Книга пропала! Он не помнил, где ее оставил. У Шерстяниковых, в машине…
Он уже успел привыкнуть к книге, как к талисману.
Олтаржевский уныло пробежался пультом по телевизионным каналам и наткнулся на… Гуся! В прямом эфире программы «Глас народа» тот воинственно сверкал стеклами очков, вещал о «разгроме» либеральных ценностей и о попрании прав человека. Разоблачал «власть»: ему, мол, предложили закрыть «Куклы», заменить дирекцию телекомпании! Насидевшись в Бутырке, он обещал «бороться». За Гуся заступились Авен, Фридман, Сысуев, Малашенко. Лучший «друг» Березовский заявил, что тоже нарушал российские законы. «Из солидарности!» – с иронией подумал Олтаржевский.
«Заступаясь», все они рыли Гусю яму.
Досадуя, Олтаржевский выключил телевизор. Толстомордый еврей лягался, как упрямый осел, губил себя, близких и тех, кто ему помогал. Он даже не удосужился сообщить, что вышел из СИЗО. Олтаржевский понял, что пора «валить», пока его не заметили в драке.
Он оделся. Проверил в кармане ключи от коммуналки. Оставил бешевский телефон и пачку денег – подумав, отщипнул за хлопоты, – и пошёл, когда заверещал мобильник.
Гусь звонил из студии.
– Слава, завтра у меня дела. Подползай послезавтра.
– Гусь, ты сдурел?
– Не ори! Мне все равно крышка. Надо поговорить!
– Куда ехать? На Арбат, в Палашевский, в Чигасово?
– Нет! Там слушают! Бешев отвезет, – и отключил трубку.
Олтаржевский не сразу сообразил, что звонит Ольга: сердце сладко защемило.
Она справилась о его здоровье – про болезнь «им» рассказал Бешев, – сказала, что горничная нашла его записную книжку в гардеробе и «посыльный уже везет».
– Оля… – он хотел извиниться за «признание».
Она угадала. Чужим голосом прошептала:
– Молчите! Мне и так тяжело! Прошу вас! Ни вам, ни мне это не нужно! Посоветуйте Аркадию быть дальновидней.
Подавленный, он присел на постель. В груди ныло. Он окончательно понял, что влюбился, как влюбляется в последний раз стареющий мужчина.
Вячеслав Андреевич из кармана куртки выташил бумажник. Перебрал пачку визиток. Отыскал – «Евграфов Юрий Борисович. Букинист» – позвонил и назвался.
Тот не сразу вспомнил.
– Что-то случилось? – спросил букинист сипловатым простуженным голосом.
– Не знаю. Приезжайте. Сами решите, случилось или нет.
Торговец жил рядом, на Гоголевском бульваре. Тащиться по холоду к незнакомому человеку, ему, судя по голосу, не хотелось, но он обещал быть.
6
Посыльный привёз книгу в целлофановом пакете. Олтаржевский сунул ему чаевые пять тысяч – меньше не нашлось – и захлопнул двери перед остолбеневшим парнем.
Служанка нарезала и уложила на блюдо бутерброды. Олтаржевский отпустил её.
Спустя час перед черно-белым экраном камеры у подъезда торговец отряхивал с рукавов снежок. Затем, шевеля губами, сверял адрес на клочке бумаги. Прежде, чем он набрал цифры кодового замка, Олтаржевский открыл дверь.
Роскошная обстановка квартиры, казалось, оглушила гостя. В фуражке с опущенными клапанами и в болоньевых сапогах он растерянно потоптался в прихожей. Близоруко прищурился слезящимися глазами на богатую люстру и панели из дорогого дерева, зашмыгал носом. И без того сутулый, он сгорбился, стараясь занять как можно меньше пространства. А, отдавая хозяину фуражку и шарф, меленько кивал, словно, угодливо кланялся. Оказавшись в свитере и в брюках с начёсом гость, будто сразу усох.
– Извините, что вытащил вас. Не стесняйтесь. Мы здесь одни, – сказал Олтаржевский.
Старик принёс с собой тапки в целлофановом пакете и переобулся.
Он отёр с усов и бороды капли оттаявшего инея и прошёл за хозяином на кухню.
При ярком свете старик зыркнул на Олтаржевского. Поискал, куда б присесть.
– Сильно постарел? – спросил Вячеслав Андреевич, следивший за гостем.
– Н-не знаю. Тогда на улице было темно. Мы виделись минуту, – торговец говорил с простудной сипотцой, как человек, который проводит много времени на воздухе. Он смелее обежал взглядом лицо собеседника. – Да. Кажется, что-то изменилось.
Они сели за стол.
От бутербродов гость отказался. Олтаржевский налил ему кофе из термоса с японским иероглифом. Старик зябко погрел пальцы о чашку.
– Вы по телефону назвали своё имя. Скажите, вы имеете какое-то отношение к знаменитым архитекторам Олтаржевским? – спросил букинист.
– Да. Имею. Георгий и Вячеслав братья моего прадеда.
– О-о! Очень приятно! – он уважительно посмотрел на собеседника. – У меня есть книга вашего родственника «Габаритный справочник архитектора». Редкое издание 1947 года. И «Строительство высотных зданий в Москве» 1953 года выпуска.
– Спасибо! У меня они тоже есть. Я хотел поговорить о книге.
Олтаржевский подвинул букинисту тетрадь, и рассказал о том, что с ним стряслось за три дня. Умолчал лишь об Ольге.
– Что скажете? – спросил он.
Старик снова взглянул на Вячеслава Андреевича из-под густых бровей и потёр бороду.
– Ну, осунуться-то вы могли из-за болезни.
– И всё?
– Да. Всё. Это шутка. Глупости выжившей из ума пожилой женщины. Думаю, дело не в тетради, а в вас.
– Что значит?
– Каждый человек рано или поздно становится востребован временем. Очевидно, настало ваше время. У вас хорошее образование, большой жизненный опыт, есть влиятельные знакомые. А ваши записи, – он пролистал тетрадь, деликатно «не заметив» запись о Шерстяниковой, – ежедневник, который вы более или менее успешно выполняете.
– Но вы же сами рассказывали!
– Я пересказывал с чужих слов. Историческая ценность этого документа сомнительна. – Букинист подумал. – Если рассуждать здраво, в книге нет ничего мистического. Скажем – болезнь. Женщина, отдавшая мне книгу, описывала те же симптомы, что и у вас, у прежнего владельца тетради: слабость, жар, беспамятство. Он болел сразу после того, как в его жизни наступали перемены. Болел по нескольку дней. Затем всё проходило. Я покопался в специальной литературе. Симптомы очень напоминают фатиг-синдром или, по-другому, – синдром хронической усталости. Кстати, одной из причин происхождения болезни считают вирус Эпштейна-Барра. Он наиболее часто встречается в Центральной Африке. А тетрадь, если верить ее географии, где только не побывала, и могла стать переносчиком любой заразы. Проще говоря, вы простыли на морозе. Добавьте нервное потрясение.