Третья планета от солнца

«В такое утро приятно было бы с Малушей проснуться, – сидя на крепком, не чета печенежским степным лошадям, с длинной расчёсанной гривой, белом жеребце, Святослав наблюдал, как первые солнечные лучи осветили длинный строй пешей русской дружины, прикрытой овальными красными щитами, над которыми блестели на солнце острия копий на длинных древках. – Нашёл о чём думать перед битвой, – осудил себя, оглядев конницу по краям линии пешцев: с левой стороны, у Волги, печенежскую, с другого крыла – русскую, перевёл взгляд на линии хазар и нарядных всадников в блестящих доспехах на далёком, освещённом солнцем, зелёном холме. – Царь Иосиф, видимо, со своими вельможами», – предположил Святослав, и не ошибся.

На холме, в окружении свиты, гарцевал на беспокойном вороном коне хазарский царь: «Жеребец чувствует моё беспокойство и нервничает, – успокаивая, похлопал по холке коня. – Отчего я сегодня не уверен в войске? И воины, думаю, почувствовали мою растерянность и нерешительность, когда недавно объезжал их ряды. В них не было обычной веры в себя и готовности отдать жизнь за царя. Выглядели понуро, и даже обречённо, – мрачно вперил взгляд в русское воинство, пехоту и конницу. – А эти – бодры, уверены, готовы биться и побеждать. Лишь мои арсии спокойны и непоколебимы, – для восстановления душевного равновесия полюбовался суровыми воинами в броне и на рослых конях. – В них надежда на победу и опора в случае отступления, – ужаснулся пришедшей в голову крамольной мысли. – Только победа, – попытался взбодрить себя, подняв вверх руку, и тут же взревели медные трубы, отправляя хазарских воинов в бой.

Арсии, дружно выхватив сабли и подняв их, издали воинственный рык, приводящий, обычно, в трепет врагов.

Завизжав, по мнению русичей, бабами, опрокинувшими на себя горшок щей, натягивая тетивы луков и понукая лошадей, в бой ринулись кара-хазары.

«Псы кусать и лаять понеслись», – усмехнулся Святослав.

Согласно договорённости с ханом Курей, навстречу им, завывая, брызнули печенеги, заученными сызмальства движениями выхватывая одну за другой из колчанов стрелы и не целясь, посылали их в сторону врага.

До Святослава доносился посвист стрел, треск тетив, вопли воинов, конское ржанье, крики раненых – все те звуки, с которых начинался бой.

«Захлебнулись своим лаем, псы хазарские, – отметил князь, увидев, что кара-хазары врассыпную кинулись от печенегов, освобождая место белым хазарам, от которых уже шарахнулись печенеги. – Помощь пришла чёрным хазарам, забыл, как купец Окомир назвал тяжёлую вражескую конницу».

Выпустив стрелы, не нанёсшие особого урона пешей дружине и застрявшие в щитах, всадники приблизились к линии ратников и закружились перед двинувшимся на них строем, поражаемые копьями, выпущенными стрелами, а затем и мечами наскочившей сбоку конницы русичей, что бросил в бой сын Свенельда – Лют.

Хазарские всадники, воя на этот раз от ужаса, вырывались из сечи, уносясь подальше от русских копий и мечей.

Иосиф был вне себя от гнева, ощущая в глубине сердца зарождающийся предательский страх. Взмахом руки он отправил в бой пехоту, непобедимый «вечер потрясений», уже не веря, что им удастся разгромить русичей: «Но у меня ещё есть арсии», – постарался успокоить себя, настроив на воинственный лад.

Строй хазарской пехоты, как учили, встал на колено, прикрываясь щитами и выставив перед собой копья, основания коих прочно уперев в землю.

Шеренга красных щитов, ощетинившись копьями, приблизилась к ним.

Иосиф замер, затаив дыхание и наблюдая за действиями руссов.

Вот, направленные с двух сторон копья уткнулись остриями в щиты. Русские пешцы давили, хазарские пытались остановить надвигающуюся на них стену красных щитов с частоколом копий. И им это удавалось.

Сотня Медведя и варяги Свенельда остановились, не в силах продавить стену.

– Навались, ребятушки, – хрипел воевода Свенельд, но варяги не могли сдвинуть ощетинившуюся копьями живую крепкую изгородь.

«Действительно, вечер потрясений», – сжал до боли в руке рукоять меча Святослав, наблюдая за ходом битвы. Его боевая сотня тоже была в первой шеренге пеших дружинников, и, выбиваясь из сил, пыталась сдвинуть шеренгу врага.

Хазарская пехота стояла непробиваемой стеной, не уступая напору русичей.

Заревев, Медведь швырнул в сторону хазарских пешцев копьё, выхватил двуручный меч, и с рыком, согнувшись, со звериной ловкостью проскочил, срубив мечом древки направленных в него копий, к хазарской шеренге, легко снеся головы двум крепким воинам: «Нечего в меня копьями тыкать», – хищно ощерившись, ударил в живот третьего, и, оттолкнув труп ногой, высвободил двуручный меч, раскрутив его над головой и издав медвежий рёв, стал убивать и убивать, уже не понимая, кто он, но ощущая в себе неимоверную силу. Его руки будто срослись с мечом став одним целым, а меч, упиваясь кровью, запел торжественную песнь смерти, безжалостно разя врага и заставляя Медведя танцевать, делая то шаг вперёд, то назад, то бросаясь в стороны, то крутясь волчком вокруг своей оси и разя при этом врагов, нанося бесконечные удары и подпевая мечу рвущимся, помимо его воли, из груди, медвежьим рыком.

Он не видел, что за ним, руша стену противника, ворвались его вятичи, варяги и сотня князя. Задыхаясь от пляски, он рубил и рубил, подпевая мечу и исполняя с ним песнь смерти.

«Вечер потрясений», превратился в «день ужаса», подумал Святослав.

Хазары сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее стали отступать, вскоре обратившись в позорное бегство, а навстречу русичам, безжалостно рубя бегущую пехоту, по взмаху царской руки и под гулкий рёв боевых труб, мчался последний оплот Иосифа – конные арсии, которых арабы называли «знамя пророка», а хазары – «солнце кагана».

Сам богоносный каган, на смиренном белом коне, выехал из дворца, направившись воодушевлять воителей. Все, кто встречались на его пути: ремесленники, торговцы, беки, падали ниц, уткнув носы в землю.

Кортеж, миновав городские ворота, двинулся к хазарскому стану.

– Каган с нами! – арсии беспощадной лавиной врубились в пеший строй русичей, и всё закипело и закружилось.

Клубы поднятой пыли скрыли от Святослава картину боя.

– Ну, что ж, пора и нам косточки размять, как мозгуешь меченоша? – обратился он к Доброславу.

– Давно пора, княже, – обрадовался отрок. – Вон и волхвы со своими амулетами и дуделками к воинам двинулись.

– Ну, так подай щит, а сам меня держись. Вы тоже, – обернулся к Бажену с Клёном, и направил коня в сторону русской конницы воеводы Люта.

– Русичи, бой ждёт вас и победа, – поднял над головой меч Святослав.

Усталые от жары и жажды конные ратники взбодрились и ринулись в бой за своим князем. Монотонный гулкий топот тысяч копыт, ржание лошадей, завывание арсиев, выкрики русичей: «Слава Перуну», лязг сабель и мечей, и вот две лавины сшиблись, раздались звонкие удары копий в щиты и кольчуги, всё смешалось, наземь валились выбитые из сёдел русичи и хазары.

– Пер-р-ун! – выкрикнул Святослав и его меч, высекая искры, столкнулся с саблей арсия, а белый конь, поднявшись на дыбы, ударил копытами в синий щит и выбитый из седла хазарский конник свалился на степную траву, и тут же был затоптан конскими копытами в круговерти сечи.

Меч Святослава окрасился кровью, когда, пробив кольчугу, вошёл в грудь вопящего арсия: «Где же конница печенегов? – рубился с хазарами князь, – пора бы ударить на арсиев».

Печенежская конница под водительством хана Кури, огибая сражающихся русичей и хазар, рубя попадающихся на своём пути арсиев, намеревалась ударить по врагу с тыла, но, постепенно замедляя бег коней, печенеги останавливались в растерянности – в стрелище от них, спокойно стояла разнаряженная свита и каган, над которым, оберегая от солнца, держал цветастый зонт управитель дворца.

– Божественный каган, – впервые в жизни растерялся хан, с силой натянув узду и остановив коня.

Некоторые его воины стекали с сёдел и ложились, уткнувшись лбами в землю.

Торжествуя – с нами божественная сила кагана, арсии воодушевились, и стали теснить русичей, белые хазары строились, готовясь к повторной атаке, пешие хазарские воины из «ночи потрясений», словно проснувшись и опомнившись, яростно заработали мечами, разя гридей.

Вперёд, сквозь тесные ряды дружины, пробился волхв бога Велеса, что умел безбоязненно ходить по раскалённым углям костра, и, держа перед собой амулеты, отважно пошёл на врага, за ним бросился Велерад и остатки его сотни. Бой закипел с новой силой. Кривая сабля, сверкнув, разрубила шею волхва и он, роняя амулеты, упал на примятую траву. Дружинники растерялись, Велерад решительно бросился на помощь ведуну и схватился с тремя вражескими воинами.

Волхва, прикрывая щитами, окружили гриди, и бородатый варяг Молчун, из сотни Свенельда, что билась сегодня пешей, как пушинку подняв ведуна, понёс мимо расступающихся дружинников в безопасное место.

Горан и Богучар следом несли павшего на поле брани сотника Велерада.

А вокруг кипел бой, и удача переходила на сторону хазар.

«Да где же этот треклятый хан Куря со своими печенегами?» – изнемогая от жары и усталости, отбивался от воинов «солнца кагана» Святослав.

Божественный каган, полюбовавшись павшими ниц печенегами, продолжил шествие, направившись в их сторону, но выпущенная кем-то шальная стрела сразила держащего зонт управителя дворца. Каган склонился над ним и затем недоумённо поднял голову.

– Это не каган! – взвыл вельможа из свиты. – Где настоящий каган?

– Подменили! Кагана подменили, – поднимались с пожухлой травы и тёплой земли печенеги, а тот, кого считали каганом, задрав полы бухарского халата, во все лопатки стал удирать в сторону города, но пущенный пришедшими в себя печенегами рой стрел, пригвоздил его и половину потрясённой свиты к земле.

«Мразь, подлая мразь!» – в сопровождении сотни конных арсиев, минуя распахнутые городские ворота, влетел в Итиль царь Иосиф, направив коня в сторону дворца кагана.

Но «солнцеликого» там не нашёл.

«Бежал, бежал, собака. Жалкий пёс из рода Ашинов, – пинал трон, в сердцах сорвав висевший над ним балдахин. – А я ползал на животе перед этой мерзостью. Следовало раньше его придушить, – бушевал Иосиф. Несколько арсиев невозмутимо стояли рядом, ожидая команды – кого рубить. – Ну что ж, – неожиданно для себя успокоился царь. – На побережье готовы к отплытию несколько загруженных сундуками с золотом и драгоценностями судов, что должны уйти в Персию, куда дальновидно, заранее отправил любимую жену, детей и многие ценности, не веря в кагана и сегодняшнюю победу. И предчувствия не обманули. Только бы арсии задержали русичей, чтоб успел добраться до кораблей. В Персии стану богатым купцом. Сотня арсиев будет охранять меня, а придёт время, вновь вернусь в Итиль. Если не я, так мои сыновья. Первым делом прикажу соглядатаям найти бывшего кагана, думаю, он направился в милую его сердцу Палестину, и придушить там, как шелудивого пса».

В хазарском войске произошёл надлом – слух о предательстве кагана быстро распространился среди конников и пешцев. В их стане безысходно ревели трубы. Опустив сабли, они бросились на зов труб, став не воинами, а толпой.