до конца, – сказал Андрей.

– Мне скучно, ну, – она отвлеклась на мобильный. – Давай сходим на выставку “Похороны российской демократии”. Там так круто. Ребята привезли с кладбища огромную мраморную плиту, покрасили её в цвет российского флага. И ещё они все одеты в костюмы презервативов.

– Учитывая, что наш народ почти не знал демократию, хоронить там будет нечего, – Настя задумалась. – Послушай, а это не те ребята, которые делали акцию “Похороны денег”?

– Да, да! – Ольга оживилась. – Это они. Ой, я тоже была там. Это было нечто. Представляете, там вначале всех завели в темный зал, потом на сцену под кадры похорон генсеков и соответствующий марш вынесли огромный круглый деревянный рубль. Его облили бензином и подожгли, а потом деревяшка медленно начала подниматься на тросах. Зажегся свет, появились люди в масках Чубайса, Гайдара, Ельцина. Там был ещё кто-то четвертый, но я не запомнила кто. Они стали бросать в огонь ваучеры, старые советские рубли, облигации и прочую финансовую ерунду. Включили вентиляторы, и пепел от всего этого полетел в зрителей. Это было потрясающе!

– Хорошо. Поехали отсюда. Всё равно из года в год Национальный Лидер говорит одно и то же. Стабильность, – сказал Палевский.

– Чудненько! – Ольга обрадовалась. – Андрюша, тебя вскоре ждет большой сюрприз.

Ольга и Палевский попрощались с Власовым и Анастасией и украдкой удалились посреди речи.

– Честно говоря, я бы тоже с удовольствием сходила посмотреть на это. А она довольно необычная девушка.

– Хорошо мыслит.

Подавали горячее, и Михаил совсем не заметил, что к нему за стол подсел мужчина. Отвлекшись от еды, он посмотрел на Настю. Она оторопела. Это был Путин. За их столом сидел Путин. Только это был другой Путин. Постаревший, кривоватый с необычайно болезненным и печальным взглядом. Власов находился в состоянии шока.

– Здравствуй, Миша, – Путин поприветствовал Михаила рукопожатием.

– Как это? – Власов указал на Национального Лидера, который продолжал говорить. – А это что ещё за парень?

– Понимаете, после долгих лет труда, даже раб стареет и ему необходимо некое пространство для отдыха. Помню, катался разок на лыжах с Бушем и не очень хотел возвращаться обратно. Там Чечня эта, надо было бюджет принимать, да ещё Герхард звал к себе в страну моей молодости. А мне тогда Борис Абрамович подарил книжку Пелевина “Generation P”. И вот там был момент такой, где политиков на компьютере моделировали. Я когда прочитал это, сразу же понял, как поступать.

Власов был поражен. Он вспомнил старое предвыборное видео, где показывали премьерский быть Путина. Тогда этот немного застенчивый и умный человек вызвал симпатию у Михаила, несмотря на всякие слухи, которые про него ходили. Он вспомнил его выражение лица. И глаза … Власов посмотрел на Национального Лидера и понял, что у него были совсем другие глаза. Не такие глаза как у Путина. Это были раскосые глаза бурята. Да. Это был бурят. А Путин, который сидел рядом с ним был настоящим.

– А все говорят ботокс, ботокс, а я всегда интуитивно чувствовал, что это двойник, – думал Власов.

– Стоп. Как же так? Березовский вам книгу подарил? Он же там это … подавился полонием.

– Ох, нет, – Путин стал ещё грустнее. – Бедный Борис не смог вовремя остановиться. Я всегда говорил ему, что нужно уметь вовремя останавливаться. А он был игроком, понимаете, слишком сильно ассоциировал себя с деньгами.

– Значит, он действительно повесился? – удивленно спросил Власов.

– Конечно. Как ты вообще мог подумать, что я способен на такое?

Власову показалось странным, что Путин не разозлился, а вошел в ещё большую меланхолию. Настя сидела с открытым от удивления ртом.

– Помню, подошел ко мне Борис Абрамович и спросил, хочу ли я быть президентом?

– И что вы ответили? Вы согласились? – поинтересовался Власов.

– Конечно, нет! Кто бы вообще согласился? Я сказал Борису Абрамовичу, что не хочу быть президентом, а хочу стать Березовским.

– Да. Все хотят, – подумал Михаил.

– В нашей стране даже нормальный замок сделать не могут, чтобы он работал. Понимаешь, Миша?

– Да как вы смеете! – не выдержала Анастасия. – Вам не стыдно? Столько времени всех обманывать, воровать, уничтожать страну. Нам был дан прекрасный исторический шанс, а вы со своими чекистами и дружками бездарно всё упустили! С этими ценами на нефть мы смогли бы такую страну построить. Такую страну, в которой было бы не стыдно жить! Где человек не чувствовал бы себя скотиной двадцать четыре часа в сутки!

– Такая красивая девушка и такой бардак в голове, – Путин был спокоен. – Вы думаете, что если бы не я, то всё было бы по-другому? Вы, наверное, не знали просто. Вы же девушка молодая. Я вам напомню. Когда я начинал свой первый срок, страна реально распадалась. А кроме, как вы говорите, чекистов у государства не было точек опоры. Нужно было создавать свою команду. Не демократов же этих использовать. Их управление привело, сами знаете, к каким результатам. Естественно, что я брал в команду лояльных себе людей. Людей, которым я доверяю. А как иначе?

– Можно было создавать институты, развивать в стране гражданское общество, обеспечивать перспективы для социальных лифтов, – говорила Анастасия.

– Русский человек живет по понятиям, руководствуясь при этом не логикой, а своими эмоциями. Так что по закону в России люди не будут жить никогда. И институтов тоже нормальных никогда не будет. Это невозможно в принципе, – Путин был непреклонен. – Наивно думать, что если бы власть поменялась, пришли бы другие люди, которые бы не воровали и были честными. Воровали бы ещё больше, да ещё и шакалили бы у иностранных посольств. А друзья мои они хоть и воруют, но Родину любят.

Власов совсем не удивлялся этим словам, а вот Анастасия была на грани истерики. Её лицо покраснело, а на глаза наворачивались слёзы. Путин скривился ещё больше и даже как-то подустал.

– Вы о людях вообще думали? Хотя бы раз в своей жизни? – Анастасия еле сдерживала слезы.

– Хороший вопрос. Только давайте, пожалуйста, без эмоций, – Путин задумался. – А кто о них вообще заботился в истории государства российского? Нет. Всё-таки если я начну развивать эту мысль, то солгу вам. Да. В начале карьеры я думал о людях. Я думал, что моя команда, опираясь на класс патриотических силовиков внутри страны, сможет поднять её, что называется: “с колен”. Не получилось. Это было моё самое сильное разочарование в жизни. И команда и класс слишком полюбили деньги, потому что никогда их не видели. Большинство в коммуналках выросло. Да и сам я, знаете ли, не голубая кровь и повидал всякое.

– Владимир Владимирович, – начал растерянный Власов. – Как так? Мне всегда казалось, что вы сильный лидер, что вы своей волей направляете окружение. И вот еще что. А как же ваша ссора с Западом? Ведь то, что нас там не приняли должно быть самой важной проблемой.

Смена темы помогла Насте окончательно сдержать слезы.

– Прежде всего, Миша, – отвечал Путин. – Сильный лидер нужен, чтобы можно было за ним спрятаться. В России все люди маленькие. Больших людей не осталось. А искусство лидерства заключается в том, чтобы давать своему окружению чего оно хочет, балансируя между группами влияния. Если бы я вел их вперёд животом, то кончил бы как Павел первый. А проблемы с Западом меня не так сильно волновали как моих друзей. Я всегда был и остаюсь капиталистом. Конечно, мне было обидно, что Запад по-прежнему считает нас людьми второго сорта. Но тут дело не в геополитике. Вообще лучше навсегда забыть это слово. Дело в том, что они на Западе считают себя мировым крестоносцем. Они вообще люди по-настоящему религиозные. И в этом ключе мы для них безбожники, коммунисты, скоты. В их иерархии врагов даже радикальные исламисты выше нас, потому что они верующие. Хоть и абсолютно дикие люди. О нас они даже не думают. В их картине мира Россия это гигантская бензоколонка полная жалких бесполезных подыхающих людей с вырванными душами.

– Получается, что никакого национального лидера никогда не было. Это был один большой симулякр, – думал Власов.