Королева острова

Он досадливо потер шею, и я пожалела о своих словах.

Келлс уставился на бумаги на столе, а меня отвлекла грызущая боль в пояснице. Наши отношения становились все более неловкими. Когда мы сюда только приехали, Келлс вел себя по-отечески, переживая о моих печалях и настроении. Потом принялся давать братские советы, когда я загоралась гневом или меня ловили на выходе из Обители.

Теперь я стала слишком грузной и не могла так легко улизнуть.

И как же нам быть? Лишь оставаться хозяином и служанкой.

– Тебе больно, Долли?

– Нет. – Я принялась перебирать стопку бумаг. Казалось, наиболее безопасно всматриваться в счета Келлса и его деловые письма. – Мне не нужны особые привилегии, ничего не нужно. Я стараюсь стать лучше.

– Не стоит так суетиться. Отдохни. У меня есть и другие слуги. Земли здесь процветают, гораздо лучше, чем на Монтсеррате. Я знал, что так будет.

– Другие слуги? Рабы или свободные люди?

Он положил кафтан на спинку стула, а треуголку на стол.

– Я нанимаю столько, сколько необходимо, как всегда.

Так вот как он оправдывает то, что владеет рабами?

– Значит, теперь, когда поселенцы вовсю застраивают Демерару, вам приходится часто нанимать людей?

– Труд востребован. И чем дальше в глубь острова, тем больше. Этот остров – просто благословение.

– А владеть землей и рабами – это власть. То, что нужно честолюбивому человеку.

– Что плохого в честолюбии? Помнится, и ты когда-то такой была.

Была.

Неужели Николас все это из меня выбил? Я скрывала свои ночные кошмары от Китти. От сестры осталась лишь оболочка, тихая, едва заметная. Да и я была не лучше. Страх увидеть уродливую физиономию Николаса, боязнь, что он выскочит на меня из засады вместе с ловцами беглых рабов, должны были поселиться у меня в душе, усмирить и заставить затихнуть. Но успокоиться я не могла. Именно тогда воспоминания и застывшие посмертные маски сильнее всего набрасывались на меня. Я и дышать была не в силах.

– Долли…

Кулаком я стукнула по стопке бумаг на столе.

– У меня были мечты, но поскольку я совершала ошибки, для меня все кончено. Я распутничала. Я делала все, чтобы забыть его прикосновения.

Я безразлично посмотрела в ореховые глаза Келлса, тот поджал губы и подошел ближе.

– Перед тобой все еще лежит весь мир. Ты просто маленькая девочка, которая оказалась в положении женщины.

– Так вот что вы обо мне думаете? Помнится, вы говорили, что я храбрая.

– Ты храбрая. Смелая и отважная, но то, что ты дуешься, поскольку я не согласен с твоим выбором, выдает твой возраст.

– Мне почти пятнадцать, скоро я снова стану матерью, я старуха. – Я охнула от острой боли, пронзившей поясницу. – Может, это вы тут ребенок. Злитесь за то, что я натворила. Все никак меня не простите.

Он навис надо мной, но я стояла в его тени и не боялась. Келлс – не Николас. Он никогда бы не ударил меня за то, что я высказалась.

– Разочароваться и злиться – есть разница.

– Кажись, вы себе такую роскошь позволить не можете.

Келлс вымученно вздохнул. Он подошел к большому окну и стал стягивать перчатки для верховой езды.

– Ненавижу ненастье.

– Вы про плохую погоду?

– Да.

– Плохая погода мешает вашей семье приехать сюда с Барбадоса.

Он уставился на меня, я – на него, в глазах его отражался то ли огонь, то ли буря с градом.

– Я построил этот дом и восстановил тот, что на Монтсеррате. Но для Келлсов из Европы он недостаточно хорош. А моя тетя с Барбадоса слишком стара для путешествий.

– Жаль.

Теперь его взгляд полыхал огнем.

– Мне твоя жалость не требуется.

– Опять я не то сказала. Должно быть, вы скучаете по своей семье, как я по мами и Лиззи. Как я скучаю по вам.

– По мне? – Он повернул голову ко мне, потом посмотрел вниз. – Я же здесь.

– Но мы не в ладах. Я скучаю по другу, который был у меня на Монтсеррате.

Он поджал губы, потоптался ногами в блестящих черных сапогах.

– По тому, на кого ты не могла положиться. Кажется, так звучали твои слова.

– Слова маленькой девочки, на которую вы злитесь? Если вы согласитесь снова выслушать ее, она скажет, что сожалеет.

Он потянулся к моей руке. Я чуть-чуть поморщилась, но не из-за него, а из-за боли, вновь пронзившей поясницу.

– Помню, она сердилась по праву.

– Она хочет получить прощение. Прощение за то, что втянула вас в дела, в которых вы не хотели участвовать. Прощения за то, что ходила в бордели, что вела себя как безумная, что была переполнена яростью.

– С этим покончено, Долли.

– Я уже не хожу на пристань, кто ж меня купит с таким пузом. – Боль, резкая и жгучая, охватила спину. Я согнулась, задирая узкую зеленую юбку. – Простите…

Келлс обхватил меня, будто знал, что у меня подогнутся колени. Я привалилась к нему.