– Ну, или наелся, – решил Паша, и медленно встал с лавки.
Встал навстречу громкому скрипу двери, в которую вошел тот человек, который совсем недавно купил их всех. Следом ввалился здоровяк, наверное, совсем немного уступавший размерами тому, кто чуть не стал хозяином Павлика, и кого-то еще с ним вместе. «Дядя Миша» что-то сказал этому амбалу, который нес на плече связанное какими-то тряпками тело. Потом показал ему на лестницу, которая вела на второй этаж, и двинулся было за ним. Но остановился, повернулся и открыл дверь, придержал ее, впуская внутрь трех… нет, четырех женщин, одетых в какие-то цветастые, но явно мужские одежды. И пока те топтались у порога, направился вдруг как раз к его, Пашиному столику. И остановился прямо напротив его, разглядывая, как…
– Как муху, прилипшую к липкой ленте, – сделал сравнение Паша.
А Ленка, и Таня Дереглазова, сидевшая с другой стороны от Павлика, как-то незаметно оказались на самых краешках скамьи. Паша поднял голову. И что-то в лице человека, стоявшего перед столом с выпрямленной, дышащей властью фигурой, поменялось. Оно осветилось обычной человеческой улыбкой, и дядя Миша («Он это, он!»), сказал по-русски короткую фразу, в одно мгновение сорвавшую с Морозова такое долгое оцепенение:
– Ну, здравствуй, сосед!
Глава 2. Гара, столица графства. Барон ван Столбов
– Ну, здравствуй, сосед!
Вот не хотел же ведь раскрываться раньше времени. А лучше бы и вовсе спихнуть все объяснения на девчат. У меня-то самого времени совсем не было. Надо было срочно потрошить мага, которого Фанел тащил за мной на плече. Но больно уж тусклым сейчас стало внутреннее оранжевое свечение в мальце. Рядом, кстати, девчонка сидела, такая же «оранжевая». Так Пашка, сосед, раньше блистал в магическом зрении сильнее нее раза в три. А теперь эта рыжая малявка в лидеры выбилась. Что-то с Павликом Морозовым было не то. Потому я и послал Фанела наверх, в «номера», разрешив занять вместе с пленником любой из них. Тем более, что за все было заплачено вперед.
А сам шагнул в сторону стола, где сидел Пашка, между двумя девицами лет двенадцати. Я вдруг представил себе, что было бы с ними, не успей я сторговаться с тем усачом раньше, чем это сделал барон ван Горок.
– Неправильно ставишь вопрос, барон ван Столбов, – поправил я себя, – а правильно так: «Сумел бы я сдержаться, если бы к моему появлению деньги этого здоровяка перешли в руки торговца живым товаром?». Отвечаю: «Нет!». Развязал бы локальную войнушку против всего здешнего мира. Постарался бы помножить на ноль и самого ванн Горока, и его стражников… а под горячую руку и работорговца с его псами; теми, что с плетьми расхаживали. Ну, а потом и граф… Он, конечно, связан со мной клятвой, но на явный беспредел с моей стороны должен будет отреагировать. А может, у него с Воляном этим, бароном, тоже какая-то клятва взаимная есть. Тут между аристократами столько всего напутано – граф Мерский не даст соврать.
Обо всем этом я размышлял, поглаживая по макушке Пашку, который ревел, не стесняясь, прижавшись ко мне всем телом. Одежда на моей груди – там, куда ткнулся своим лицом мальчишка – должна уже была промокнуть насквозь. Только вот она не могла впитать в себя влагу в принципе; если, конечно, такую «задачу» не поставлю перед ней я. Запросто – только представить нужно, и хорошей такой порции энергии не пожалеть. А я ее обещал экономить – самому себе. А сейчас так вообще эксперимент был; точнее, хронометраж – так, кажется, это называется.
Наконец, я отнял «младенца» от груди, и посадил его на место; на скамью, где теперь ни одной девчонки не было. А рядом вдруг возник мужчина, лет тридцати и типичной учительской внешности. Так я решил, почему-то. И не ошибся.
– Сергей Николаевич, – представился он, протягивая руку, – учитель я, а по совместительству классный руководитель пятого «А» класса…
Последние слова он произнес в явном смятении, быстро снижая напор, с каким начал представляться. Потому что я посмотрел на него, как когда-то на подполковника Погорелова. В упор не замечая, если не понятно. Надо было возвращаться к своей баронской ипостаси – вон как Ганид, трактирщик, приглядывается и прислушивается. Я перевел взгляд на него, добавив минусовой температуры.
– Э.э.э… – потянул мужичок, буквально складываясь под прямым углом в поклоне, – я сделал все, как ты велел, твоя милость…
– Хорошо, – ответил я, не кивая, постаравшись вместить в одно слово сразу несколько предложений, типа: «Хорошо. Я проверю. И не дай бог что-то ты сделал не так».
Впрочем, последнего трактирщик бы не понял – ну, нет здесь веры в богов, а значит, и самих творцов тоже. Повернулся опять к учителю, и, по-прежнему смотря сквозь него в пространство, сказал, махнув рукой в сторону входной двери:
– Вот, девчата вам все объяснят. А у меня дела, – рядом остановилась Галя, и я добавил, намного мягче, уже для нее, – срочные.
Она кивнула, словно разрешая удалиться. Ну, это я так накручиваю себя – перед допросом; неплохо было бы еще и холодную ярость в себя вернуть; ту самую, которая меня заполнила, когда я увидел Галочку лежащей на камнях.
Лестница наверх вела надежная, без скрипа в ступенях. А наверху – ну точно как в какой-нибудь нашей гостинице для среднего класса – под старину, с бревенчатыми стенами, даже какими-то картинами на них. И рядом дверей по обе стороны. В дальнем торце, как я понял из воспоминаний Эмрела, санузел. А вот расстояния между дверьми разные, что означало – в одном коридоре располагались номера с разным количеством звезд. И самое большее их количество можно было отдать тому, куда наверняка Фанел затащил пленного мага. Потому что именно в этот номер, занимавший половину левой стороны этажа, была приоткрыта дверь. И сам слуга стоял там, выглядывая одним глазом. Другим наверняка следил за пленным. Как у него это получалось? Не спрашивайте – получалось, и все.
Он шагнул внутрь, и в сторону, толкнув дверь так, что я не задержался ни на мгновение, оказавшись в номере, который тянул на уверенную четверку звезд. Были какие-то двери, ведущие в другие помещения, но пленный маг был именно здесь, в гостиной, прихожей, или холле – кому как нравится. Валялся у диванчика, такого мягкого и удобного на вид. Покрыт диван был каким-то покрывалом тонкой кожи белого цвета. Потому, наверное, слуга и не положил на него мага. Пожалел это девственно белое покрывало.
Я велел Фанелу перетащить мага к другой стене, прислонить его к ней, а сам следом притащил стул. На что Фанел поглядел на меня с укоризной: «А я на что?».
– Стой за дверью, – велел я ему, – позову, когда понадобишься.
Он вроде решил изобразить сомнение на лице: «Как же ты тут без моей помощи, господин?». Я усмехнулся про себя; достаточно кровожадно, а потом все же грустно.
– Знал бы ты, парень, сколько таких вот допросов я провел, за свою бытность… Эмрелом. Да и граф Мерский не был ангелом, что бы о нем не думала та, прежняя Эльжбет. Ага – она так и не думала. Слюнтяй влюбленный; дурак безмозглый, позволивший заманить себя в простейшую ловушку – вот каким она тебя считала, друг мой. Не хватало еще, что я сейчас сам с собой поссорюсь внутри, по роже отхлещу. Нет – я лучше вот этого!
И я хлестнул – не ладонью, а созданной волной морозного воздуха; наотмашь, не жалея. И маг, дернув головой так, что заметно хрустнули позвонки, открыл глаза. А я, сидя перед ним на удобном стуле, подвинул к себе другой, на котором разложил трофеи – все его магические игрушки. Таких набралось ровно восемь, с неизвестными мне плетениями внутри.
– Пока неизвестными, – сообщил я себе, а пленника попробовал огорошить классическим:
– Кто такой? Фамилия, имя, отчество? Откуда, куда, зачем?
Не совсем так озвучил, конечно – отчеств тут не признают. Но маг понял. А отвечать не стал. Уселся поудобнее, насколько позволял путы, и уперся в меня тяжелым взглядом. Холода добавил, магического. Но меня этим было не смутить, хотя силен был искусник, ничего не скажешь. Еще и потратился недавно, на файербол, что у него в руке взорвался. Интересно – не обжегся? Ну, для мага такого уровня… Явно уже в ранге Постигающего. А я, выходит, своим резервом внутренним на одну, или несколько ступеней выше поднялся. Потому что не выдержал он моего ответного взгляда, тоже морозного; отвел его на тот стул, где его «побрякушки» лежали. Бывшие, конечно – ничего возвращать я не собирался.
И тут поникшие было плечи искусника развернулись, и он глянул на меня опять; теперь с совсем уже победным видом.
– Ты уже труп, барон, – заявил он без всякой почтительности в голосе, – стал им уже, когда поднял руку на… Руку главы ветви Оранжевого Искусства.
Я пошарил в памяти; нашел – одновременно со словами, которые мерно выпускал перед собой:
– Господин барон, твоя милость – называй меня так, и никак иначе. А как тебя зовут, я пока не знаю.
– Деймир уль Фасон, – торжественно представился маг, – и я – Рука самого Главы!
При этом своим острым подбородком он указывал на ту цацку, которую я расположил в центре стула. Медальон, в котором камни, расположенные хитрым узором, были заполнены энергией Оранжевого цвета. А тут и моя память отреагировала, пояснила, что значит эта самая Рука Главы – третья по счету, если немного пошутить. Хотя, судя по выражению лица Фасона (три раза: «Ха!»), шутить мне осталось недолго. Две родные руки, конечно, остались при хозяине, где-то в столице империи. А эта вот, в лице мага, разъезжала по стране, и творила… да все, что было в компетенции того самого Главы Оранжевой ветви. А права у него были большие. Даже того же графа Гарского он мог призвать к ответу, до определенных границ конечно. Все же не Рука самого Императора. А была где-то и такая. Граф Мерский как-то по случаю побывал, на пару лун – когда послом в соседнее королевство ездил. Кстати, очень неудачно съездил, вот тогда, наверное, и начала закатываться его звезда. Ну, я наудачу и выпалил:
– Подумаешь, Рука Главы… не Императора же?
– А что? – округлил глаза пленник, – он уже здесь?!
– Оп-па! – я тоже округлил, но незаметно для мага, – стрелял из рогатки по воробьям, а завалил гуся. Жирного такого…
Уль Фасон замолчал, явно ворочая мыслями в голове; выстраивал какие-то комбинации.
– А чего их выстраивать? – попенял я ему про себя, – вот какую я сейчас выстрою, по такой и будешь вякать. Не веришь?
Кашлянул, привлекая внимание, и поднял со стула за цепочку медальон с говорящим названием «Рука». И усмехнулся:
– Рука императора где-то ходит, а Руки Главы Оранжевых уже нет.
– Как это нет? – попытался подпрыгнуть на попе от возмущения маг, – как это нет?!!
– Медальон есть, а человека нет. Умер. И тому сотня свидетелей есть. Ну, может чуть поменьше, но для графа Гарского, и твоего Главы хватит. Тех свидетелей, которые видели, как я метнул нож в похитителя моей жены. И попал, главное. А похититель умер на месте.
– Как – умер!? – дрогнул голосом уль Фасон.
– Очень просто, – в руках у меня оказался нож – копия того, что вынули из груди мага, – сейчас я опять суну его в твою подживающую рану, и там его несколько раз проверну – вверх-вниз, а потом направо-налево. А медальон, так и быть (тут я тяжко вздохнул) верну твоему Главе. А может, он и исчезнет. Навсегда. Знак я имею в виду, не Главу – не пугайся. Останутся, правда, вопросы. Например, к твоему Главе – зачем он подослал убийц к супруге барона ван Столбова?
– Я не убийца!…
– А кто? – перебил я искусника, – что тебе надо было от моей жены? Или от меня?
При этом я продолжал поигрывать ножиком, который – сам сейчас был уверен – воткнул бы в подживающий шрам, и провернул бы именно так, как и обещал. Так меня учил на практике один старичок в бывшем колхозе. К нему со всей деревни ходили, просили поросенка забить. Я тогда не решился попрактиковаться, а вот сейчас рука бы не дрогнула. И Дэймир уль Фасон это понял. Раскололся. В смысле готов был рассказать все, что и сам, наверное, уже не помнил. Но мне много интересней его детских воспоминаний было то задание, с которым его прислал Глава Оранжевых.
Первой, но не самой главной, была роль почтальона. Искусник привез письмо от Главы своей ветви графу Гарскому.