При дамах

При дамах
Василий Григорьевич Авсеенко

Петербургские очерки #2
«Васса Андреевна Ужова встала очень поздно и им?ла не только сердитый, но даже злющiй видъ. Умывшись, противъ обыкновенiя, совс?мъ наскоро, она скрутила свою все еще богатую косу въ толстый жгутъ, зашпилила ее высоко на голов?, накинула на плечи нарядный, но не очень св?жiй халатикъ, и вышла въ столовую, гд? горничная Глаша поставила передъ ней кофейникъ, корзинку съ хл?бомъ и большую чашку. Вс? эти принадлежности Васса Андреевна оглянула съ враждебной гримасой, поболтала ложечкой въ сливочник?, потомъ лизнула эту ложечку языкомъ, и отбросила ее черезъ весь столъ…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

Василий Григорьевич Авсеенко

При дамахъ

I

Васса Андреевна Ужова встала очень поздно и им?ла не только сердитый, но даже злющiй видъ. Умывшись, противъ обыкновенiя, совс?мъ наскоро, она скрутила свою все еще богатую косу въ толстый жгутъ, зашпилила ее высоко на голов?, накинула на плечи нарядный, но не очень св?жiй халатикъ, и вышла въ столовую, гд? горничная Глаша поставила передъ ней кофейникъ, корзинку съ хл?бомъ и большую чашку. Вс? эти принадлежности Васса Андреевна оглянула съ враждебной гримасой, поболтала ложечкой въ сливочник?, потомъ лизнула эту ложечку языкомъ, и отбросила ее черезъ весь столъ.

– Что это за гадость ты мн? подала! – накинулась она на Глашу. – Разв? я стану съ такими сливками пить?

Глаша нагнула голову и внимательно заглянула въ кувшинчикъ.

– Не хороши, барышня? – произнесла она печально-удивленнымъ тономъ.

– Опять ты меня «барышней» называешь? Ты знаешь, что я терп?ть этого не могу. Я Васса Андреевна, а не «барышня», – сердито сказала хозяйка дома. – И что это за хл?бъ? Не могла чего-нибудь вкуснее выбрать?

И она расшвыряла все, что было въ корзинк?, но зат?мъ все-таки прис?ла къ столу, налила чашку кофе, плеснула сливокъ и принялась, хрустя своими б?лыми и кр?пкими зубами, грызть кренделекъ.

– Узнай у швейцара, н?тъ ли письма, – приказала она горничной.

Глаша ушла, и вернувшись черезъ минуту, объявила, что кром? газеты ничего н?тъ. При этомъ она им?ла такой удрученный видъ, точно отъ ожидаемаго письма завис?ла вся ея участь.

На лиц? Вассы Андреевны еще сильн?е отразилось дурное расположенiе духа.

– Скажи кухарк?, чтобы сейчасъ съ?здила къ Денису Ивановичу, – распорядилась она. – И пусть скажетъ, что я прошу сiю минуту прi?хать ко мн?. Чтобы сейчасъ, сiю минуту прi?халъ.

– Вы бы лучше написали, Васса Андреевна; можетъ быть, Дениса Ивановича дома н?тъ, – зам?тила Глаша.

– Не выдумывай. Терп?ть я не могу писать. Пусть сейчасъ ?детъ.

Васса Андреевна допила кофе, съ?ла половину крендельковъ и булочекъ, и зат?мъ, ус?вшись передъ туалетнымъ столикомъ, зажгла спиртовую лампочку, положила на нее щипцы и медленно, не торопясь, занялась уборкой своей головы.

Сложная работа эта была окончена только на половину, когда въ передней раздался звонокъ, и всл?дъ зат?мъ изъ-подъ портьеры осторожно просунулась голова Дениса Ивановича Бобылкова.

– Не входите, зд?сь еще не прибрано, – посп?шно крикнула ему Васса Андреевна. – Подождите въ будуар?, я сейчасъ къ вамъ выйду.

– Что случилось? Вы меня перепугали, – послышался изъ-за портьеры голосъ Бобылкова.

– Ахъ, я вся разстроена. Я вамъ все разскажу, – отв?тила Васса Андреевна.

Она торопливо всунула въ волосы н?сколько шпилекъ, и съ расчесаной только на половину головой встала и перешла въ большой, очень модно и нарядно обставленный будуаръ. Бобылковъ, расправлявшiй вс?ми пятью пальцами передъ зеркаломъ свою вис?вшую жиденькой бахромой бородку, тотчасъ повернулся и подошелъ къ ручк?.

Это былъ господинъ л?тъ сорока пяти, средняго роста, съ лысиной и съ зам?тною прос?дью на вискахъ и въ бород?. Темное, перес?ченное красноватыми жилками лицо его им?ло довольно поношенный видъ. Маленькiе, съ обл?злыми р?сницами глазки гляд?ли съ плутоватою слащавостью, сквозь которую ничего не сквозило – ни ума, ни глупости, ни слишкомъ большого самолюбiя, ни слишкомъ большой наглости.

– У меня съ Сатиромъ скандалъ третьяго дня вышелъ, – обратилась къ нему Васса Андреевна. – Мы съ нимъ такъ посчитались, что онъ теперь глазъ ко мн? не покажетъ.

– О-о?! Сатиръ Никитичъ? – произнесъ Бобылковъ такимъ тономъ, какимъ старые любезники говорятъ съ капризничающими женщинами. – Разскажите, голубушка, разскажите…

– Да и разсказывать нечего: просто насплетничали ему про Сережу, онъ и сталъ высл?живать, – отв?тила Васса Андреевна.

– Ну, и что же?

– Ну, и высл?дилъ. Разбунтовался, ругаться сталъ. А я ему все и выложила: какъ онъ къ Фофочк? на дачу ?здилъ, и какъ за нее за два м?сяца за коляску заплатилъ, и про то, какъ онъ Козичеву гадости про меня говорилъ – все, все ему выложила, будетъ помнить…

Бобылковъ повелъ носомъ и неодобрительно покачалъ головой.

– Скажите пожалуйста! Сатиръ Никитичъ! Кто бы могъ ожидать? Ревновать тоже вздумалъ… – проговорилъ онъ.

– Да, но в?дь это нельзя же такъ, – продолжала Васса Андреевна, присаживаясь на диванчикъ и запахивая немножко позасаленныя полы своего халатика. – Не могу же я вдругъ ни при чемъ остаться. У меня дача нанята, кто же за нее платить будетъ? Коляска новая заказана, на дняхъ привезутъ – ч?мъ же я заплачу? Разв? такъ д?лаютъ порядочные люди? Вы, Денисушка, должны насъ помирить.

– И помирю, мамочка, разум?ется помирю! – воскликнулъ Бобылковъ. – Что, въ самомъ д?л?, онъ глупить вздумалъ? Разв? такъ обращаются съ дамами? Я его проберу.

– Вы привезите его ко мн?, Денисушка. В?дь вотъ, онъ вчера ц?лый день глазъ не показалъ.

– Постараюсь, мамочка. Вы на меня положитесь. Я бы и сейчасъ къ нему по?халъ, да вотъ, у меня д?ло есть. Елена Николаевна просила р?дкостные часики ей показать, купить хочетъ.

Бобылковъ вынулъ изъ кармана маленькiй футляръ и поверт?лъ его въ рукахъ.

– Какiе часики? Покажите, – полюбопытствовала Васса Андреевна.

Часики были очень обыкновенные, съ розовой эмалью и мелкими бриллiантами. Но Бобылковъ ув?рялъ, что это чист?йшiй empire, которому цены н?тъ.

– Елена Николаевна купитъ, она любитъ р?дкiя вещи, – сказалъ онъ.

– Ничего она у васъ не купитъ, потому что вы ей уже подсунули одинъ «ампиръ», – возразила Васса Андреевна. – Надули ее съ шифоньеромъ на триста рублей.

Бобылковъ всплеснулъ руками.

– Мамочка, какъ же можно это говорить! – воскликнулъ онъ. – Шифоньеръ мне отъ княгини Кувыладзе достался. И это не empire, а Louis XIV. У Марiи Антуанеты такой былъ. А часики я всего за дв?сти рублей отдаю: деньги очень нужны.

Ужова еще разъ раскрыла футляръ, посчитала бриллiантики, пожала плечами и сказала:

– Оставьте у меня. Если Сатиръ Никитичъ прi?детъ, я скажу, что купила за дв?сти.

Бобылковъ отобралъ футляръ и прижалъ его къ боку сюртука.

– Мамочка, не могу. Радъ бы всей душой, но не могу. Мн? эти часики необходимо сейчасъ же пристроить, – возразилъ онъ. – Пока не добуду дв?сти рублей, я не могу никакимъ постороннимъ д?ломъ заняться. И къ Сатиру Никитичу съ?здить не могу.

Ужова поморщила брови, подумала и встала.

– Ну, хорошо ужъ, давайте, – сказала она, и взявъ футляръ, вышла въ уборную, откуда черезъ минуту вынесла дв? сторублевыя бумажки.