Избранное. Том 2. Повести, детективы

– За такие выкрутасы я мог бы тебя под суд отдать, но я же не бессердечный дурак, – майор пожал руку парню, – служи, солдат, на славу нашей Родины и бей фашистов беспощадно.

Когда Егор уже выходил из кабинета, майор его окликнул:

– Подожди, вот адрес. У нас из твоей деревни на учёте стоит инвалид войны. Сейчас он живёт в городе, будет время, загляни к нему.

Алексеев, выйдя на улицу и прочитав адрес, решил навестить земляка, не откладывая визит на потом. Дом, указанный в адресе, Егор нашёл быстро. На крыльце небольшой, но ещё крепкой избы, сидел мужчина, который рубанком строгал доску. Разведчик поздоровался и махнул листком.

– Тут в военкомате мне дали эти координаты, ты что ли из моей деревни?

Мужчина с давно небритым лицом повернулся к гостю и улыбнулся так, как будто чего-то стыдился.

– Ну, здравствуй, Егор.

– Петя?! – изумленно воскликнул Егор.

Пётр потянулся за костылями. Егор, увидев, что у земляка нет ноги, замахал руками.

– Не вставай. Мы так поговорим. Давай сначала закурим.

Парни скрутили самокрутки, прикурили и, сделав по глубокой затяжке, посмотрели друг другу в глаза.

– Кого-кого, а тебя, Егор, я хотел увидеть в первую очередь.

– Расскажи, как всё было, – Алексеев сделал две затяжки подряд.

– Спасибо тебе, что тогда не порешили меня. Ну, а потом была штрафрота. В первый же день я попал на передовую отбивать атаку фашистских танков, – Пётр сделал упор на слове «фашистских», – если честно сказать, шёл на смерть. Когда передо мной в метрах ста появился немецкий танк, я встал и пошёл. В нужный момент бросил в башню танка бутылку с зажигательной смесью. Я увидел, как танк загорелся, а потом раздался взрыв от снаряда, выпущенного другим танком. Меня отбросило в канаву. Я тогда успел подумать: вот она какая моя смерть, и жаль, что её не видит Алексеев. После этого я потерял сознание, но через некоторое время оно вернулось с мыслями о том, что кому нужен раненый штрафник и кто его такого будет спасать. Но, как видишь, спасли. Зашили ногу, простили и отправили домой. В деревню было стыдно возвращаться, остался в городе, где одна сердобольная старушка меня приютила. А потом объявилась Настя, она меня увидела без ноги в магазине. К тому времени Настя уже жила в городе. Мы сошлись. Вот теперь живём здесь в доме её родной тёти.

Егор посмотрел на Петю потеплевшим взглядом.

– И с одной ногой живут. Главное, что ты человеком остался, и теперь смело можешь людям смотреть в глаза.

В это время входная дверь дома открылась, и на крыльцо вышла Настя, которая выставила вперёд выпуклый живот, извещающий весь мир о зарождающейся в нём жизни. Егор помахал ей рукой и подумал: Настя всё-таки забеременела, дав согласие на это Петру. Девушка в ответ улыбнулась и сложила руки на животе.

– Вот как в жизни получается. Мы с Петей счастливы.

Егор поднялся на одну ступеньку крыльца.

– Я тоже счастлив, потому что теперь у меня есть тот, кто будет меня дожидаться с войны. Её зовут Шура. Она из наших мест, из-за реки.

– Накрывай на стол, – Пётр нежно улыбнулся жене, – и бутылку не забудь поставить, – инвалид с помощью костылей встал на одну ногу и с надеждой в глазах посмотрел на земляка, – пообедаешь с нами?

– С большим удовольствием.

Некоторое время спустя, провожая Егора, Пётр, стоя на крыльце и упираясь в костыли, пытался разгадать мысли в глазах земляка.

– Ты же веришь, что я не такой, как Смирнов. Я ведь в полицаях пробыл всего два месяца и, увидев, что там творится, запил. И та девочка попалась мне под пьяную руку. В первые дни пребывания мне вообще хотелось всех гадов перестрелять и уйти в партизаны, да видать духу не хватило, да и самогонка мешала. Спасибо тебе ещё раз. В штрафроте я понял, что значит для меня Родина, и я осознанно шёл за неё умирать. Даже с какой-то радостью, очищаясь от своих тяжких грехов.

Егор, пожимая на прощание руку земляку, улыбнулся.

– Живите счастливо, рожайте детей, Родина тебя простила, и я тоже тебя простил.

Алексеев, удаляясь от дома Петра, думал: прощение его земляк заслужил, но в душах у обоих, очевидно, остались чёрные пятна, которые будут им напоминать о когда-то совершённом предательстве одним из них. Егор обернулся и увидел стоящего на середине дороги калеку, который опирался на костыли. Пётр, радуясь, что Егор обернулся, замахал костылём и, не удержавшись на одной ноге, завалился на бок. К нему тут же подбежала Настя, которая помогла мужу подняться. Они ещё долго стояли, обнявшись, на дороге. А Егор шёл вперёд и периодически оглядывался и оглядывался, и махал им рукой, думая: Пётр и Настя счастливы, и они с Шурой тоже будут счастливы.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Чтобы добраться до места назначения, Алексееву предстояло пройти через всю Белоруссию и часть Польши. В начале пути, проезжая памятные места своих походов по тылам врага, где теперь полным ходом восстанавливалась мирная жизнь, Егор вспоминал боевые и разведывательные рейды, вспоминал он и своих боевых товарищей, друзей, вспомнил и замечательного своего друга Голубева Кузьму Трофимовича, который в опасных ситуациях прикрывал его собой и который однажды блестяще вывел диверсанта на чистую воду. Алексеев ехал по освобождённым территориям и радовался тому, что он тоже внёс посильный вклад в борьбу с захватчиками в доказательство истины, что его великая страна непобедима. Егор, не вдаваясь в философские, логические и другие понятия истины, всем своим нутром понимал, что его великая держава с великим народом никогда не будет повержена и поставлена на колени. И истиной для Егора была берёза, растущая возле его дома, которую он мог свободно видеть и обнимать каждый день, наслаждаясь её видом. Но эту истину в виде берёзы враги хотели опровергнуть. Егор, мужая и становясь мудрее, понимал, что истину о непобедимости своей страны периодически надо доказывать, поскольку, оказывается, находятся люди, которые, веря своим маниакальным лидерам, каким, например, является Гитлер, начинают сомневаться в несокрушимости его великой державы. Егору по духу было ближе слово «правда». И молодой парень хорошо разбирался, где – правда, а где – ложь. Теперь, добираясь до своей части, которая находилась уже в другой стране, он радовался тому, что едет по освобождённой родной земле и тому, что верил в её освобождение. Егор радовался тому, что его вера стала правдой, то есть истиной, и это придавало ему новые силы, которые он отдаст полностью для окончательной победы над врагом. Егору хотелось верить в то, что мир наконец-то убедится, что Советская страна непобедима, и с ней лучше дружить, чем воевать. Это и есть правда. Егор, закалившись в боях и познав близкое дыхание смерти, стал верить и в другую истину в лице Бога, которая противостояла силам сатаны и зла. Но Егор ещё не знал, что и фашисты тоже стали убеждаться в истине непобедимости его Родины. Об этом свидетельствовало, например, письмо гитлеровского солдата, который писал: «Мы надеялись, что до Рождества вернёмся в Германию, что Сталинград в наших руках. Какое великое заблуждение! Этот город превратил нас в толпу бесчувственных мертвецов! Сталинград – это ад. Русские не похожи на людей, они сделаны из железа, они не знают усталости, не ведают страха. Матросы на лютом морозе идут в атаку в тельняшках! Физически и духовно один русский солдат сильнее целой нашей роты».