Недостающее звено

Я не возражал бриться по-настоящему. Она принялась за дело, предварительно нажав кнопку магнитофона. «Апачей» там уже не было, там были «Самоцветы» со своим хитом «Вся жизнь впереди». Из этого кресла я встал постриженным, побритым и, освеженный легендой нашего взрослого населения – «Шипром», спустился к дороге.

У пивбара на ящике сидел мужик, он был серый и какой-то неприметный, и явно пыльный, и, конечно, страдающий. Рядом с ним стояло ведро с грибами, и я был явно его последней надеждой. Вот так я за рубль купил грибы вместе с ведром. Я с детства знал, как правильно распорядиться этими дарами. Бабушка меня хорошо тому обучила. Уже у бараков меня догнал мотоцикл. У участкового в люльке сидела его очень полная сожительница, которая была совершенно пьяная и орала всякие непотребности. У барака он ее начал выгружать, но у него это плохо получалось. Она явно не понимала, что от нее хотят. Поднимала каждый раз зад и роняла его обратно в люльку, от чего мотоцикл пытался завалиться на бок. Я не стал дожидаться, чем это все кончится, и пошел до своей калитки. Сегодня я задумал сам приготовить наше любимое кушанье позднего лета и ранней осени. Грибы чистились плохо, были уже чуть подсохшие, и отходов набежало половину, но нам с мамой очень даже хватит. Очистки отнес курочкам, из щели на меня смотрел мордатый Секретарь, и я ему кинул кусок сыроежки. И он вместе с ним исчез в своих тайных лабиринтах. Но куры были страшно довольны, это было видно по тому, как они важничали и скребли когтями пол. Грибы в кастрюльке немного покипели, я их откинул через дуршлаг и промыл. Пошел на улицу, в огороде накопал картошки, помыв ее красные клубни, поставил вариться на плиту. Потом в нашу чугунную сковородку налил маслице, вывалил грибов и стал жарить вместе с луком и морковочкой с нашего огорода. Я подумал, что уеду и оставлю все это, то, что меня радует, и то, что я люблю. Но дело, мне предназначенное, стоило того. Я готовил и готовкой наслаждался не меньше, чем когда сел кушать. А по телевизору показывали панорамные снимки, которые сделала «Венера-9» на другой планете.

Утром я вкусно покормил маму и сам чуть подъел, и оставшийся день пребывания я провел только с ней. Она получила награду за переработку – день отгула по причине, что сын пришел на побывку. Вот и образовался совместный день.

Но пятница пришла, и мы утром с ней попрощались у калитки. Она опять плакала, а я пошел собираться в дальнюю дорогу. Час еще я протолкался дома, а потом в форме и с бравым видом выдвинулся в утренний туман, который был практически такой, что надо было двигаться на ощупь. Я шел в этой белой пелене, и мне все время мерещилось, что впереди меня семенит фигурка в черном. Она все время уплывала от меня, вроде как вела куда-то, а может даже и звала.

Автобус приполз вовремя, он был влажный от тумана и ехал с зажженными фарами, народу было всего лишь пять человек. В такой сезон улетали мало, много прилетали к первому сентября. Вообще-то сегодня день города, самый трудный день в году у «нашенских». Весь порядок и вся людская нравственность будут на их ответственности.

Сколько нас приехало, столько и зарегистрировались на рейс. Ждать было больше некого, и самолет нацелили на ранний вылет. Пилоты бы в такую погоду вообще не полетели, но тут пилотов не было. Наш «слоник» вели летчики, а им любые трудности были не помехой. Самолет затоптался по бетонке и взлетел в полной пелене, которая с подъемом стала еще и темнеть, а я думал о той маленькой фигурке, я ведь ее видел, но никак не мог вспомнить лица, оно как-то не всплывало в памяти, растворяясь в ней, как в тумане.

Пройдут годы, я буду сидеть в библиотеке и готовиться к семинару по медиевистике – разделу исторической науки, изучающей европейское Средневековье. Так вот, у французского историка Жака Ле Гоффа при описании утра 15 июля 1099 года, когда под пение священных псалмов тысячи крестоносцев устремились к стенам Иерусалима, было написано, что какая-то маленькая женщина в черной одежде бежала впереди воинства. Когда я это прочитал, вдруг понял, что я знаю эту женщину и даже говорил с ней. Пройдет еще очень много лет, и наступит новое тысячелетие. В день, когда я буду спускаться по лестнице из самого твердого на земле камня – гранита, который здесь был истерт до бугров и ям локтями и коленями ищущих утешения людей, меня у плиты Миропомазания встретит эта вечная женщина и, взяв за руку, поведет к месту воскрешения Иисуса Христа – нашего лекаря и целителя.