Зимний мальчик

– Со школы?

– Со школы.

– Молодец, брат Чижик. Ничего, что я сразу на «ты»? Мы на одном потоке. Однокурсники. Ну, а на брудершафт ещё выпьем. Не здесь, так в городе.

– А можно и здесь, – вмешался третий, Николай Васин. – У меня с собой есть.

– Поди, самогон? – сказал барон.

– Домашний!

– И тебе его домашние вот так дали?

– Ну, не дали, – смутился Васин, – сам сообразил. Вдруг простуда какая, или травма? В войну исключительно самогоном лечились, дед фельдшер, рассказывал. Лекарств-то в деревне никаких.

– Вот на случай простуды и прибереги. Во-первых, за нами следят, и чуть что – отчислят. У них план – за колхоз двух человек с курса отчислить, это точно. Строгость – мать порядка. Во-вторых, мы ж теперь студенты, братство, передовая часть передового общества, нам на нарах пить не с руки. В-третьих, с нами дамы.

– Где?

– Везде. В данном случае, в сорока шагах к юго-западу. А у нас даже крымской шипучки нет.

– Какой шипучки?

– Советского шампанского, Абрау-Дюрсо.

– А ты что, французское только пьешь?

– Я, брат, никакого не пью. Нас у матери четверо, отец ещё в шестьдесят пятом умер. Каждую копейку считаем, и говорю не для красоты слова – каждую. Так что не до шампанского. Вот вернемся в город, устроюсь на «Скорую»…

– Кем устроишься? – спрашивал дотошный Васин.

– Водителем. Я в армии не груши околачивал, могу с закрытыми глазами что «газик» прооперировать, что «волгу». Разобрать, что нужно – поменять, и собрать снова, но уже лучше прежнего будет.

– А ну покажи ладони! – сказал Васин.

Барон показал.

– Годятся, – он поставил рядом свои. – Чувствуется брат-пролетарий, – и он посмотрел на меня.

– Я не рабочий, отнюдь. И не крестьянин. Хотел бы стать рабочим – пошёл бы на завод. Крестьянином – в совхоз какой-нибудь, их много, совхозов-то. А раз поступил в мединститут, значит, буду пролетарием умственного труда. Интеллигенцией то есть.

– Интеллигенция – не пролетарий. Пролетарии у нас гегемон, а интеллигенция – просто прокладка, – Васину, видно, хотелось поговорить. Может, просто, а может, со значением.

– Прокладка между прошлым и будущим, – согласился я. – Ты, товарищ Васин, ведь тоже в прокладки идешь, от корней отрываешься. Почему не хочешь в колхозники или рабочие?

– Ну, не всё ж белоручкам докторами становиться. Я вот выучусь на хирурга и вернусь в родную Жуковку людей лечить, там как раз новую больницу начали строить. Ты ведь в Жуковку не поедешь?

– Это как сложится. Может, и поеду. Партия прикажет, комсомол ответит «есть!»

– Хоть и поедешь, так через три года уедешь. У нас в Жуковке приезжие не приживаются.

– Что так?

– Асфальтов у нас мало. Ну совсем нет. Опять же на двор ходить непривычны.

– Ну так и асфальт, и водопровод с канализацией дело наживное. Наживёте, люди к вам и потянутся.

– Ага. Вот сейчас прямо начну наживать.

– Охота вам попусту спорить, – сказал барон. – Ещё наспоримся. Шесть лет впереди.

– Да это не спор. Просто обмен мнениями, – ответил Васин.

Тут стали подходит и остальные. Устраиваться, знакомиться и коллективно ужинать. Хлеб, сало, домашние котлеты – всё на общий стол. Стол у нас был мировой, фанерный щит «Служу Отечеству» с румяным солдатиком в парадной форме. От военных остался. Мы его приспособили кое-как.

Сытому и спится слаще. Даже на голых нарах.

Утром с непривычки чувствовал себя странно. Тело ломило. И опять снились кошмары. Они мне часто снятся.

Завтрак, теперь уже общеотрядный, подкрашеный кипяток, ломоть серого хлеба и кубик маргарина.

– Ничего, обед будет с картошкой, – подбадривали мы себя. – Трудности закаляют.

На день-другой домашних запасов хватит. А сколько в поле картошки – увидим.

Поле оказалось неблизко. Четыре версты. В один конец.

Подъехал тракторист на «беларуси» с прицепом. Вот в этот прицеп и залезли те, кто посмелее. Человек двадцать. Стоя. А остальные пешком. Трактор доедет до поля, высадит, вернется за идущими, заберет следующую партию. А потом и третью.

Я в прицеп не полез. Подошел к Землицину.

– В таких тележках возить людей нельзя.

– Сейчас уборочная.

– И что?

– Время дорого. А такси для вас нет.

Трактор уехал, мы пошли. Минут через двадцать вернулся. Залезла вторая партия. Опять без меня.

– Не поеду и тебе не советую, – сказал я Ольге.

– Ну, неудобно же. Все едут.

– Не поеду, – уперся я.

– Смотрите, Чижик, вы противопоставляете себя товарищам, – громко, чтобы слышали все, заявил ассистент. – Им придется вашу норму выполнять, покуда вы прогуливаться будете.