Мутанты. Окаянные 90-е

Семён пошёл помедленнее, горбясь, втянув голову в поднятые плечи. Он перестал оглядываться, но по-прежнему двигался вполоборота, готовый при малейшей опасности снова броситься наутёк.

Вскоре парень заметил, что загнал себя в совсем уж незнакомый район. Семён настороженно присел на краешек деревянной лавочки, стоявшей у одного из подъездов длинного пятиэтажного дома.

Постарался успокоиться, унять предательскую дрожь в ногах. Вдохнул, посчитал до шести, выдохнул. Вдохнул, посчитал, выдохнул. Сидел, соображал…

«У Аглаи меня не найдут. Во всяком случае – пока. То, что стольник искать будут – несомненно. А где его искать, не знают, иначе уже нашли бы, и пику в бок, без всякого базара… В общем, время у меня ещё есть. Срочно надо бабки раскручивать. Потом-то, с деньгами, ищи-свищи по белу свету! А может сразу слинять? Сесть в поезд и рвануть подальше, считать полустанок за полустанком, и выйти неожиданно, там, где понравится… Нет, нельзя, за вокзалами следят наверняка и в поезде его обнаружить легче лёгкого, и к тому же, что он будет делать в чужом, незнакомом городе? Куда пойдёт? Менты ещё привяжутся, прописка не местная, а порядки везде разные… Нет, пока здесь пошерстить придётся, а лыжи смазать всегда успею… Главное – светиться поменьше, и лучше всего найти кого-нибудь, подставного, за кем спрятаться можно… Жаль, Витёк не сгодился… да ладно, всё в моих руках, разберёмся…».

Семён приободрился, покурил, погладил подбежавшего к нему, чёрного, как смола, бродячего щенка, и тихо сказав ему: – Осторожней надо быть, пёсик… Осторожней… – пошёл к ближайшему магазинчику.

Опаска осталась, конечно, по сторонам Семён стал поглядывать осмысленней, с прицелом, чтоб врасплох не застали. Ничего, и не в такие передряги попадал, а ведь целёхонек пока.

Первая задача – денег поднакопить, значит надо стольник в оборот пускать, не стесняться, но и побаиваться тоже следует, по городу болтаясь…

Покупать Семёну нравилось, благо было где, только не ленись. Спасибо дедушке Борису Николаевичу, в стране – капитализм. Товару – навалом, на каждом шагу – магазины, ларьки, базарчики, просто торговцы-одиночки.

Вон, на углу, бабка с ведром семечек сидит, нахохлилась, давай бабуля, сыпь пять стаканов в свёрнутую кульком газету! Ты гляди, как обрадовалась старая, невдомёк ей, что семечки она Семёну просто так отдаёт, да ещё за это и сдачей приплачивает.

Повеселел Семён.

Кондитерский ларёк – двести граммов леденцов и маленькая пачечка вафель, уже в кармане полтинник с мелочью прибавился.

Газетный киоск – две зажигалки, – ещё восемьдесят.

В универсам зайдя, взял Семён полторашку пива (за это ему шестьдесят рубликов отвалили!), вышел на солнечную улицу.

Весна! Хорошо! Играет в груди, одному ему слышный оркестр, в такт музыке Семён шагает, раз-два, раз-два, чемоданчиком помахивает. Позабыл Семён про страхи-ужасы свои недавние…

Завернув в первый же дворик, открутил пробку, сделал несколько жадных глотков. По-барски поморщившись, поставил бутылку под куст (найдутся желающие, подберут), вытер руки новым носовым платком, деловито поспешил дальше.

Пирожное – в урну, семьдесят рублей – в карман. Колода карт – в урну, восемьдесят – в карман. Так… зубная щётка, паста мятная – это пригодится, это в чемоданчик. Заодно, пока он открыт – деньги в него переложить – особенно мелочь, чтоб карманы не оттягивала.

Иногда, получалось просто, без покупок, сторублёвку заветную менять – «Пожалуйста, хоть по полтиннику, очень надо!».

Совал деньги в карманы, отходил, улыбаясь. Знал, что сейчас, через минуту-другую, появится она вновь, зашуршит приятно, потрётся довольно об руку.

Пообедал Семён горячим чебуреком, «Пепси-колой» запил, разбогатев при этом, ещё на четыре десятки.

Умаявшись, присел отдохнуть на невысокий парапет подземного перехода, закурил, стал не спеша за прохожими наблюдать.

Странно – рабочий день в разгаре, а город забит народом. Все куда-то бегут, мобильники у каждого второго, лица озабоченные, ну это понятно, сейчас деньги – главный пункт программы.

На заводе, нынче, пахать не модно, да и что там заработаешь, на заводе этом? Повкалываешь в две смены, пару-тройку суббот прихватишь, в конце месяца мастер наряды закроет, станет табелем трясти. Аванс, две тысячи, брал? Конечно, как же без аванса… Подоходный, пенсионный, профсоюзный… В буфете, под запись одалживался? Было дело… У Кольки двойня родилась, на подарок сдавали за тебя? Сдавали… Ну и не мычи, получай червонец в зубы и чеши отсюда. Это – в лучшем случае, если простоев нет.

Червонец… А жизнь дорожает…

Дома жена сидит, нервничает, на бумажке столбиком высчитывает, как этот червонец да её пять штук поделить, чтобы за квартиру, свет, газ, телевизор – заплатить, не забыть про взятый в кредит холодильник, дочке-школьнице обновку справить, на хлеб насущный оставить, да ещё на всякий пожарный случай отложить.

А уж, случаев этих пожарных… То колготки порвутся, то каблук на сапоге сломается, то муженёк, под футбол по телевизору, пивка захочет. А – транспорт, а – сигареты, а к родне сходить… Ещё, кошке, сволочи такой, только «Вискас» подавай, борщ она не жрёт, видите ли. А что поделать, – всеобщая любимица… Морока!

Семён сидел, насмешливо взирая на сновавший людской муравейник. Нет, у него всё по-другому будет. Он ещё не знал точно – как, но твёрдо решил – по-другому. Красиво будет, богато…

Забудет он свою прежнюю жизнь, как дурной сон забывают – была и сгинула… Забудет сиротство горемычное, ложки-кружки казённые, пьянство да ползанье по помойкам…

Что-то неясное поначалу забрезжило в мыслях, разошлось как занавес театральный в стороны, и увидал Семён чётко, как наяву: бирюзовое спокойное море, невдалеке остров с пальмами, какими их в мультфильмах рисуют, а рядышком – яхта.

Такую красавицу Семён недавно, в толстом журнале, на фотографии видел. Ослепительно белая, двух… нет, роскошная трехпалубная яхта, мечта любого нормального миллионера, и его, Семёна, в том числе.

Семён стоит на мостике… нет, полулежит в кресле раскладном, и чаек кормит, крошит им батон хлеба.

И тут, девушка, вроде той, что в парикмахерской была, только без халатика, в малюсеньком купальнике, подходит, бёдрами покачивая, с подносом. А на подносе… Водка русская… вино сладкое, заграничное… маслины испанские… лимон нарезанный, сахаром обсыпанный, и огурцы солёные, бочковые. Так Семён захотел, чтобы огурцы обязательно были.

И говорит ему та девушка:

– Подвинься, слышишь! Ты чё, парень, заснул, что ли?

Семён очнулся от сладких грёз, непонимающим взглядом посмотрел направо. Толстая тётка, в ярко-жёлтой куртке, тяжело дыша, пихала его в бок бумажным пакетом, повторяя как заезженная старая пластинка:

– Подвинься, слышишь! Заснул, что ли? Подвинься…

Семён встал, смерил тётку презрительным взглядом. Жёлтая тётка, ни на миг не смутившись, принялась осваиваться на отвоёванном пространстве. Два огромных сумаря, пакеты – большие, маленькие, только что в зубах она ничего не держала.

– Деревня… – процедил Семён сквозь зубы. – Закупаться приехала? Сельпо твоё, давно развалилось, а? Самогонщица херова! – почему-то вырвалось у него.

Тётка обомлела, открыла рот, но парня уже не было рядом.

Семён шёл, злясь на тётку, но ещё больше на самого себя.

«Да… припечатал, так припечатал. Вот идиот же… причём здесь самогонка? – мысленно спросил он, и мысленно же себе ответил: – Нет, правильно! Все они там, в селе… Парники, теплицы, цветочки-помидорчики, самогонкой мужиков спаивают… Деньги – дурные, валом прут, потом приезжает такая вот… тётя, и начинает в бок пихать. Ты смотри… Подвинься! Скажи спасибо, что народу вокруг много было, а то б я так тебе подвинулся, места не хватило бы…»

Тут Семён сбился с шага, провёл рукой по лицу.

«Что это я, в самом деле? Чего взбеленился? Ну, приехала тётка в город, значит надо родню одеть, обуть. Соседи, небось, списочек подкинули, того-сего, и всё за один день купить надо, успеть до последней электрички. Наверняка, к тому же – в каком-нибудь совхозе всю жизнь отпахала, руки красные, натруженные»

Стыдно Семёну стало, но не возвращаться же, мол, извини тётенька, нескладно вышло… Покачал он головой, рукой махнул – ладно, проехали. Нервишки подводят, и не мудрено, столько на него за последние дни навалилось.

У зоомагазина Семён остановился надолго. Даже рот приоткрыл, до того интересно стало – никогда такого не видел. Прямо в витрине – аквариумы большие. Рыбки в них плавают – загляденье! И синие, и красные, и разных других расцветок.

На самом верху, лягушонка к стеклу прилепилась. Махонькая. Сама жёлтая, как лимон, а глаза – изумрудно-зелёные. Красивая, стерва, что и говорить. Купить с десяток, запустить в ванну… ну и рыбок тоже, видно друг друга не обижают, мирно уживаются…

Семён засмеялся. Ерунда несусветная в голову лезет. Лягушки, рыбки… А всё почему? А потому, что настроение у него поднялось, опять со всем миром в ладах…

Рядом с входом, на складном стульчике, сидел слепой в чёрных очках, держал в крепко сжатом кулаке белый пластмассовый стаканчик, набитый, скатанными в тугие трубочки, бумажками. На руке его, на указательном пальце, кивал головой зелёный волнистый попугайчик, перебирал нетерпеливо озябшими лапками, приглашал желающих о судьбе своей будущей разузнать.

Семён на попугая посмотрел, подумал, зашёл в магазин. Долго задерживаться не стал (даже мохнатая морская свинка его внимания не привлекла), купил маленький пакетик птичьего корма, вышел, сунул его в свободную руку инвалида.

– Возьми, вечером насыплешь ему, кормильцу… – насмешливо сказал Семён, порылся в кармане и, кладя металлическую пятёрку на бумажки, вжатые в стаканчик, добавил: – А ну, птичка, погадай, что меня ждёт-то…

Попугай покосил глазом на монету, осторожно прикусив клювом, поднял. Слепой молниеносно сунул пакетик в карман, вырвал у попугая деньги, потёр в пальцах и слегка взмахнул стаканчиком. Попугай взъерошился и, хлопнув крыльями, нехотя вытянул туго свёрнутый рулончик.