– Мамочка! голубушка! в?дь все хорош?ете! – прив?тствовалъ онъ ее, когда она вышла къ нему въ громадной шляпк?, совс?мъ собравшаяся ?хать кататься. – Вы ужъ извините, на минутку задержу васъ, потому что д?ло есть.
Хорошенькая, тоненькая брюнетка очень мило улыбнулась ему. Она знала, что когда Бобылковъ заходить по д?лу, то всегда оказывается что-нибудь прiятное: или ужинъ, или пикникъ, или н?что бол?е существенное.
– Садитесь и разсказывайте, – пригласила она, и сама прис?ла бокомъ на диванчикъ, какъ разъ противъ зеркала, на которое и направила свои слегка подрисованные глазки.
– Да что, мн? изъ-за васъ Ерогинъ проходу не даетъ: вр?зался въ васъ по-уши, – объяснилъ Бобылковъ.
Мамышева сд?лала презрительную улыбку.
– Ну, ужъ вашъ Ерогинъ… мужикъ такой! – произнесла она.
Бобылковъ замахалъ руками.
– Что вы, что вы! Сатиръ Никитичъ? Отличн?йшiй челов?къ, – возразилъ онъ.
– Вы знаете, я совс?мъ не привыкла къ такимъ знакомствамъ, – продолжала Мамышева. – Вамъ изв?стно мое общество: князь Малмыжскiй, князь Давидзе, баронъ Айзикъ… онъ сейчасъ былъ у меня, и такъ сплетничалъ, такъ сплетничалъ, что я его прогнала. Но представьте, Юлiй Павловичъ на-дняхъ тридцать тысячъ выигралъ, и ничего мн? не сказалъ.
– Козичевъ? Вотъ видите, а еще вы влюблены въ него, – укоризненно зам?тилъ Бобылковъ. А я вамъ вотъ что сообщу: Ерогинъ поручилъ мн? выбрать для васъ кое-что у Фаберже. Вотъ какая исторiя.
Мамышева слегка вспыхнула, и хорошенькiя глазки ея совс?мъ заблест?ли.
– Что это ему вздумалось? – какъ будто удивилась она.
Бобылковъ самодовольно подмигнулъ ей.
– А на то есть Денисъ Ивановичъ, чтобъ вздумалось, – загадочно пояснилъ онъ. – Только вы, мамочка, ужъ не подведите меня: я ему далъ слово за васъ. Завтра мы маленькiй об?дикъ устроимъ: вы, онъ, да я. Ни, ни, никакихъ возраженiй. Б?гу сейчасъ прямо къ Фаберже. И Бобылковъ д?йствительно уб?жалъ. Часъ спустя онъ, совсемъ сiяющiй, прогуливался по Большой Морской. Онъ чрезвычайно любилъ толкаться тутъ въ это время дня, пожимать руки фланирующимъ и раскланиваться поминутно съ про?зжающими мимо нарядными дамами. Онъ ихъ вс?хъ, р?шительно вс?хъ зналъ, и ко вс?мъ питалъ почти родственное чувство. И он? тоже считали его своимъ, совс?мъ своимъ, и хотя кивали ему съ н?которою небрежностью, но не безъ дружескаго выраженiя.
– Здравствуйте, мой дорогой! – вдругъ остановилъ онъ высокаго, красиваго господина л?тъ тридцати, съ голубымъ кашне вокругъ шеи и тросточкой въ рук?, медленно пробиравшагося по узкой панели. – Кстати, мн? вамъ два словечка сказать надо. Слыхали новость?
Козичевъ – это былъ онъ – съ снисходительнымъ любопытствомъ наклонилъ голову.
– Что такое? – спросилъ онъ.
– Васса Андреевна поссорилась съ Ерогинымъ, – объяснилъ Бобылковъ. – И такъ, б?дная, скучаетъ, жалко смотр?ть на нее.
– Можетъ ли быть? – видимо заинтересовался Козичевъ.
– Безъ шутокъ. Я теперь придумываю, какъ бы развлечь ее. Пригласимъ-ка ее завтра об?дать въ ресторан?, а?
– А она по?детъ безъ своего Сатира?
– Я же вамъ говорю: расплевались! Теперь для васъ самый настоящiй моментъ поухаживать за нею.
Козичевъ описалъ тросточкой кругъ въ воздух? и улыбнулся, показавъ свои отличные зубы.
– Я не прочь, – сказалъ онъ, – мн? Васса Андреевна всегда нравилась. Такъ завтра, зд?сь?
И онъ указалъ глазами на ресторанъ, мимо котораго они проходили.
– Въ семь часовъ, – подтвердилъ Бобылковъ.
III
Поутру на другой день Денисъ Ивановичъ за?халъ къ Васс? Андреевн? и засталъ ее еще въ худшемъ настроенiи. Она наканун? вечеромъ побывала разомъ въ трехъ театрахъ, отыскивая Ерогина, потомъ въ двухъ ресторанахъ, и наконецъ въ загородномъ уголк?, гд? онъ чаще всего проводилъ ночи, но нигд? его не оказалось. По секрету она посылала Глашу даже къ нему въ домъ узнать, не забол?лъ ли онъ, но тамъ сказали, что Сатиръ Никитичъ у?халъ предъ об?домъ и не возвращался. Васса Андреевна чуть съ ума не сходила, ломая голову, чтобъ додуматься, куда могъ провалиться Ерогинъ. Исчезновенiе его было т?мъ бол?е загадочно, что Елена Николаевна, къ которой втайн? ревновала Васса Андреевна, была въ театр?, и потомъ ужинала съ Козичевымъ.
А разгадка заключалась просто въ томъ, что Ерогинъ у?халъ съ какими-то знакомыми купцами въ Царское, и тамъ всю ночь пилъ съ ними въ простомъ трактир? и п?лъ русскiя п?сни. Онъ иногда это д?лалъ, когда «деревня» начинала сильно сосать его за сердце и онъ чувствовалъ потребность кутнуть особымъ образомъ, въ обстановк? трактирной грязи, среди намасленныхъ половыхъ и купеческой икоты.
– Ну, что же, вид?ли Сатира Никитича? – р?зко обратилась Васса Андреевна къ Бобылкову, какъ только онъ вошелъ къ ней.
– Ахъ, мамочка моя, да какая же вы сегодня хорошенькая! – отв?тилъ на это Бобылковъ, прикладываясь къ ручк?. Что нибудь подобное онъ всегда пускалъ впередъ предъ всякимъ объясненiемъ съ дамами.
– Да ну васъ, – еще р?зче отозвалась Ужова, и дернула плечомъ. – Что же, онъ въ самомъ д?л? думаетъ такъ и бросить меня, какъ стоптанную туфлю? Да в?дь я ему скандаловъ над?лаю…
– Голубушка моя, не горячитесь, это первое д?ло, – произнесъ успокоивающимъ тономъ Бобылковъ. – Съ этимъ челов?комъ терп?нье надо. Теперь у него юнкеръ вашъ завязъ въ зубахъ. Ужъ я ему говорю: послушайте, Сатиръ Никитичъ, какой же смыслъ? Что такое юнкеръ? В?дь это дитя, ребенокъ…
Какъ ни была сердита Васса Андреевна, но при этихъ словахъ злобно-нахмуренное выраженiе разомъ сб?жало съ ея лица. Она не разсмеялась, но показала весь крупный оскалъ своихъ здоровыхъ б?лыхъ зубовъ. Бобылковъ, глядя на нее въ упоръ своими плутоватыми глазами, тоже усм?хнулся и чуть подмигнулъ. Съ минуту они такъ и стояли другъ противъ друга, она – все шире скаля зубы, а онъ – все плутоват?е играя подмигивающимъ взглядомъ.
– Съ нимъ, съ Сатиромъ Никитичемъ, переждать надо, – сказалъ онъ наконецъ. – Побаломутитъ и успокоится. Вы им?йте видъ, какъ будто вамъ до него никакого д?ла н?тъ. Да и что, въ самомъ д?л?? Б?гать намъ съ вами за нимъ, что ли?
Бобылковъ вдругъ нагнулся къ самому уху Вассы Андреевны и добавилъ полушопотомъ:
– А я вчера Козичева вид?лъ: влюбленъ въ васъ пуще прежняго. Мн?, говоритъ, хот?лось бы развлечь сколько нибудь Вассу Андреевну: пооб?дать какъ нибудь вм?ст?, что ли. Вотъ бы сегодня мы и собрались втроемъ, а? Я за?ду за вами въ семь часовъ.
Васса Андреевна немножко подумала, взглянула на Бобылкова н?сколько подозрительно, потомъ л?ниво потянулась вс?мъ т?ломъ и сказала:
– Юлiй Павловичъ очень милый челов?къ. Только съ Сатиромъ Никитичемъ вы меня непрем?нно должны помирить.
– Да непрем?нно же, непрем?нно! – подтвердилъ Бобылковъ. – Такъ вы, мамочка, въ семь часовъ ждите меня.
По привычк?, Бобылковъ опустилъ два пальца въ жилетный карманъ, потомъ нащупалъ что-то въ заднемъ карман? сюртука, но воздержался, и только спросилъ, н?тъ ли какого нибудь б?ленькаго винца. Его провели въ столовую, гд? онъ, понемножку прихлебывая и болтая самый нел?пый вздоръ, докончилъ вм?ст? съ хозяйкой бутылочку рейнвейна, и наскоро распростившись, вышелъ.
Въ семь часовъ онъ подъ?халъ съ Вассой Андреевной, въ ея собственной карет?, къ ресторану, сейчасъ же розыскалъ Козичева и ввелъ ихъ въ кабинетъ. Самъ же онъ немедленно спустился въ общую залу, обошелъ вс?хъ знакомыхъ, поднялся опять наверхъ, разспросилъ швейцаровъ, кто, гд? и съ к?мъ, и узнавъ, что Ерогинъ сейчасъ прi?халъ съ Еленой Николаевной, снова вернулся въ кабинетъ.
Васса Андреевна стояла предъ зеркаломъ и поправляла прическу, стараясь надвинуть сбившiеся волосы на лобъ такимъ образомъ, чтобъ получилось выраженiе, которое она называла вакхическимъ.
– Вакханка, совершенная вакханка! – воскликнулъ Бобылковъ, знавшiй, что она любитъ, когда ее такъ называютъ. – Ахъ, вотъ кстати, – продолжалъ онъ тотчасъ же, подсаживаясь къ Козичеву: – у меня удивительная есть вещица, я хот?лъ предложить вамъ, не купите ли. Художественная штучка, ц?ны н?тъ, а я отдаю почти задаромъ.
И онъ вытащилъ изъ кармана довольно большой футляръ, въ которомъ оказался мундштукъ изъ слоновой кости, съ двумя тонко выточенными фигурами, изображавшими весьма веселый сюжетъ.
– Вакханка и сатиръ, – сказалъ Козичевъ, съ серьезнымъ видомъ разсматривая художественную группу.
– Сатиръ! Сатиръ! – почти взвизгнулъ Бобылковъ, всплескивая руками и колотя ногами по полу.
Сатиръ, очевидно, напомнилъ ему Сатира Никитича, и это повергало его въ необузданную веселость.
– Вакханка и сатиръ! – повторилъ онъ, захлебываясь какимъ-то расплесканнымъ см?хомъ, и подмигивая въ одну сторону Васс? Андреевн?, и въ другую Козичеву. – Сатиръ!
Въ сос?днемъ кабинет?, откуда раньше слышались негромкiе голоса, вдругъ притихли.