Кто подставил Ратмира Котрандашева

Отыскав бумажник в куртке, висевшей на кухне, откинув несколько листков, наконец отыскала то, зачем пришла, обрадовалась. Элла плавно подошла к телефону, наигрывающему одну из современных мелодий.

– Алло, – пропела она в трубку, словно не проснувшись, отдернулась от громкого голоса. – Наташка?! Да не кричи так, говори, что случилось… Нет. Нет. Да не было у нас никаких ключей. Ладно, я тебе перезвоню, а что случилось-то? Ого, я даже и не думала об этом. Нет, сейчас не могу, у меня сессия, и я с мамой собираюсь в Турцию. А? – сказала она, будто в нос. – Нее, я вообще не хочу туда возвращаться, ну ты понимаешь? Там такое случилось… Фрр. Так… А? Да нее, я с ним даже не разговаривала… А? Сидит… А? Не знаю… Ага, ну пока, ладно. Чао-какао. Пока.

На крыльце послышался топот ног. Это Геннадий Петрович, отец Наташи, вернулся из дровяника, нарубив несколько поленьев для растопки плиты.

– Наталья, – по-видимому, он уже знал, что его дочь находится дома, старался как можно строже говорить, но не повышая голоса, – я тебя просил, чтобы ты не ходила туда, это плохое место.

– Но, пап, отчего же оно такое плохое, – дочь не отступала, – ты видел хоть раз, чтобы там когда-нибудь птицы дохли или коты?

– Коты не могут помереть сразу, у них на это семь жизней.

Геннадий Петрович появился на пороге. Он был в безрукавке и напоминал купца конца монархического строя. Короткие кирзовые сапоги отдавали бряканьем вделанных туда подшипников. Наташа никак не могла понять, зачем они там, но спросить все не позволяло время, то она забудет задать вопрос, то не желала говорить на эту тему, так как представлялись дела важней. Сейчас предстоял именно тот момент, когда можно сменить тему и увести отца в другое направление. Они оба улыбнулись друг другу, бросив нежный взгляд, показывая, что не сердится, мотнув головой, Геннадий Петрович сразу понял, как легко провела его дочь, сменив серьезный разговор. Аккуратно положил дрова под дверцей плиты.

– Дочка, ты не понимаешь всей истории этого дома.

Его прервала вошедшая в комнату Полина, заставив Наталью еще задержаться на некоторое время, ей не терпелось покинуть навязчивых родителей, но, решив их не огорчать, бросила в большую чашку отца пакетик чая и подставила ее под носик самовара, открыла миниатюрный кран. Тонкая струя кипятка попала прямо на пакетик. Геннадий Петрович, затопив печку, снял сапоги, принялся искать тапки с шерстяным верхом. Спустя минуты три, почувствовав, что все успокоилось, Наталья спокойно вышла на улицу. Но остановилась на оклик матери.

– Наташенька, ты куда?

– Мама, все будет хорошо. Я скоро приду, погода, смотри, какая теплая, погуляю немного и приду, – ей не хотелось лгать, но иначе ее не отпустят к соседскому дому.

Полина, приняв на веру сказанное дочерью, успокоилась, но решила проконтролировать ее другими вопросами.

– Ты что, с Федорчуком пойдете гулять, наверное? – спросила она, развернувшись у входа в квартиру, впервые назвав правильно фамилию приятеля ее дочери.

– Да нее, мама, что ты… что ты мне приписываешь этого Федорчука, вон пускай с ним Федулова разбирается!

– Ладно, ладно, долго не задерживайся, – Полина Михайловна встряхнула медный таз, чтоб удобней ухватить его. Она собирала вчерашнее выстиранное белье во дворе, и оно тянуло книзу.

– К ужину приду.

В этот момент в дверях появился отец. Надев громкие из-за подшипников сапоги, собирался выносить мусор.

– Куда? – спросил отец, заметив прикрывающую калитку дочь. Настороженный, он переводил взгляд то на Наташу, то на свою жену, в голове которой возникло первое, что машинально пришло на ум.

– Да вон! Наверное, опять в тот чертов огород. Не лазайте там, доченька… – не зная,

в чем запрет, женщина повернула голову на мужа. – Я видела, ходили, наверное, к Филипповне с этим адвокатом… что-то выспрашивать.

Женщина, видимо, хотела добавить что-нибудь к своей реплике, но не успела.

– Наташенька! – мужчина, забыв, что он с помойным ведром, стал быстро спускаться с лестницы, направляясь к дочери. – Не ходите туда, ну ладно там у них, у прокуратуры, свои проблемы, ты только туда не суйся, я прошу тебя, – настойчиво сказал отец Наташи. Поставив на траву красное пластмассовое ведро, он, спеша, подошел к дочери. Пройдя сквозь незакрытую калитку, по-отечески обнял за плечи Наташу. Глядя в ее глаза, Геннадий Петрович старался всем своим желанием объяснить всю серьезность дела.

– Говорю тебе, Наташенька, здесь тебе нет шуток, это проклятое место.

Стараясь разубедить ее в своих действиях, он, не отрывая взгляда от нее, тяжело вздохнул, наконец решая сказать всю правду, но, боясь, что его собственная дочь может лишь посмеяться над ним и решить, что ее отец выжил из ума. Но иного выхода он не видел.

– Вчера вечером, когда вы с подружками гуляли где-то, я вышел во двор и случайно обратил внимание на дом Панкратовых, – Геннадий Петрович снова тяжело вздохнул, не решаясь продолжать, так как начало рассказа уже показалось ему подозрительным для нормального человека.

Он отнял от дочери руки, ждал, когда Наталья сама захочет узнать об окончании его истории, не выдержав и доли минуты, хотел развернуться.

– Ну, так че, папаня? Че там? Ты увидел там злобного мертвеца, разгуливающего по дому? – не без иронии спросила Наташа.

– Не знаю, Наташенька, – он понимал, что сказал лишнее, но глаза дочери заставляли продолжать рассказ, он повернулся к ней лицом, – конечно, это выглядит странным, но я… точно видел там…

– Ну?

– Там, внутри, свет, наверное, ночника, но он, понимаешь, явно отражал силуэт человека, который ходил по комнатам и все время почему-то осматривался. Потом я, конечно, подумал, что там кто-то поселился, я мог не заметить, может, в этот день приехал кто-нибудь из родственников…

– Папа!

У Наташи не было желания долго слушать отца, она быстро теряла терпение. И хотела скорей скрыться за маленьким домиком, где хранились овощи и другие вещи, банки с вареньем из крыжовника, диких яблок, черемухи и других ягод, маринованные помидоры и огурцы, сушился шиповник и грибы.

Солнце на небе припекало еще больше. Синее небо, казалось, очищалось от нависших с утра и невидимых под завесой утреннего тумана облаков. Лучи ниспадали прямо на жесткие волосы девушки, она сняла джинсовую курточку. Геннадий Петрович немного зажмурил левый глаз.

– …Я решил пройти туда, подойдя к двери, уже начиная чуять, что здесь творится что-то неладное, в общем, мои подозрения, к сожалению, подтвердились. Прибитые двумя гвоздями двери оставались на месте. Точь-в-точь, как и раньше, их шляпки, забитые грязью, даже не были затронуты.

Наташа, казалось, сейчас окончательно потеряет терпение. Он словно предугадал слова, которыми его дочь захочет сейчас ему возразить.

– Конечно, дочка, я обошел весь дом, протоптал, осторожно ступая весь огород, – ничего. Никаких намеков на следы или тайный лаз. Пусто, – он развел руками с глупым выражением лица, стараясь хоть этим отвести от себя подозрение на паранойю, – земля целая, как ничего год назад не было сажено, так ничего и не взращено этим, – проговорил он скороговоркой.

Наташа, собственно, так и предполагала. По ее небольшим наблюдениям сейчас складывалась довольно-таки понятная картина подозрений. За странным домом всегда был глаз да глаз, гуляя в своем дворе или выбегая к причалу, где обычно стирали белье, им приходилось ненароком видеть место происшествия. За последние три года, по крайней мере, проводимые здесь, на даче, в стороне от городской суеты, возле дома потерпевшего дяди Валеры, так называли его местные ребята, она не замечала пенья ни одной птицы, даже не забегала на некоторое время чья-либо беглая собака – ни одно животное.

Наташа припомнила случай, как однажды вездесущий беспризорник колли Василий появился у проема открытой калитки этого двора, в то время как Валера с племянницей Эллой Березой и ее матерью готовили в шашлычнице шашлыки. Запах настолько разнесся по округе, что приманил добродушного пса неведомо откуда. Клавдия Захаровна, тетя Клава, сестра хозяина дачного дома, бросила недожаренный кусок собаке. Тому сделать три шажка – и лакомая еда окажется в его глотке. Василий же, напротив, вместо привычного дружелюбного виляния хвостом в знак благодарности, лишь оскалился на находящихся за забором людей и направился в обход по склону, перебирая лапами вдоль речки по другую сторону от семьи Панкратовых.

Время шло, облака, казалось, ожившие на небе, словно теряли свое настроение и вот-вот, набухнув темной синевой, сейчас хлынут проливными слезами от нелепой обиды. Наташа заметила перемену погоды.

– Но, папа, что ты хочешь мне сказать, что там находятся настоящие призраки?

– Не знаю, дочка, – Геннадию Петровичу и самому уже не нравился весь этот разговор о том, чего он и сам не знал, – одно тебе скажу: держись подальше от этих мест.

Он развернулся, не желая больше говорить о неприятной истории или о том, что касается мистики, к тому же получалось, что он ее распространитель. Но что бы в том доме ни происходило, как отец своей дочери Геннадий Петрович все же волновался за Наташу. Не желая больше продолжать считавшийся понятным лишь для безумных разговор и подобрав красное ведерко, мужчина направился в противоположную часть сада.

– Ну ладно, а как же адвокат, или кто он, детектив?

– А что адвокат? – спросил мужчина, обернувшись.

– Ну… как? Он остался там… – она мотнула головой в сторону ближайшего дома. – Мы договорились встретиться уже, наверное, пятнадцать минут назад. Я заходила искать Елкин телефон.

Мужчина, чье заросшее лицо напоминало лик последнего российского царя, словно его ужалила оса, бросив внезапно свою ношу, едва не задев Наташу, выскочил за огражденье. Ведро упало на землю, из него высыпался легкий мусор.

– Ты куда?

Геннадий Петрович, отреагировав на голос дочери, понял, что поступает неправильно. Не объяснив причину своего поведения, ринулся, будто в его уме случилось помешательство.

– Спасать твоего друга… – многозначительно сказал он.

Девушка, не понимая, что происходит с ее отцом, все же поспешила за ним.