Избранное. Том 2. Повести, детективы

Командир батальона, занимавший для своего штаба просторный дом, строго посмотрел на вошедших партизан и рукой пригласил сесть за стол.

– Я не буду терять время и задам один лишь вопрос: откуда у нас в отряде появляются фашистские листовки?

Голубев оживился:

– С воздуха гады сбрасывают.

– И я так думаю, – подхватил версию Петраков.

Командир батальона повертел листок в руках:

– Так-то оно так, но вот вопрос: слишком уж часто эти листовки прямо под ноги бойцам попадаются, и самолётов немецких вроде над нами столько не летает. Что вы думаете по этому поводу?

– Разрешите, товарищ командир? – Егор насупил брови.

– Давай, Алексеев, выкладывай свою версию.

– Я так думаю, что эти листовки кто-то специально под нос нам суёт. Я бы этого гада своими руками расстрелял.

– Я твои чувства понимаю, Егор, – командир положил листовку перед Петраковым на стол, – вот ты, Петраков, скажи, где ты хранил картошку в зимнее время, когда жил в деревне до войны? И сколько тебе колхоз выдавал зерна, и что ты с ним делал? Мне ещё задать тебе вопросов на колхозную тему или этих достаточно, чтобы ты нам правду о себе рассказал?

Петраков сжался, побледнел и ничего не ответил.

Командир батальона стукнул кулаком по столу.

– У тебя есть шанс остаться в живых, хотя, сам знаешь, у нас с такими как ты разговор короткий.

– Я всё скажу, – Петраков поднялся с места, – в отряде есть человек, которому я подчиняюсь. Он и снабжает меня листовками. А в мою задачу входило их распространение среди партизан, – предатель замолчал и напрягся в ожидании своей участи.

– Спасибо за бдительность, – Степан пожал руку Голубеву, – я забираю Петракова в свой отдел для дальнейшей с ним работы.

– Надеюсь, – командир батальона улыбнулся, – о нашей бдительности узнает весь отряд.

– В этом не сомневайтесь, – контрразведчик отдал честь.

– В таком случае все свободны, кроме Алексеева.

Когда бойцы вышли, командир похлопал в ладоши.

– А теперь о приятном. Пора твою «Тулу» испытать на прочность, а тебе какое-то время побыть артистом. Завтра перед отбоем командир разрешил устроить для бойцов отряда концерт силами гармонистов. У нас их вместе с тобой – трое. Твоя задача – согласовать со всеми репертуар.

– Я, конечно, не профессионал, – Егор выпятил грудь вперёд, – но с большим удовольствием выступлю на концерте и организую всё, как положено.

На следующий день, за два часа до наступления темноты, в одной из лесных котловин, где звук летит только вверх сквозь верхушки вековых деревьев, собрались партизаны, свободные от боевых заданий и дежурств.

Когда все, кто смог прийти, разместились вокруг импровизированной сцены, Алексеев и два его товарища вышли к зрителям и грянули «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…». После этого номера каждый гармонист выступил со своей программой. Алексеев, выслушав самодеятельных артистов, сразу же запел частушки:

Распроклятая Германия

Затеяла войну.

Взяли милого, хорошего —

Оставили одну!

Отчего же не приходится

С залеточкой гулять?

Двадцать третьего июня

Он уехал воевать.

Не виню я ягодиночку

И армию свою,

Виню я Гитлера поганого,

Проклятую войну

Ехал Гитлер на Москву

На машинах-таночках,

А оттуда, из Москвы —

На разбитых саночках.

У московских у ворот

Удивляется народ:

Немцы ходят в наступленье

Только задом наперед.

Ой, яблочко,

Да наливается.

Наша Русь на врага

Поднимается.

Ой, яблочко,

Растет, красуется.