На перспективность такого подхода к феномену этничности указывают процессы этнического возрождения, в условиях модернизации и глобализации приобретающие закономерный и всеобщий характер. Они детерминированы борьбой за сохранение культурного разнообразия в едином информационном пространстве, поиском этнической идентификации, использованием религиозных, этнических и культурных ценностей для легализации политических властных структур и легитимации их действий.
Цивилизационный подход, кроме того, предлагает новое основание для классификации конфликтов, которые условно могут быть разделены на два типа: конфликт интересов и конфликт ценностей. Первый из них отличается территориально-ресурсными столкновениями различных этнических групп, имеющих одинаковую цивилизационную принадлежность, и не выходит за рамки утилитарных потребностей, ограниченных материальными благами и социальными интересами.
Конфликт ценностей фиксирует противоречие между противоположными подходами к решению мировоззренческих и бытийных проблем (человек и природа, индивидуальное и социальное, традиционное и модернизационное, цивилизация и культура и т. д.), разрешение которого требует определенной ценностной ориентации индивидуального и массового поведения и деятельности.
Такой конфликт соответствует противостоянию этнических сообществ, принадлежащих к разным цивилизационным типам и утверждающих свое самобытное видение мира одновременно на всех уровнях властных отношений: материальном, политическом, символическом и социокультурном.
Цивилизационный подход в современной конфликтологии привлекает внимание к культурной легитимации любых конфликтов, осуществляемой в «игровом поле» на основе обязательного установления общих правил, соблюдение которых контролируется всеми участниками и субъектами конфликта. При этом в качестве исходной установки для достижения цели примирения конфликтующих сторон должна быть найдена общая культурно-цивилизационная основа и определена возможность комплементарности находящихся во взаимодействии различных культурных миров.
Культурная легитимация конфликта интересов и ценностей в первую очередь является достоянием западноевропейской цивилизации и базируется на принципе западного плюрализма, обозначающем существование в рамках одного и того же типа общества качественно различных и противоположных нравственных, религиозных, политических, правовых и ценностных ориентаций.
Конфликт не только обретал законный статус и ограничивался жесткими рамками, но и встраивался во все социокультурные проекты за счет признания терпимости в качестве важнейшей ценности западноевропейской цивилизации. Принцип плюрализма утвердился в западной культуре на основе характерных для нее представлений о договорной природе общественных отношений, а также их сакрализации, вытекающей из иудейско-христианского мировоззрения[29 - Шемякин Я.Г. Указ. соч. С. 53–54.].
Культурная легитимация конфликтогенности в плюралистическом типе общества требует особых форм разрешения противоречий, позволяющих находить консенсусные подходы к урегулированию этнических, этнорелигиозных и других конфликтов. Западноевропейская культура и цивилизация выработали в ходе своего развития так называемые тернарные структуры обеспечения устойчивого функционирования социальных и политико-правовых систем. Тернарные (триадичные) структуры всегда ориентированы на усредненность и выживание, механизмом реализации которых является юстиция. Это позволяет осуществлять мягкий переход от ценностной поляризации, «черно-белого» восприятия действительности этническим сознанием к инновационному освоению взрывных процессов, протекающих в современном этнокультурном пространстве путем замены бинарных структур бытийствования этносов тернарными[30 - Лотман М.Ю. Культура и взрыв. М., 1999. С. 258–262.].
В данном контексте российской культурной традиции приписывается так называемое бинарное строение, не допускающее возможности конструктивных форм разрешения антиномических социокультурных ситуаций, возникавших и возникающих в ее историческом и модернизационном развитии. Антиномический характер русской культуры, определяемый многими российскими исследователями оригинальным «инновационным» способом (перечислением антитез и оппозиций), на самом деле подчеркивает другое ее свойство – самобытность и самодостаточность, а не традицию взрыва, деструктивности, максимализма, полярности, изначальной конфликтогенности.
Причина подобной методологической неадекватности состоит в том, что западноевропейским технологиям преодоления конфликтов придается универсальный характер, в то время как этнические и межцивилизационные столкновения нуждаются в другом типе осмысления и способах перевода их в спокойное русло. Речь идет о конфликтах ценностных ориентаций, когда на определенном этапе они совпадают с конфликтами интересов: политико-правовые и социальные институты перестают выполнять свое предназначение по созданию условий для удовлетворения базовых человеческих потребностей и начинают служить групповым и корпоративным интересам в ущерб общественным целям и ценностям.
К данному источнику цивилизационной конфликтогенности добавляется еще один – несовместимость этнических картин мира и индивидуально-групповых аксиологических ориентаций поведения и деятельности.
В связи с этим заслуживает внимания предложение о разработке таких концептуальных моделей, которые учитывали бы антиномическую природу, прежде всего, этнических конфликтов. Так, Д. Бертон постулирует в качестве отличительной особенности современных конфликтов столкновения по поводу основных универсальных антропологических потребностей, среди которых первоочередное место отводится «потребности в собственной самобытности или национально-этнической идентичности», а также в «развитии самобытного социокультурного потенциала»[31 - Авксентьев В.А. Указ. соч. С. 68–69.].
Перечисленные потребности действительно могут стать источником антиномической методологии разрешения этнонациональных конфликтов при условии, что современные исследователи не будут связывать их универсальное содержание с такими же по значимости потребностями вне зависимости от принятия решения или обязательной самореализации, присущими лишь западноевропейской цивилизации и приводящими к этнонациональным конфликтам в случае их абсолютизации.
Таким образом, цивилизационный подход к анализу феномена этничности способствует выведению данной проблемы на методологический уровень за рамки только этнологических трактовок.
Этничность в категориальном смысле начинает приобретать интегральную природу, благодаря объединению конструктивистско-инструменталистских и примордиалистских версий на основе универсалистской цивилизационной парадигмы:
а) она (этничность) не только изначальна в историческом контексте (существование культурно-языковых различий), но и новационна в плане четкого документирования ее сущностных признаков (генезис, взаимоотношения с другими этносами, пределы территориальной идентичности и т. д.);
б) функциональность этничности позволяет этносу сохранять социокультурную, территориальную и эндогамную общность со своей устойчивой внутренней структурой и постоянным членством. Речь идет прежде всего о когнитивной (способы и формы межэтнических стереотипов и ценностных ориентиров), нормативной (социализация и гомогенизация этнического сообщества и его конкретных представителей) и инструментальной функциях обеспечения коллективной безопасности и этнической идентичности индивидов в установленных мобилизационных границах его социокультурной деятельности.
В условиях глобализации пренебрежительное отношение к этничности начинает ослабевать, поскольку отказ этнонациональному фактору в праве на существование и сведение его только к различным формам социальных обусловленностей не решает на практике многочисленных проблем межнациональной конфликтогенности и вооруженных столкновений на этой почве во всем мире, включая развитые страны.
В научной литературе особое внимание привлекает проблема трансформации этничности в историческом и социокультурном аспектах с учетом компаративистского подхода. К примеру, М. Хайслер выделяет три группы факторов, влияющих на развитие основных форм этничности западноевропейской цивилизации: психологические особенности формирования общей мировоззренческой картины мира, в пределах которого социализация индивида осуществляется без учета каких-либо этнических элементов; нормативные и структурные характеристики современной западноевропейской государственности, включая политическое участие, поведение и деятельность, а также формы демократической правовой политики; динамика международных и транснациональных отношений глобализирующегося мира[32 - Авксентьев В.А. Указ. соч. С. 73–75.].
Различные фазы западноевропейской этничности развиваются в условиях четырех типов социальной организации: от социокультурных механизмов обеспечения этнической солидарности и мобильности (самоопределение через принадлежность и переживание чувства общности родственной природы) через политизацию этничности в рамках государства-нации (самоопределение через национальную принадлежность в рамках государственно-правового контроля и национально-государственной идеологии) к внеэтническим формам самореализации индивидов и социальных групп на стадии постэтнонационализма (единение через согражданство, когда политико-правые интересы не совпадают с этническими интересами и потребностями)[33 - Скворцов Н.Г. Этничность в процессе социальных изменений // Социальнополитический журнал. 1996. № 1. С. 32–34.].
Другими словами, этническая идентификация в современной западноевропейской цивилизации стала определяться на основе государственно-демократических процедур, базирующихся на интеграционных тенденциях в различных сферах общественной жизни, отдающих предпочтение внеэтническим измерениям антропологического бытия индивидов.
Трансформация этничности в рамках исторического развития западноевропейской цивилизации обычно укладывается в следующую общепризнанную схему, характеризующую смену политических форм государственности и ее основные этапы: «племенное государство» (этнократия) – империя – распад империи и образование на ее месте национальных государств, где солидарность и этнонациональная принадлежность различных социально-антропологических сообществ определяются признаками согражданства. В дальнейшем формируются наднациональные властные и управленческие структуры, призванные обеспечивать новый мировой порядок вне пределов этничности.
Современной постсоветской действительности присуща иная тенденция, связанная с восстановлением принципа этнократии и образованием этнократических государств на политическом пространстве бывшего СССР, не укладывающаяся в западноевропейские прогрессистские схемы. С нашей точки зрения, это происходит потому, что цивилизационное основание возникновения российской этничности существенным образом отличается от западноевропейского.
Во-первых, до сих пор среди отечественных исследователей продолжаются споры о цивилизационном статусе России, о российской цивилизации как самостоятельном и значимом феномене, употребляются новые понятийные формы (субцивилизация Л.С. Васильева, полуварварская «цивилизация поневоле» И.Г. Яковенко, конгломерат различных цивилизаций Ю.М. Кобищанова, промежуточная цивилизация А.С. Ахиезера и т. д.)[34 - Ионов И.Н. Парадоксы российской цивилизации // Общественные науки и современность. 1999. № 5. С. 115–127.].
Суть их одна – отрицание цивилизованного статуса России и утверждение ее парадоксальности путем дискредитации славяно-русских и российских цивилизационных проектов, не имеющих религиозных, политических, экономических, правовых и других оснований для обеспечения интеграционного единства многочисленных этносов, проживающих на данной территории.
Для нашего исследования важно подчеркнуть следующее. Русская цивилизация как единое социокультурное целое просто не помещается в устанавливаемые концептуально-исследовательские рамки западноевропейской методологии, не способной пока еще описывать парадоксальные цивилизационные черты и давать адекватную научную интерпретацию тем цивилизационным проектам, которые ставят под сомнение универсальность и всеобщность западноевропейского цивилизационного самосознания и его мироустроительных версий.
Русская цивилизационная идентичность традиционно обеспечивалась сильной государственностью (прежде всего самодержавной и имперской), ее ведущей ролью в сохранении единства и функциональной состоятельности России на основе межкультурного и межконфессионального диалога, встраивающего в общий социокультурный контекст различную степень развитости самобытных культур и субкультур и их ценностных ориентаций.
Следовательно, цивилизационный статус России отличается наднациональной государственностью, межконфессиональной диалогичностью и суперэтничностью, объединяющей универсальность межкультурного дискурса с уникальностью этнического культурного разнообразия.
Во-вторых, принцип согражданства, подчиняющий этничность как антропологическую и социальную характеристику либеральной системе ценностей с ее доминирующей идеей прав человека в широком культурно-цивилизационном смысле (приоритет ценности прав человека, свободы творчества, равенства перед законом, гражданского общества и т. д.), противоречит утвердившемуся в России имперскому принципу организации государственно-правовой и общественной жизни, а также традиционным конфессиональным основаниям (православие, ислам, буддизм), не допускающим политизации этничности и до сих пор отчасти реализующим свой интеграционный потенциал.
Отсюда вытекает иная интерпретация процесса трансформации этничности в рамках российской цивилизации, касающаяся различных этапов или стадий его самобытного протекания вне зависимости от тех типов социальной организации, которые характерны для западноевропейской цивилизационной детерминированности.
Н.Г. Скворцов предлагает следующую концептуальную схему, которая, с нашей точки зрения, фиксирует системообразующие признаки данного процесса: а) этническая принадлежность определяется по территориальному или конфессиональному признаку (первая стадия трансформации этничности, временные рамки – середина XIX – начало XX в.); б) определение этничности по классовому признаку с позиций господства диктатуры пролетариата (забота советской власти о самоопределении не народов и наций, а пролетариата) – вторая стадия, временные рамки утверждения большевизма; в) советский народ как новая историческая общность людей, метаэтническая общность, определяемая согласно идеологическим критериям, игнорирующим любую этничность. Ее уникальность состоит в том, что формой этнической идентификации при этом выступала характеристика устройства власти в стране (советская власть – советский человек) – третья стадия, эпоха развитого социализма[35 - Скворцов Н.Г. Указ. соч. С. 35–36.].
Следует подчеркнуть, что принцип согражданства как интегративное основание для имперской и национально-государственной тенденций в полиэтничном государстве в определенной степени реализовался в создании советской нации путем осуществления модернистского культурно-цивилизационного объединения страны. Консолидирующим механизмом в этом процессе стала технология внедрения в общественное сознание идеи пролетарского интернационализма, позволившего решить две важнейшие задачи: сохранить и приумножить территорию государства, отличающегося поликультурностью и поликонфессиональностью и одновременно нейтрализовать русский и нерусский варианты национализма на идеологически-цивилизационном уровне.
Вместе с тем советская государственность не избавилась от своей этнонациональной природы, а наоборот, сохранила этническое начало в качестве идентификационного признака и критерия территориального структурного деления страны согласно праву наций на самоопределение (унитарное государство с этнократическим наполнением).
В настоящее время либерально-демократическая трансформация российской государственности реализует альтернативную версию самоидентификации России в противовес неоимперской (возвращение к традиционной государственности) и этнократической (создание государственности на основе ведущего этноса) моделям преодоления советской согражданской принадлежности. В качестве консолидирующего основания новой российской нации как согражданства выдвигается идея плюралистического культурного субстрата, в рамках которой общенациональная принадлежность (россияне) и этническая идентичность сосуществовали бы без взаимных деструктивных угроз.
Строительство либеральной нации-государства в современной России при условии доминирования основных демократических институтов позволит развить единственно возможную форму национализма (равнозначно этничности), наполняющую нацию реальным содержанием как российской гражданско-политической общности нового типа, лишенной конфликтогенного потенциала и сохраняющей культурный этнический плюрализм.
Данный вариант реализации принципа согражданства также парадоксален: утверждение в России гражданского общества и первостепенной значимости гражданской идентичности для этнического самоопределения в их либерально-демократической интерпретации может осуществиться только при условии объединения общества на основе этноплюралистической общегражданской идеи[36 - Матвеева С.Я. Возможность нации-государства в России: попытка либеральной интерпретации // Политические исследования. 1996. № 1. С. 159–161.].
На самом деле преодоление имперского типа государственности в России по пути либерально-демократической трансформации привело к этнонациональной напряженности и вооруженной конфликтогенности, поскольку единой системы ценностей, вокруг которой консолидировалось бы гражданское общество, до сих пор нет, как нет и российской нации как согражданства.
Гражданская идентичность занимает важное место в определении принадлежности каждого человека к тому или иному типу государственного сообщества как критерий признания новой для него государственности и одновременно в качестве показателя соотношения гражданского и этнического самосознания, в том числе и бывших советских граждан в частности. Как показывают социологические исследования, заложенный в годы советской власти принцип права наций на самоопределение как исходное основание национальной политики в постсоветском пространстве и этнополитической ситуации стал доминирующим.
При этом соотнесение национальных республик с определенной коренной (титульной) нацией-этносом привело к бесконфликтному становлению новой гражданской идентичности у большинства титульного населения возникших новых независимых стран. Для русского и других нетитульных этносов данный процесс на этой же территории привел к кризисной этнической идентификации, когда обе формы группового самоопределения (этническая и политическая) не совпадают и ведут к политизации этничности.
В современной России русская идентичность в целом совпадает с гражданской идентичностью других титульных этносов в постсоветском политико-правовом пространстве, но сохраняется еще и бывшая союзная идентичность (до 20 % опрошенных москвичей и провинциалов)[37 - Савоскул С.С. Этнические аспекты постсоветской гражданской идентичности // Общественные науки и современность. 1999. № 5. С. 91–102.].
Политизация этничности оказывается существенным фактором обретения этносом собственной национально-государственной формы и суверенитета, что вызывает разную направленность в ее политико-правовой институционализации: а) усиление значения этнического фактора как средства политической борьбы; б) рост межнациональной напряженности внутри национально-территориальных образований и между ними на фоне ухудшения материального положения населения; в) смена власти под воздействием этнического фактора по самым разным сценарным планам: захват ее религиозными группами, экстремистски ориентированными националистическими элитами; политическими лидерами с федералистскими или регионалистскими предпочтениями; г) стабилизация этнонациональной динамики за счет обеспечения оптимального баланса между федеральной политикой и принципом национально-культурной автономии.
В любом случае политизация этничности делает ее основным инструментом в борьбе за достижение властных полномочий, что в западной политико-правовой и этносоциологической традиции означает реализацию следующей поэтапной этнической мобилизационной последовательности: признание особой роли политики в сохранении или уничтожении этнокультурных ценностей – мобилизация этнических групп, обладающих единым самосознанием, на понимание данной связи – осуществление политической деятельности сформированных этнических групп с учетом поведенческой солидарности и группового самосознания, требующих этнической и политической самоидентификации в ее различных формах, в том числе не обозначенных законом вариантах.
Еще одним фактором, определяющим состояние межэтнических отношений в плане их конфликтогенности, является качество или степень этнической гетерогенности (этнический плюрализм). Каковы цивилизационные пределы объединения в единое государственное целое этнических сообществ, самобытных по языку и культуре, стилям жизни, религиозным верованиям, мировоззренческим ценностям и т. д.? Что в первую очередь влияет на процессы социокультурной и государственно-правовой интеграции слабокомплементарных этносов, если их этническое многообразие поддерживалось исключительно за счет тоталитарных и авторитарных режимов?
Ответы на эти вопросы, по нашему мнению, дает интересная концепция А.А. Празаукаса, предлагающего объяснительную схему двухкомпонентной цивилизационно-культурной обусловленности этнической гетерогенности. Во-первых, речь идет о правовой и политической культуре, трактуемой автором как комплекс представлений и норм, регулирующих пути достижения и методы использования власти, а также определенный стиль политического поведения. Если в обществе отсутствует общая политико-правовая массовая и профессиональная культура, учитывающая своеобразие этнорегионального правосознания и политико-правового мышления, то любая попытка либерализации отношений центральной (верховной) власти и региональных властных центров чревата в конечном итоге центробежными тенденциями, особенно это касается законодательной деятельности, обеспечивающей единое правовое интеграционное поле.
Во-вторых, этническая гетерогенность отличается внешней ориентацией определенных этнических групп не на интегрирующий властный центр полиэтнического государства, а на те цивилизационные основания, с которыми их продолжает связывать общая религия (католицизм, протестантизм, ислам, иудаизм и т. д.), ценности, культурное наследие (литература, искусство, архитектура). Это значит, что стабильность и устойчивое развитие полиэтнической государственности невозможно без объективного учета этнической гетерогенности и адекватной национальной политики[38 - Празаускас А.А. Этнонационализм, многонациональное государство и процессы глобализации // Политические исследования. 1997. № 2. С. 95–104.].
Вместе с тем необходимо уточнить позицию исследователя, полагающего, что динамика этнонациональных процессов по своей направленности идентична политическим центробежным тенденциям и базируется на принципе самоопределения нации, а межэтнические объединительные процессы стимулируют центростремительные тенденции. На самом деле национальное самоопределение, трактуемое как изначальное и неизменное право каждой этнической общности, представляет собой длительный в историческом плане процесс и не должно сводиться к единовременному политико-правовому акту или политической вывеске. Это долговременный процесс, имеющий свои национальные, психологические, этнополитические, государственно-правовые и региональные отличия.
Более того, первоначальные представления о самоопределении как деструктивном процессе, связанном с провозглашением этнонационального суверенитета и созданием национального государства, включающего в своей состав территорию компактного проживания данного этноса, составляющего большинство населения, – поверхностны и неадекватны.
Во-первых, политическое самоопределение какого-либо этноса в полиэтническом государстве не всегда имеет разрушительный и дезинтеграционный характер. Во-вторых, как было показано выше, этническая гетерогенность, заменяемая моноэтнической общностью, накладывает соответствующие ограничения на ее политико-правовое существование и функционирование. Этническая гомогенность для утверждения собственного права на самоопределение должна иметь определенную степень государственно-правовой зрелости: органы государственной и судебной власти, представительные учреждения, общественные движения, политические партии, национальные движения, электорат, этнонациональное правосознание и политическую культуру, соответствующие этническим интересам и ценностям.
В таком контексте заслуживает внимания оригинальная точка зрения С.А. Романенко на причины распада Югославии как полиэтнического государства. Как известно, по поводу югославского кризиса существует множество трактовок (следствие внутренних противоречий, вызванных объединением в единое государство народов, принадлежащих к разным историко-географическим регионам Европы и цивилизационным мирам; глобальный конфликт религий; межэтнический конфликт, обусловленный процессами этнонационального самоопределения и т. п.), сводящих его к какому-то одному одномоментному конфликтогенному политико-правовому акту.
С.А. Романенко предполагает, что одной из основных причин кризиса и распада Югославии стал процесс самоопределения этнических общностей (хорватов, словенцев, боснийских мусульман и т. д.), не имеющих на это всех соответствующих прав и государствообразующих оснований.